XVII. ПРОКЛЯТИЕ СУМАСШЕДШЕЙ
— Что желаете вы сообщить нам, господин обер-церемониймейстер? — спросила императрица графа Таше де ла Пажери, входящего в ее цветочный салон.
— Чрезвычайно неприятную новость, к сожалению.
— Сознайтесь, господин граф, что вы принадлежите к числу дурных вестников, — сказала Евгения, в то время как придворные дамы, не проронив ни слова, с нетерпением ожидали услышать новость, принесенную обер-церемониймейстером.
В ту минуту, когда вошел граф Таше де ла Пажери, императрица беззаботно разговаривала и шутила с придворными дамами. На приличном расстоянии от нее стояла графиня Эслинген, одетая в черное бархатное платье. Евгения сидела на низеньком удобном стуле в одном из углублений салона, соединенного с ее будуаром посредством библиотеки.
Этот салон был невелик, окрашен в нежный цвет; на потолке были нарисованы различные искусства со всеми их атрибутами; из-за тропических растений виднелись редкие красивые вазы, статуи, между которыми самая лучшая изображала молодую мать с ребенком.
Великолепные, мастерски нарисованные картины украшали стены; здесь изображена прелестная Наяда, прячущаяся за тростники и лилии; там, с маковым венком на голове, Хлоя, перед которой амур держит зеркало; рядом — дремлющая нимфа, которую бог любви силится разбудить. Кроме того, четыре громадных, крашенных зеленью, зеркала покрывали стены. Словом, куда ни взглянешь, все цвело, блестело, сияло и напоминало волшебные сады Армиды.
Рядом с императрицей сидела принцесса Матильда; позади — герцогиня Боссано и Конти, налево — молодая принцесса Клотильда, между тем как маркиза Фульез и д'Э находились немного поодаль.
Только что подали чай в маленьких китайских чашечках, как доложили о приходе супруги маршала Мак-Магона. Евгения встретила ее с радушием, которое требовалось приличием и этикетом, потому что маршал был весьма редким гостем в Тюильри.
Когда были соблюдены все формальности и начался разговор, в комнату вошел граф Таше де ла Пажери.
— Рассказывайте, господин обер-церемониймейстер, — произнесла императрица. — Заботясь о наших нервах, вы заранее приготовили нас к печальной новости.
Ловкий, стройный, привыкший к придворному этикету, граф едва заметно пожал плечами; на лице его выразилось глубокое сочувствие.
— После кровопролитной битвы император Мексики попал в руки бунтовщиков в Керетаро.
— Как, император Максимилиан! — вскричала Евгения, делая испуганное лицо, хотя новость эта давно была уже ей известна.
— Полковник Лопес, которому так доверял его величество, постыдно изменил ему. Император со своими генералами взят в плен Эскобедо…
— А императрица Шарлотта?
— Теперь по дороге во Францию.
— Дальше, что вы еще знаете? — спросила Евгения, которой не было известно продолжение новости.
— Император Максимилиан, генерал Мирамон и Мехиа заключены в монастырь Керетаро и после военного совета, собранного Эскобедо…
— Вы колеблетесь, граф?
— Докончить это известие мне необыкновенно трудно.
— Как? Что означает смертельная бледность вашего лица?..
— Император Максимилиан, генералы Мехиа и Мирамон — все трое расстреляны!
Евгения закрыла лицо дорогим кружевным платком, который судорожно сжимала в своих руках.
— Убиты, — прошептала она.
— В день казни Максимилиана, вследствие тайного бегства генерала Маркеза, столица Мексики попала в руки начальника бунтовщиков Порфирио Диасу. Императорское знамя с замка Верра-Круз исчезло… Президент Хуарес вернулся в Мексику!
— Ужасно… вы говорите, что императрица Шарлотта едет во Францию?
— В настоящую минуту ее величество находится, может быть, в Шербурге или Гавре.
При этом грустном известии все дамы из свиты императрицы встали по ее примеру; в этом блестящем кругу было заметно сильное волнение.
В эту минуту на пороге салона показался генерал-адъютант Риль. Обер-церемониймейстер подошел к нему спросить о причине его прихода.
В салоне стояла тяжелая тишина; никто не решался говорить; все чувствовали, что известие еще не полно.
Граф Таше де ла Пажери обратился к императрице и, казалось, был в сильном смущении.
— Мексиканская императрица уже находится в Париже, — сказал он.
— Императрица Шарлотта здесь…
В соседнем зале послышался шепот; обер-церемониймейстерина, княгиня Эслинген, подошла к открытой портьере и, побледнев, отступила.
— Это она, — прошептали дамы.
Евгения пошла навстречу императрице Шарлотте, показавшейся в дверях; она хотела с участием пожать ее руку. Граф Таше де ла Пажери отошел в сторону.
Евгения внезапно остановилась.
Лицо Шарлотты выражало ужас; глаза ее были широко раскрыты, щеки и губы совершенно бледны, она боязливо заглянула в соседний зал; безумие, ужаснейшее безумие исказило ее черты.
Императрица Шарлотта прежде была красивой, кроткой и привлекательной принцессой; теперь ее внешность стала отталкивающей, кротость и миловидность исчезли и заменились тем мрачным, угрюмым видом, который приводит в содрогание всякого, кто внезапно увидит перед собой умалишенного.
Ее черное бархатное платье было измято и запылено; кружевные рукава обвисли. Ей казалось, что ее преследуют убийцы ее мужа; Шарлотта была помешана; участь ее была гораздо ужаснее участи ее мужа, которого она так невыразимо любила.
Но кто был виновен в этом несчастье?
Шарлотта судорожно протянула руки, как будто желая защититься от преследователей. Глаза ее блуждали, губы шептали какие-то непонятные слова.
Евгения оцепенела. Перед ней, в цветочном зале Тюильри, стояла императрица, спасающаяся бегством сумасшедшая императрица…
Зрелище это было так ужасно, что Евгения вскрикнула, а придворные дамы закрыли лица руками.
— Идут… неужели вы не видите эти гнусные образы! На них короткие штаны, изорванные рубашки, красные шапки, в руках сверкают кинжалы… Это они, убийцы… спасите меня, они меня преследуют! — вскричала Шарлотта, глядя в соседний зал, где находились адъютанты и камергеры. — Я погибла… это шайка Эскобедо… неужели вы не видите человека с черной бородой и сверкающими глазами — с лицом палача, это Лопес, тише… тише… он не должен знать, что я его узнала!.. Макс… мой милый Макс… о, горе… ты не слышишь меня… ты далеко от меня…
Безумная зарыдала и на минуту закрыла лицо руками, потом внезапно оживилась, стала оглядываться и только тогда заметила императрицу Евгению.
В ней как бы воскресло воспоминание, она как будто на минуту пришла в себя, сложила с мольбой руки и приблизилась к императрице.
Обер-церемониймейстер хотел встать между ними и воспрепятствовать несчастной Шарлотте приблизиться к Евгении.
