Когда диктор перешел к другим новостям, я выключил приемник. Выражение лица Каролин было забавным и любопытным одновременно. Я полез в карман брюк, вытащил браслет и положил на стол перед ней. Она повертела его в руках, и камни засияли отраженными лучами света.
– Прелестный, – сказала она. – Сколько же он стоит?
– Наверное, я мог бы получить за него несколько сотен: искусство декаданса – повальное увлечение наших дней. Но я взял его только потому, что он мне очень понравился.
– Ага. А как выглядит шуба?
– Да я даже не заглядывал в шкафы! О, ты думаешь... – Я покачал головой. – Вот тебе еще одно доказательство моральной деградации нации, – сказал я. – Все, что я взял, – это небольшая сумма наличными и вот этот браслет, Каролин. Остальное – мошенничество, на которое супруги Блинн решились ради получения страховой компенсации.
– Ты хочешь сказать...
– Я хочу сказать, что поскольку все эти годы они платили за страхование своего имущества, то решили: почему бы им не воспользоваться грабежом, которому они подверглись? Шуба, часы, разнообразные ювелирные изделия, наличные деньги, сумма которых будет ими заведомо завышена; и, если даже страховая компания умудрится немного урезать, они все равно намотают четыре или пять тысяч долларов к своей выгоде.
– Боже, – сказала она, – кругом одни мошенники!..
– Не совсем, – ответил я. – Но иногда это выглядит именно так.
Я убрал постель, пока она мыла посуду после завтрака. Затем мы уселись допивать остатки кофе и попытались определиться, с чего бы нам начать. Казалось, есть два свободных конца, за которые можно зацепиться: Маделейн Порлок и Дж. Редьярд Велкин.
– Если бы мы знали, где он находится, – сказал я, – может, и сумели бы на что-то выйти.
– Зато мы уже знаем, где она находится.
– Но мы не знаем, кто она, или, вернее, кем была. Эх, мне бы сейчас мой бумажник – там его визитная карточка с адресом. Это где-то в районе Восточной Тридцатой улицы, но я не помню ни улицы, ни номера дома.
– Это усложняет задачу.
– Постой-ка, не вспомню ли я номер телефона? Я ведь вчера набирал его несколько раз.
Я поднял трубку и набрал первые три цифры в надежде, что остальные вдруг всплывут в памяти сами собой, но этого «вдруг» не случилось, и я положил трубку на место. В телефонной книге его не было, не помог и оператор справочного телефонного бюро. Правда, в телефонной книге была некая М. Порлок, и я на всякий случай набрал ее номер. Пошли гудки, никто не ответил, и я повесил трубку.
– А может, нам следовало бы начать с сикха? – предложила Каролин.
– Мы не знаем даже его имени.
– В том-то и дело.
– Что-то о ней должно быть в газетах. По радио обычно дают краткое поверхностное сообщение о происшествии, а в «Таймс» может быть кое-что еще, кроме этого: где она работала, была ли замужем и тому подобное в этом роде.
– А Велкин был членом клуба «Мартингал».
– Верно.
– Ну так у каждого из нас есть, с чего начать, Берни. Я вернусь через минуту.
Она возвратилась скорее через десять, но с двумя газетами, и стала читать «Дейли ньюс», оставив на мою долю «Таймс». Затем мы поменялись.
– Не так чтоб очень много, – сказал я.
– Но все-таки кое-что есть. Так кого ты берешь, Велкина или Порлок?
– А ты не должна пойти постричь пуделя или что-нибудь еще сделать в этом роде?
– Я беру Велкина, а тебе – Порлок. Хорошо, Берни?
– Годится.
– Я думаю сходить в его клуб. Может, удастся что-нибудь выведать о нем там.
– Может быть.
– А как ты? Ты ведь не выйдешь отсюда, правда?
Я покачал головой:
– Посмотрим, что мне удастся выжать из телефона.
– Звучит обнадеживающе.
– И, может быть, немного помолюсь.
– Кому? Святому Дисмасу?
– Это не повредит.
– Или покровителю молящихся об утерянных вещах? Потому что мы же должны позаботиться о возвращении той книги.
– Святому Антонию Падуйскому.
– Правильно.
– Впрочем, – сказал я, – сейчас я больше думаю о святом Раймонде Нонатусе, покровителе ложно обвиненных.
Она пристально взглянула на меня:
– Но ведь ты же натворил все это!
– Это – ложное обвинение, Каролин.
– Ты не сочиняешь?
– Нет.
– Ты на самом деле...
– Именно так.
– Ну, в любом случае, – сказала она, – молись.
Не успела она выйти из квартиры, как начал звонить телефон. Он прозвонил пять раз и умолк. Я было взялся за «Таймс», но он принялся трезвонить опять и прозвонил двенадцать раз, прежде чем угомонился. Я где-то читал, что телефонному аппарату на двенадцать звонков требуется всего лишь минута. Должен сказать, что мне она показалась очень уж длинной.
Я снова взял «Таймс» и из статьи на последней странице уяснил, что Маделейн Порлок было сорок два года и что она была врачом-психотерапевтом. В «Дейли ньюс» также приводился ее возраст, но ничего не говорилось о том, как она зарабатывала себе на жизнь. Я попытался представить себе ее с блокнотом в руках, допрашивающей меня с легким венским акцентом о моих сновидениях и грезах. Был ли у нее офис где-нибудь еще? Викторианское ложе любви имело весьма отдаленное сходство с традиционной кушеткой врачей-психоаналитиков.
Не исключено, что Велкин был ее пациентом. Он рассказал ей о своем плане овладения книгой «Освобождение форта Баклоу»; она загипнотизировала и запрограммировала его на телефонный звонок ко мне, а потом, когда действие гипноза закончилось, он убил ее, забрал книгу и...
Я позвонил в «Таймс» и попросил к телефону кого-либо из отдела городских происшествий. Представившись как Арт Матлович из кливлендской газеты «Плейн дилер», я объяснил, что, как мы думаем, эта женщина, Порлок, может быть, ранее проживала у нас в Кливленде, и спросил: нет ли каких-либо дополнительных сведений о ней, кроме того, что напечатано в газете?
То, что у них оказалось, ничего не прибавляло к тому, что мне было уже известно. Никаких сведений о ближайших родственниках. Никакой зацепки по поводу местожительства до того, как она четырнадцать месяцев назад поселилась в квартире на Шестьдесят шестой улице. По поводу того, что она жила в Кливленде или хотя бы пролетала над штатом Огайо, они также никакими сведениями не располагали.
Аналогичный звонок в «Дейли ньюс» был почти столь же малопродуктивен. Человек, с которым я разговаривал, сказал, что он не знает, почему в «Таймс» решили, что Порлок была психотерапевтом, что, по его впечатлениям, она была чьей-то содержанкой, но что они в эту версию не углублялись, поскольку эта женщина оказалась жертвой наглого грабежа средь бела дня, обернувшегося убийством.
