«партнерам».
– Верно! – подхватил Перстенек и слащаво улыбнулся. Низгурик послушно повторил его улыбку, даже Хойрада кисло ухмыльнулась. – Кто знает, вдруг Высокий Лемгас, командующий противостоящей нам сейчас армией Белых, окажется достаточно умным, чтобы избегать боя в ожидании подмоги?
Остаток совета прошел в более детальном планировании. Рголу подносили свитки и небольшие книги в деревянных обложках, в которых было записано, сколько сейчас в наличии солдат, телег, лошадей и еды – в общем всего, из чего состоит армия. Кто и в каком порядке выступит на сближение с противником, они решили быстро, без особых споров. Так как волшебные существа – Грязнули, дро и саламандры могли меньше обращать внимание на неудобства передвижения в весеннюю распутицу, они должны были совершить первый бросок и завязать сражение с армией Белых. Затем подтянутся основные силы и разгромят врага. Для того чтобы не дать ему отступить без боя, заблаговременно в тыл Белых должны были отправиться Девлик и Низгурик в сопровождении небольшого отряда летающей гвардии Ргола – дайсдагов. Средств, чтобы преградить противнику путь к отходу, было предостаточно: проливной дождь, превращающий дорогу в реку из жидкой грязи, а реки заставляющий разлиться раньше времени; пожары, превращающие леса в стену огня.
Вскоре все разошлись, оставив за столом только двоих, Ргола и Девлика. Перстенек впервые за вечер поднялся со своих подушек и неловко потянулся, разминая затекшие ноги и спину. Затем он снова сел и еще долго молчал, вертя в пальцах украшенный серебряными птицами кубок. Наконец, приподняв его и поглядев на сидящего Девлика над тонким краем кубка, князь тихо произнес:
– Что с тобой случилось?
Казалось, в глазах Перстенька мелькнула грусть, разом погасившая привычный маслянистый блеск – но, быть может, это было подозрение?
– Когда? – равнодушно спросил Девлик.
– Тогда, когда ты дал убить себя! – воскликнул Ргол. В раздражении он прикусил нижнюю губу и поспешно отвернулся, словно стыдился проявления чувств. – Я понимаю, что глупо задавать такие вопросы норгу, мертвецу и рабу, но не могу удержаться. Нет никаких сил верить, будто ты позволил испуганной девчонке, жене заклятого врага, заколоть себя какой-то булавкой! Ты, способнейший из магов, мудрейший из всех юношей, каких я только встречал…
Ргол с яростью отбросил кубок прочь, не заботясь о том, что остатки вина забрызгивают занавеси и ковер. Опять вскочив, князь подбежал к Девлику и, опустившись на колени перед ним, ухватил за плечи и резко встряхнул.
– Ответь, зачем ты сделал это?? Ведь это был ты, ты сам – и никто иной!!
Огонь, ярость, мучительное любопытство выливались из глаз Ргола и разбивались о холод и равнодушие взгляда Девлика. На несколько мгновений они застыли друг напротив друга, но потом мертвец медленно поднял руки и сбросил с плеч руки Ргола.
– Я потерял смысл жизни, – ответил Девлик тусклым и тихим голосом.
– Да?! А теперь обрел его? В смерти?
– Нет. Но у меня была мечта.
– Что?? – Перстенек был так ошарашен, что даже отшатнулся и стукнулся боком о край стола. Раздалось дребезжание задрожавших тарелок и кубков и стук упавшей на ковер вилки. – Ты умер из-за того, что мечтал о чем-то?
– Это была глупая мечта, – все так же тихо и монотонно продолжил Девлик. Казалось, он рассказывает сам себе. – Наверное, я слишком быстро овладел магическим искусством – гораздо быстрее, чем стал мудрым. Старцы указали мне на очевидную бессмысленность надежд, с которыми я позволил Изуэли вонзить в мою грудь острие заколки. Они также рассказали мне о том, что были и другие пути, по которым я мог бы пойти. Но то были пути предательства, а потому Старцы одобрили мой поступок.
– Какой бред! – вымолвил Ргол потерянно. – Ты обрушил мир, мой милый. Не только свой, но и мой, а возможно, еще чей-то? Когда я только увидал тебя, сердце мое кольнуло. Сначала я подумал, будто банально влюбился в тебя, однако позже понял: это нечто другое. Высшее! Более величественное! Мы были созданы для необычайно великих свершений – ты и я. Мы могли бы… но теперь это все неважно. Твоя глупость и твоя мечта поставили крест на том, к чему я стремился. Ах, Сорген, что же ты наделал!
