волосы развевались на ветру, грудь высоко вздымалась. Она было прекрасна! Сорген вяло улыбнулся в ответ – только потому, что на большее не было сил. Ящер плюхнулся рядом с трупом зеленоглазой, чтобы хозяйка могла забрать живую стрелу. – Эта сука едва не отправила тебя в войско норгов, мой милый! Ты не находишь, что мы появились очень вовремя?
Сорген послушно кивнул. Улыбка его перекосилась: отчего-то ему стало трудно дышать, да и боль во всем теле давала о себе знать. Хейле некогда было ждать, пока он соберется с силами и сможет что-то сказать. Ящер унес ее обратно, в небо; через мгновение Орзарис, перемазанный своей и чужой кровью, взлетел следом, чтобы сразиться с ней.
– Он слишком силен! – прошептал через несколько мгновений Сорген, со страдальческой гримасой наблюдавший за поединком. Он ничем не мог помочь своей подруге и только бессильно скрипел зубами. Впрочем, он может хотя бы попытаться сделать… Хоть что-то, любую мелочь, которая могла бы качнуть чашу весов. Сорген открыл кошелек с деревянными стенками и вынул дрожащей рукой шарик, немного похожий на голубиное яйцо. На четвереньках он подполз к трупу волшебницы и, обмакнув палец в ее крови, нарисовал четыре руны. Одну в виде крыльев птицы, на лбу, две овальные, на щеках, и последнюю, решетчатую, на шарике. После этого Сорген засунул его глубоко в рану волшебницы.
Тем временем Хейла парировала несколько быстрых и мощных ударов Орзариса. Казалось, белый волшебник тоже изрядно измучен битвой и ранами, хотя до состояния Соргена ему было далеко. С каждым ударом он действовал все яростнее и быстрее. Он кружил вокруг неуклюжего ящера, как шустрая собака вокруг медведя, заходил то со спины, то с брюха. Раз, второй, третий Хейле удавалось в последний момент отражать выпады сверкающей на солнце Дневной Звезды, но потом все закончилось в один момент. Сначала Орзарис, скользнув за спину колдуньи, отрубил ящеру лапу; тот с визгом задергался, едва не скинув хозяйку вниз. Возможно, это принесло пользу, потому что смертоносный удар белого прошел мимо цели, лишь оцарапав Хейле плечо. Зато после этого Орзарис, легко отбив в сторону меч противницы, раскроил ее скакуну голову. Ящер кувырнулся и рухнул сначала на крышу хибары, а оттуда скатился вниз, на землю.
Опустив меч, Орзарис, тяжело дыша, посмотрел на дело рук своих. Хейла неподвижно лежала рядом с телом ящера, наполовину придавленная его тушей. Сорген на четвереньках полз к Вальдевулу. Орзарис с тяжелым вздохом поднял над головой Дневную Звезду и накренился, намереваясь спикировать на беззащитного колдуна. Он успел лишь только двинуться в атаку, когда раздался громкий треск и хлюпанье. Останки зеленоглазой зашевелились, теряя подобие человеческого тела. Орзарис поднял измученное, грязное лицо к небу и прошептал что-то, чего Сорген не мог разобрать. В это время лоскутья прозрачного платья волшебницы разлетелись по сторонам. С земли поднялась тварь с кожей цвета свежей крови: голова ее имела форму наконечника стрелы с четырьмя острыми гранями и составляла почти половину длины полусаженного тела. Остальная его часть напоминала разжиревшую миногу, только вместо плавников по сторонам торчали длинные костяные бритвы. Еще у твари имелись здоровенные стрекозиные крылья, немедленно зажужжавшие на тоскливой, грубой ноте. С этим ревущим жужжанием чудовище немедленно бросилось в атаку. У нее не доставало мозгов бояться или хитрить – волшебное создание просто перло напролом. Орзарис спокойно ждал ее, выставив вперед меч. Очевидно, он думал, что чудовище само собой насадится ему на острие, но тут белый просчитался. Как ни тупа была тварь, на один финт ее хватило: подлетев к врагу вплотную, она вдруг подпрыгнула в воздухе, перелетела через голову волшебника, над застывшим на месте мечом, и очутилась у него за спиной. Удар острого хвоста располосовал Орзариса вдоль спины, так что его белая рубаха повисла клочьями, а жилетка просто свалилась с плеч. Весь покрытый кровью, волшебник со скорбным стоном развернулся и на этот раз поймал бестию на меч. Теперь все произошло точно так, как хотел белый с самого начала: чудовище, намеревавшееся впиться ему острой головой в грудь, само наткнулось на Дневную Звезду. Там оно затрепыхалась, как проткнутая острогой рыбина, однако, на бойцовые качества жуткое ранение никакого влияния не оказало. Несколькими мощными взмахами крыльев чудовище продвинуло свое тело по лезвию меча ближе к Орзарису. Острая голова оказалась в опасной близости от лица волшебника, но тот отвел руку далеко в сторону. Башка чудовища со скрежетом застряла в лучах гарды Дневной Звезды. Орзарис спокойно положил ладонь на дергающуюся голову, между двумя гранями, и опять что-то прокричал на языке белых. Тварь задрожала всем телом и оплыла, стекая вниз, с меча, комьями черно-красной слизи.
