вечер видела его в зале принца Наполеона и даже в весьма хорошем расположении духа, — проговорила княгиня.
— Маркиз был ловкий комедиант! Когда он смеялся, можно было заметить глубокую грусть в его глазах; когда он был молчалив, то обдумывал план; который сулил ему счастье в будущем, — говорил Лебеф.
— И вы думаете, что он…
— Пустил себе пулю. Я вчера 'видел рану в его груди.
— Ужасно! Это послужит новым поводом к толкам о внезапной смерти его жены и ребенка.
— Угрызение совести, — сказал дож, пожимая плечами. Прекрасная пара исчезла в темных дорожках парка.
Двое черных рыцарей, совершенно одинаковых, так что их трудно было различить, когда они являлись поодиночке, стояли под густой тенью раскидистого каштана. На них были черные бархатные с перьями береты, черные короткие плащи, маски и такого же цвета панталоны, черные чулки и башмаки. У каждого на боку висел меч, даже золотые концы ножен были одинаковы. Они наблюдали из своего темного убежища, замечая все, что вокруг них совершалось.
— Княгиня Меттерних и Лебеф, — прошептал один в то время, когда албанка и дож прошли мимо.
— Смотрите туда, — отвечал второй тихо, взяв своего спутника за руку, — эта дама в дорогом бальном наряде с бриллиантовым крестом на груди, закрытой дорогим кружевом, должна быть императрица…
— А камергер в древнефранцузском костюме, в напудренном парике и с саблей на боку — Бачиоки; он разговаривает с Евгенией.
— И даже очень интимно.
— Они строят новые планы.
— Тише, может быть, услышим что-нибудь из их разговора.
— Ты прав, это он.
Оба черных рыцаря замолчали. Евгения и Бачиоки приблизились.
— Это, вероятно, ошибка, господин государственный казначей…
— Можете поверить моим словам! Генерал Олимпио Агуадо здесь, между масками. Я его видел и узнал. Он с ног до головы одет в черное.
— Он здесь? Невозможно! — прошептала Евгения. — Но как вы узнали его под маской?
— По его шпаге, — отвечал Бачиоки.
— Это очень странно!
— И однако для меня несомненно.
— Говорите откровенно, граф.
— Несколько часов тому назад я получил письмо…
— От Олимпио?
Бачиоки, камергер времен Людовика, пожал плечами.
— Напрасно искал я подписи под этим письмом…
— Очень таинственно. Каково его содержание?
— Приглашение явиться на этот маскарад не с легкой шпагой, но, если мне дорога жизнь, с офицерской саблей.
— Что означает этот вызов?
— Не что другое, как только то, что черный рыцарь, на боку которого я заметил офицерскую саблю, назначил мне здесь дуэль!
— Дуэль? Здесь, в парке Сен-Клу, на глазах императора?
— Вы знаете дона Агуадо!
— Вы правы, граф, я знаю этого неуязвимого, смелого врага нашего дела…
— Тогда вы поверите моим словам.
— На что вы решились?
— Жду вашего приказания!
Евгения задумалась на минуту. Если бы бархатная полумаска не скрывала ее лица, то можно было бы заметить выражение бесконечной ненависти и вместе с тем чувство бессилия. Глаза ее сверкали, маленькие рук» судорожно сжимались.
— Вы заменили шпагу саблей? — спросила она.
— Да, на всякий случай.
— А другие меры приняты?
— До сих пор еще нет.
— Вы хотите напомнить мне их бесполезность в отношении дона Олимпио.
— Я не хотел бы ничего предпринимать здесь.
— Есть ли поблизости верные люди?
— Только дворцовая стража. Около ста пятидесяти зуавов.
— Выберите из них двадцать самых решительных, держите их поблизости, и как только черный рыцарь неприязненно встретит вас, пусть они бросятся на него, — сказала Евгения тихо, и в ее голосе слышалось беспокойство, он дрожал.
— Но волнение? — заметил Бачиоки.
— Пусть зуавы будут не при вас, а при мне. Я сама позабочусь обо всем.
Бачиоки откланялся императрице, которая подошла к герцогине Боссано; обе дамы направились к дворцовой террасе и остановились здесь, непринужденно болтая о похождениях масок.
Праздник был в полном разгаре, когда оба черных рыцаря, оставя незаметно тень каштанов, расстались.
В залах наслаждались вином, предавались удовольствиям. Маленькая, прелестная графиня д'Э в костюме восхитительного пажа постоянно смеялась и веселилась, бегая под руку с генералом Кастельно; это была одна из придворных дам, которая вся отдавалась увеселениям.
Кастельно, видимо, был очень доволен пленительной девушкой в платье пажа и смотрел с возрастающей страстью на свою обворожительную спутницу, которая, будучи уже довольно возбуждена, охотно следовала за ним.
Генерал провел прекрасную графиню через шумную толпу масок к отдаленным, темным дорожкам парка; здесь он мог привлечь к себе прекрасное создание и с небольшим трудом снять с него полумаску, чтобы было удобно приникнуть к пылающим губам.
Прелестная придворная дама вначале сопротивлялась страстному ухаживанию генерала, однако он скоро ее победил и исполнил ее тайное желание, покрывая ее лицо поцелуями и прижимая ее обворожительный стан к своей груди. Для того она и выбрала такую маску, которая так подчеркивала ее красоту.
Но мы не должны останавливаться на этой счастливой паре — таких было много в обширном парке Сен-Клу. К сожалению, мы не можем знать, до чего простиралась смелость генерала и уступки прекрасной графини, потому что во время объятий этой пары в двух местах парка совершались другие события, свидетелями которых мы должны быть. Страсть и увлечение избрали себе более темные места парка, на других текла кровь.
Лобзание и стук сабель…
Действительно, романтичность и самые невероятные приключения; едва ли найдется высшая степень наслаждения, чем представленные на праздниках в Сен-Клу увлечения и порывы страстей.
Дух преступления парил над замком Сен-Клу.
Бачиоки, камергер в кружевах a la Louis XIV, с точностью исполнил приказание императрицы. Двадцать наиболее сильных и решительных зуавов стояли вблизи террасы, ожидая приказания. Это приказание должно было исходить от Евгении.
Черный рыцарь, которого Бачиоки видел в начале праздника, исчез бесследно. Когда несколько придворных вместе с государственным казначеем вошли в палатку, где разливалось шампанское, и стали опустошать бокалы и болтать о красивых масках, о черном рыцаре не было и речи.
