испанец, по крови родной корсиканцам. Вы знаете нашу горячую кровь, Бачиоки, соперник должен наконец уступить мне дорогу!
— Как вы сказали? Соперник? — проговорил удивленный государственный казначей. — Вы также любите прекрасную сеньору, живущую на Вандомской площади?
— Я люблю ее до безумия, и она будет моей, хотя бы небо и земля противились этому.
Бачиоки холодно улыбнулся.
— Теперь я понимаю, что ваша ненависть основательна, мой дорогой герцог! Устраните соперника, это вам легко удастся. Нельзя не похвалить вашего вкуса — сеньора прекраснейшее, умнейшее и добрейшее существо во всем Париже! Я порадуюсь от чистого сердца, если она будет вашей.
Государственный казначей дружески пожал мнимому герцогу руку, и Эндемо подумал, что нашел в нем верного союзника, но Бачиоки был еще опаснее и утонченнее этого плута, которого он обманывал.
— Он любит сеньору, — шептал государственный казначей с дьявольской улыбкой, возвращаясь в Тюильри, — отсюда и его ненависть! Он, кажется, хорошее орудие для того, чтобы освободить нас от этого дона; может быть, они сами покончат друг с другом без постороннего вмешательства, что избавило бы нас от труда! Кажется, в этом деле я обнаружил свою способность к дипломатии.
X. ПОД СЕВАСТОПОЛЕМ
В июле 1854 года французские и английские войска высадились близ Варны; фельдмаршал Паскевич отвел от Силистрии свое ослабевшее войско и перешел сначала за Дунай, а потом за Прут.
Чувствительны были также потери соединенной армииnote 1. При поспешном переходе французов из Варны к Добручу, по полосе между Дунаем и Черным морем, погибло более двух тысяч человек от жары, утомления и холеры, а в лагере под Варной эта болезнь произвела сильное опустошение; когда же огонь истребил магазины и продовольственные склады, то почувствовался острый недостаток в съестных припасах, которые достать там было нелегко.
Между тем английский флот в сопровождении нескольких французских кораблей под началом адмирала Чарльза Непира направился в Балтийское море с намерением побудить Швецию к участию в войне, овладеть крепостью Кронштадт, охраняющей Петербург, и осадить русскую столицу.
Но последствия не оправдали ожиданий. Швеция не нарушила нейтралитет, а гранитные стены Кронштадта смеялись над усилиями нападающих. Взято было только небольшое укрепление Бомарзунд на Аландских островах.
В это время в Варне собрался военный совет, чтобы согласовать все последующие операции для успешного достижения цели. Здесь излагались важные мнения, между прочими мнение Ферот-паши, султанского пленника, который явился с пятьюдесятью черкесскими князьками и предложил сделать высадку в Азию, с целью вытеснить русских с Кавказа. Эта мысль понравилась англичанам, которые надеялись получить выгоду в этой операции; напротив того, французский полководец маршал С. Арно, чувствовавший зародыш смерти в своем хилом теле, подал голос за нападение на Севастополь. Он хотел со славой закончить свою жизнь и нашел себе поддержку у английского лорда Реглана, которому очень хотелось уничтожить русский черноморский флот.
Поэтому соединенный флот привез в сентябре около шестидесяти тысяч солдат (в том числе восемь тысяч турок) на Крымский полуостров, далеко выдающийся в Черное море.
Внутренность полуострова представляет пустынную безводную степь, где появляющиеся весной травы и растения засыхают от палящего солнца; по южному берегу проходят горы, по склонам которых и в долинах растут виноград и фруктовые деревья; вся же остальная часть полуострова, лишенная растительности и воды, представляет значительные неудобства для путника, а тем более для многочисленного войска.
На южном берегу Крыма расположен укрепленный город Севастополь, на севере которого находились тогда крепкие бастионы для защиты русского военного флота, стоящего на якоре в бухте, служащей гаванью.
Далее на севере цепь гор прерывалась рекой Альмой, около которой на высотах стоял губернатор полуострова, князь Меньшиков, с тридцатитысячной армией.
На эту-то армию союзники совершили свое первое нападение. Позиция русских на крутом утесистом берегу была так крепка, что началась кровопролитная битва. Со спокойным мужеством шли французы и англичане. Тогда генерал Боскет с зуавами и Олимпио Агуадо с карабинерами ударили с фланга, решив исход битвы. Меньшиков был вынужден отступить и, только благодаря тому обстоятельству, что конница французов была не в полном составе, он не потерпел полного поражения.
Тяжело выигранная победа при Альме, в которой отличились генерал Агуадо, маркиз Монтолон и авантюрист Октавио, а также Хуан, находившийся под градом пуль, дала надежду на скорое окончание похода.
Но не так скоро и легко можно было сокрушить оплот русского могущества на Черном море. Еще много крови и слез было пролито, прежде чем стали развеваться на крепости Севастополя французские и английские знамена.
Так как союзники, утомленные жестоким боем при Альме, не могли тотчас напасть на крепость, то Меньшиков имел время усилить гарнизон со всех сторон и окружить город новыми укреплениями. В то же время он затопил в бухте семь больших военных кораблей, чтобы неприятельский флот не мог войти в нее.
Достигнув Севастополя, союзники убедились, что подобная крепость неприступна и что поэтому необходимо ждать прибытия новых орудий и военных снарядов, а между тем приступить к планомерной осаде.
С этой целью на юге Севастополя был устроен лагерь; как лагерь, так и дорога к морю были укреплены.
Англичане расположились у Балаклавской бухты, а французы — у Камышовой.
В это время умер С. Арно на корабле, который должен был отвезти больного полководца в Константинополь. Порочная и развратная жизнь развила в нем болезнь, снедавшую его уже несколько лет и прекратившую его жизнь после тяжких страданий.
Его место занял генерал Канробер.
Лагерь французов простирался почти на полмили около Камыша. Днем и ночью здесь шли укрепительные работы; кипела шумная солдатская жизнь. Уланы, кирасиры, пехотинцы и артиллеристы собирались группами, разговаривали и кутили, кормили лошадей, сами закусывали у маркитанток, играли в карты или стояли просто перед палатками с заложенными в карманы руками.
Но несмотря на это движение и веселую солдатскую жизнь, все думали о предстоящих событиях, и многие озабоченно размышляли о наступающих днях и о том, останутся ли они живы после сражения.
— Ребята, веселее! — кричал разгоряченный вином карабинер. — Сегодня жив — завтра мертв! Вот солдатская жизнь! Долой морщины!
— Наливай! — крикнули окружающие маркитантке, и несколько голосов затянули родную песню, далеко раздававшуюся в холодном ноябрьском воздухе. Прислушиваясь к песне, солдаты выходили из палаток, подсаживались к друзьям; знакомая мелодия напоминала о матерях, невестах, у многих на глаза навернулись слезы.
Но должно было победить или умереть, и чем раньше будет одержана победа, тем скорее наступит славное возвращение на родину.
Как-то поздно вечером в конце длинной лагерной улицы остановились два офицера, закутанные в солдатские шинели. Они, казалось, принадлежали к высшим чинам, так как за ними стояло на некотором расстоянии несколько адъютантов.
Не более как в ста шагах от того места, где они стояли, находилась ставка полководца.
— Верно ли известие, генерал? — спросил один из них.
— Ручаюсь своим словом, генерал Канробер, — отвечал другой, который был на голову выше первого и шире в плечах. — Услышав пушечные выстрелы, мы предположили, что идет морское сражение;