Этот жестокий бой закончился очень быстро, но даже этого Соргену хватило. Он поднял Вальдевул и левой рукой тщательно загнул на его рукояти плохо слушающиеся команд пальцы правой. Затем он обхватил их сверху более-менее здоровой кистью, выставил лезвие вверх и полетел из последних сил. Он стал стрелой, у которой только один шанс поразить врага: потом она падает, как бесполезная палка… Вальдевул, бывший наконечником этой стрелы, рассек воздух и вонзился в живот Орзариса, пробил его насквозь, выйдя наружу на спине, рядом с шеей. По лезвию, рукам Соргена, его груди, животу и ногам хлынули потоки крови. Орзарис обмяк и навалился на своего убийцу, сложив руки на плечи, словно хотел обнять. Вместе они стали снижаться, вернее, падать.
Лицо Орзариса, его пузырящиеся кровью губы и наполненные страданием глаза вплотную приблизились к Соргену.
– Это не… правильно… – прохрипел Белый. – Моя смерть… напрасна… но убивать грешно…
Тут они свалились на грязный тротуар, причем снизу был Сорген, а Орзарис придавил его сверху своим немалым телом. Он еще был жив и продолжал шептать, хотя кровь лилась изо рта сплошным потоком.
– Я прощаю тебя… брат… но ты не должен быть Черным… подумай о тех, кто умрет… обратись к Облаку!
Словно нарочно, с именем Бога на устах, Орзарис дернулся в последний раз и умер. Голова его опустилась на плечо Соргена, будто бы ища утешения или отдохновения. Колдун тяжело хрипел, ловя воздух открытым ртом; мертвое тело волшебника обдавало его жаром, а одежды стали липкими и горячими от пропитавшей их крови. Зажатый между мертвецом и твердым камнем дорожки, ведущей к крыльцу дома Колокольчика, Сорген не мог пошевелиться. Ему казалось, что он тоже умирает и мутная пелена застилала взор. Каждая капля крови Орзариса оставляла свой след на коже Соргена, заставляя ее дрожать. Кровь пропитала его одежды, стекала по лицу, заполняла ушную раковину и щекотала шею. Последние слова белого волшебника колоколом стучали в голове. Прощение? Он говорил о прощении человеку, который убил его? Из-за которого погиб тот старик, возможно, его старый учитель, и эта красивая девушка, возможно, его возлюбленная? Этого странного всепрощения Сорген никак не мог понять. Разве можно не испытывать ярости, гнева и ненависти к врагам? Смертельным врагам, с которыми ты бьешься в мечом в руках, до полной победы или собственной гибели? Голос расстающихся с жизнью имеет великую силу. Смятенный, Сорген не мог думать ни о чем ином, как только о последней воле Орзариса. обратись к Облаку! Большей глупости нельзя придумать, но упорство и наивность Белого просто поражали. Неужели в своих убеждениях этот человек был именно таким, какими все остальные его собратья себя называли – добрым, бескорыстным, честным и благородным?
– Нет! – прохрипел Сорген, и это усилие едва не стоило ему сознания. Нельзя судить о ком-то по паре слов, выдохнутых в смертном бреду. Благородство и честность Белых – ложь, как и все их учение, ведь сам Сорген уже столько раз в этом убеждался. Но слова, слова Орзариса продолжали колотить его, как молоты. 'Я прощаю тебя, брат!' Он говорил это совершенно искреннее. Он верил…
– Сорген! Сорген! – закричала рядом Хейла. Он, поморщившись, скосил глаза направо и увидел ее, присевшую на корточки, всю измазанную грязью и кровью, баюкающую сломанную левую руку. Куртка была порвана в нескольких местах, волосы превратились в один сплошной колтун. – Ты жив!
По лицу Хейлы ручьями текли слезы, отчего она казалась жалкой и ужасно несчастной.
– Сорген! Этот ублюдок убил моего Зайпана!
В бессильной злобе она встала и пнула мертвого Орзариса в ляжку. Тот медленно сполз вниз, освобождая Соргена, но колдун не торопился шевелиться.
– Оставь его! – прошептал он. – Он… я…
Сорген и сам не знал, что такого хотел сказать. В мыслях у него все перемешалось и вдруг плеснуло вверх невидимым фонтаном: обрывки дум, смешанные с болью и чудовищной усталостью. Затем все это обрушилось вниз и накрыло его, унося куда-то далеко, как воды теплой и спокойной реки. Сорген закрыл глаза и потерял сознание.
