справочной книге не фигурируют, но я знаю адрес и номер телефона.
– Это хорошо.
– Еще бы. Живут одни, детей нет, прислуга приходящая.
– Заманчивая идея!
– Я тоже так думаю. Похоже, самая работа для нашего «динамичного дуэта».
– Верно мыслишь, – сказал я. – Придется тебе поставить.
– Давно пора!
Глава 2
Самовольное вторжение в чужое жилище наименее подозрительно, если оно производится под теплыми, ласковыми лучами солнца. Появись вы после наступления темноты, любопытные соседи кинутся к телефону, чтобы набрать спасительный номер – 911. При свете же дня они примут вас за слесаря, который наконец-то явился починить подтекающий кран. Дайте мне канцелярский блокнот или сумку с инструментами и пустите на дело в промежутке между полуднем и четырьмя часами дня, и вы увидите, как самый стойкий борец с преступностью предупредительно откроет для меня дверь и пожелает на прощание всего хорошего. При прочих равных условиях самое удобное время для ограбления в жилом доме – именно середина дня.
Однако где вы видели в реальной жизни равные условия? Как ни крути, под покровом темноты вор-взломщик чувствует себя куда увереннее хозяина дома. И где это видано, чтобы человек, имеющий пусть скромный, зато законный бизнес, вдруг ни с того ни с сего закрыл посреди дня свою лавку. Да и планы самих Колкэннонов говорили в пользу ночного визита. Мы знали, что ночью их не будет дома, и что вместе с солнцем уйдут со двора и слесарь, и уборщица, если они там были.
Солнце уже давно ушло со двора и скрылось где-то за холмами Нью-Джерси, когда мы вышли из «Бродяжьего клуба» и спустились в подземку. Несколько остановок, и мы – в одном квартале от моего дома на углу Семьдесят первой и авеню Западной стороны. Дома я скинул свитер и джинсы, которые я ношу в магазине, и надел брюки, галстук и пиджак. После этого положил в карманы все, что могло пригодиться, и еще кое-что в свой роскошный дипломат. Потом достал маникюрные ножницы и вырезал ладони на паре новых резиновых перчаток'. В таких перчатках не оставляешь отпечатков пальцев, а без вырезов кажется, будто сунул руки в парилку. С потными ладонями не пойдешь на свидание, а на ограбление и подавно. Конечно, всегда есть опасность оставить где-нибудь отпечаток ладошки, но волков бояться – в лес не ходить.
Мы уже собирались выходить, когда я вспомнил, что надо переобуться. В обычные дни я ношу дешевенькие мокасины. Во-первых, они удобны, во-вторых, напоминают о временах молодости. Сейчас же я надел кроссовки «пума». Я, естественно, не собирался бегать, но, с другой стороны, разве угадаешь, что готовит человеку грядущий день? В этих самых «пумах» с их резиновой подошвой и упругим подъемом я мог передвигаться бесшумно, ну как пантера.
Каролин живет на Арбор-Корт, одной из тех затерявшихся в западных дебрях Гринвич-Виллидж, в просторечье – Деревне, улочек, которые запроектировал некто, налегавший на более крепкие напитки; нежели перье. До недавнего времени она жила с одной женщиной по имени Рэнди Мессинджер, но в начале февраля, после крупных, длительных ссор и стычек, Рэнди перебралась к себе на улицу Мортон. Сейчас был май, даже конец мая, и с каждым днем солнце все позже уходило со двора, но вакансия все не заполнялась. «У Паулы» и в «Герцогине» Каролин иногда заводила потрясающее знакомство, но настоящая любовь не вспыхивала, и она, судя по всему, не торопила события.
Каролин поставила на плиту кофе, приготовила салат и разогрела два куска, оставшиеся от вчерашнего французского пирога. Аппетита особого у нас не было, зато кофе мы напились вдоволь. Коты тоже вылизали свою миску и начали тереться об ноги, выпрашивая недоеденный пирог, и быстренько его доели. После чего Уби, красивый русский голубой кот, устроился у меня на коленях и принялся мурлыкать, а Арчи, его бирманский приятель, начал ходить по комнате, время от времени потягиваясь и демонстрируя свои мускулы.