Перстенек повернулся и согнулся, сложив локти на стол и спрятав в них лицо. Плечи и спина у него ходили ходуном – судя по всему, князь горько рыдал.
– Все потеряно… – бормотал он едва слышно и почти неразборчиво. – Не только мои грандиозные планы, но даже и эта дурацкая война больше не может быть выигранной. Первый шаг по славной дороге был так грандиозен и удачен, но теперь почва из-под ног выбита. Нет ни желания, ни воли побеждать. Я лечу в пропасть. Мои надежды, связанные с прекрасным молодым колдуном, разбиты: теперь это только ходячий труп, тупой исполнитель воли Старцев. Перед лицом опасности, перед марширующими сюда бесчисленными армиями Белых, что я имею? Собравшихся со всех краев мира негодяев, почуявших легкую наживу? Они разбегутся при первых неудачах. Четыре посредственности, идущие на помощь с тремя тысячами воинов? Никто более не сможет помочь нашей армии, ибо у Теракет Таце нет таких сил. Тарерик раздавит нас без всяких усилий… ему самому даже не придется покидать столицы: все сделают дети, ведь они великие волшебники. Они такими родились! За спиной у них десять тысяч гвардейцев, каждый из которых по силам сравняется с любым
– Удивительные слова, – сказал Девлик, когда Ргол затих. Князь медленно поднял голову и чуть повернул ее. Стала видна щека с размазанной по ней тушью. Перстенек ожесточенно прижал к глазам ладони и стал тереть ими, одновременно слушая вкрадчивый голос мертвеца. – Стоило уйти Бейрубу и Земалу, ты с готовностью занял их место, стал трусливым нытиком, проклинающим беспросветное будущее. Как яростно ты клеймил их и призывал укрепиться с мыслях и надеждах, так теперь сам расплылся и сдался? Неужели отдал им всю свою силу и упорство?
– Я слабый человек, – крикнул Ргол. – Да! Я подвержен слабостям плоти и разума, но никто не скажет, будто я не борюсь против этих слабостях. Твоими устами говорят Старцы, я это знаю. Пусть же и уши станут ушами Старцев! Слушайте же: несмотря ни на что, я не перестану сражаться. Меч не дрогнет в руке, а враг никогда не увидит спины Ргола!
Задохнувшись от избытка чувств, Перстенек поднялся на ноги, попутно смахивая со стола пару тарелок. С измятой бородкой, всклокоченными волосами и измазанным тушью с ресниц щеками, он смотрелся смешно и жалко. Под курчавыми черными завитками на шее напряглись, натянулись жилы, а рот был перекошен в отчаянной борьбе между рыданиями и натужным смехом.
– Ты знаешь, Сорген, говорят, будто где-то невообразимо далеко отсюда, вне множества всех миров есть Книга, которая висит посреди полной пустоты. На ее страницах, размеры коих превзойдут любое, даже самое смелое воображение, подробно описана история каждого мира во вселенной. Там для всех и каждого, вплоть до самой мелкой букашки или крошечного камешка, давно написана история, определена судьба. Но есть такие существа… я не могу назвать их людьми – но в них присутствует потрясающая способность изменять написанное. Буквы расплываются кляксами, а когда они проявляются снова, то складываются в совершенно иные слова. Это непросто дается, потому как другие страницы страдают от подобных изменений, а целые миры корчатся в катастрофических конвульсиях.
Начав говорить, князь принялся ходить вдоль стола до темного угла рядом со своим ложем и обратно, к Девлику. Размахивая руками, он сметал рукавом кубки и тарелки, пинками отбрасывал с пути подушки. От его тяжелых шагов весь шатер сотрясался, будто попал во власть взбешенного и огромного животного. В конце концов, князь застыл в двух шагов от Девлика, продолжающего равнодушно сидеть на том же месте, на котором он начинал обед. Выпрямившись, Ргол обвиняющее ткнул в сторону мертвеца указующим перстом.
– Я уверен… нет, я знаю, что ты один из таких людей! Горе мне, очутившемуся рядом со столь выдающимся героем! Горе нашему несчастному миру, которому суждено как следует потрястись и пострадать!
– Речи, достойные послушного раба Бога-Облака! – сказал в ответ Девлик и позволил себе подобие презрительной усмешки. – Вера в витающие в пустоте книжки и горестный плач по миру, в котором правит