Около восьми зазвонил телефон. Каролин взяла трубку и пустилась в бесконечный женский треп о том о сем, а больше ни о чем. Я открыл какой-то дешевый роман, но слова скользили мимо моего сознания. С равным успехом я мог бы читать телефонную книгу.
Когда Каролин повесила наконец трубку, я действительно взял телефонную книгу, нашел нужные мне данные и набрал номер. Абель Крау отозвался на четвертый гудок.
– Это Берни, – сказал я. – Похоже, мне попалась книжонка, которая может тебя заинтересовать. Ты сегодня дома?
– Никаких планов на вечер.
– Может быть, я заскочу между одиннадцатью и двенадцатью?
– Прекрасно! Я теперь поздно ложусь, – ответил Абель Крау. По телефону его акцент уроженца Центральной Европы слышался явственнее, чем в живой речи. – Ты со своей очаровательной приятельницей?
– Вероятно, да.
– Я приготовлюсь, Берни. Всего доброго.
Я положил трубку; Каролин сидела на кровати, подогнув под себя одну ногу, и старательно вырезала ладони из своей пары резиновых перчаток.
– Абель ждет нас, – сообщил я ей.
– Он знает, что я приду?
– Да, он спросил о тебе. Я сказал, что, вероятно, ты тоже будешь.
– Что значит – «вероятно»? Ты же знаешь, что я люблю Абеля.
Каролин встала с кровати и сунула перчатки в задний карман. На ней были темно-серые джинсы, кофточка из зеленого бархата, а сверху она надела еще синий блейзер. Выглядела она в этом наряде замечательно, о чем я не преминул ей сказать.
Каролин поблагодарила и обернулась к котам.
– Чтобы мне хорошо тут вести себя, ребята, – сказала она. – Будут звонить, спросите, что передать. Я потом перезвоню.
Ванда и Герберт Колкэнноны жили на Западной Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Сравнительно до недавнего времени это место славилось налетами и грабежами, но потом кварталы Челси стали постепенно преображаться. Народ начал покупать старые особняки; меблированные комнаты переделывались в приличные жилые дома, а приличные жилые дома уже сдавались отдельным семьям. На улицах высадили платаны, дубы, деревья гинкго, и скоро за ними не стало видно хулиганья.
Дом номер 442 по Западной Восемнадцатой улице – это красивое четырехэтажное здание с мансардой под крышей и фонарем на втором этаже. Примыкающий к нему слева номер 444 – такой же дом, отличимый от своего соседа лишь кое-какими архитектурными деталями и парой внушительных бронзовых фонарей по обе стороны парадного входа. Но между этими домами имеется арка с тяжелыми чугунными воротами. Над воротами хорошо видна табличка – «442 1/2». Справа вделан звонок, под ним – синяя пластиковая пластинка с надписью «Колкэннон».
Из уличной телефонной будки на Девятой авеню я сделал проверочный звонок. Автоответчик пригласил меня сообщить имя и номер телефона, но я не принял приглашения. Сейчас я дал долгий звонок в ворота, дожидаясь, не откликнется ли кто-нибудь. Каролин стояла рядом, ссутулившись, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.
Я понимал ее. Сегодня был всего лишь третий ее выход на дело. Она была со мной в операции на Форест-Хиллз-Гарденз, фешенебельном островке посреди мрачных пучин Куинса, и сравнительно недавно, когда мы обобрали квартиру в районе Восточных Семидесятых улиц. Сам я далеко не новичок в нашей профессии, вырос в убеждении, что чужой дом – отнюдь не крепость, но несмотря на это, я испытываю нервное возбуждение всякий раз, когда приступаю к работе. Так оно, наверное, и будет до скончания моих
