изведу тебя! Ты должен принадлежать мне! Счастья, которое ты с такой холодностью отталкиваешь от себя, домогаются короли, но я предпочитаю тебя королям. Я люблю тебя, я не могу жить без тебя!
— Так слушай же, — злобно улыбаясь, сказал Аццо, — я с наслаждением объявляю тебе, что предпочитаю смерть чести быть любимым тобою. Ты забавляешься моими муками, а я буду наслаждаться твоей страстью — мы квиты с тобой!
— Ты забываешь, что тебя ожидает, Аццо, я в состоянии даже сегодня спасти тебя. Если же ты отталкиваешь меня, то берегись! Завтра, около этого же самого времени, тебя ожидает та же участь, которой теперь подвергается чародей Зантильо.
Монахиня подняла свою белую руку, прислушиваясь к отдаленному гулу; мерные удары колокола глухо раздавались в подземелье. Эти звуки производили ужасное впечатление. Аццо содрогнулся.
— Что возвещает этот гул? — прошептал бледный Аццо.
— Это похоронный колокол Санта Мадре. Мошенника Зантильо, предсказателя грядущего, казнят во дворце Санта Мадре! То же самое ожидает вампира, если он желает предстать перед трибуналом инквизиции! Опомнись, Аццо, последуй за мной! Скажи, ты будешь моим? — страстно говорила Ая и ее глаза лихорадочно блестели, а лицо раскраснелось. — Взамен смерти я тебе предлагаю спасение и величайшее блаженство! У меня есть вилла по дороге в Кордову. Тебя никто там не знает, никто не будет преследовать тебя, если ты только отдашься мне! Я богата и могущественна, люби меня!
До сих пор Ая придерживала руками свое широкое, длинное платье. Она протянула к нему руки, как будто желая прижать его к своей роскошной груди. Коричневая накидка раскрылась и удивленный Аццо увидел очаровательные формы страстной графини. Графиня генуэзская знала хорошо, какое сильное впечатление производила она своей волшебной, одуряющей красотой. Она была так прелестна, так роскошна и соблазнительна, что едва ли Богом созданная Ева могла превзойти
— Приди ко мне, страстный сын кочующего племени, приди ко мне, будем счастливы, я все отдам тебе, я успокою твою буйную душу!
Аццо отвернулся от нее, он оттолкнул от себя соблазнительницу, которая старалась заманить и погубить его, он с содроганием чувствовал ее силу, но железной волей поборол в себе зарождающуюся страсть. Ая ожидала совсем другого и не верила своим ушам.
— Твои дьявольские искушения напрасны! Я чувствую счастье, отталкивая тебя! Проклятие твоим прелестям, лицемерно прикрывающим твою темную душу! Ты — олицетворение греха! До кого ты дотронешься, на кого ты взглянешь, тот уже погиб!
— Так умри же! Ты сам навлек на себя мою ненависть! — прошипела дрожавшая от злости и волнения бледная Ая.
Колокол все еще звучал вдалеке.
— И твой час когда-нибудь настанет, но тогда мщение будет ужасно: замученные тобой восстанут на суд против тебя. Все ужасы ада побледнеют перед твоими страданиями! Вся преисподняя содрогнется! — воскликнул Аццо, изливая накипевшую злость на свою мучительницу. — Да, я хочу спастись, я решусь на все, придумаю невозможное и все с одной целью — истерзать и погубить тебя, и это будет единственная цель моей жизни. Я принесу себя в жертву, если того потребуют обстоятельства.
— Ты, кажется, забыл, безумец, что находишься в подземельях Санта Мадре! — отвечала монахиня, переступая через порог. — Вампир предается в руки палачей! Проклятие этому выродку ада!
Ая приказала при ней заложить запоры и дважды замкнуть двери.
Цыган как вкопанный стоял среди кельи, не слыша и не видя, что происходило вокруг, всецело предавшись мыслям о мщении. Затем он в изнеможении упал на грязную, гнилую постель. Злость и жажда мести кипели в нем.
Проходили недели и месяцы. Томление его усилилось. Луч света ни разу не проник в его нору, ни одного человеческого существа не видал он все это время, исключая помощников Муттаро, которые приносили ему воду и скудную пищу.
Однажды послышались поспешные шаги и дверь отворилась. Три замаскированные монашеские фигуры подошли к нему, набросили на него длинную, широкую, коричневую одежду, подпоясали веревкой и закутали голову. Аццо не противился. Он так измучился, что рад был какому-нибудь исходу. Он хотел увидеть, до чего дойдет бесчеловечность шпионов Санта Мадре, и указать на настоящего вампира, имя которого одному ему было известно.
Три молчаливых монаха, у которых были сделаны в маске только два отверстия для глаз, схватили цыгана и потащили его из кельи по сырым и скользким проходам вверх по ступеням, потом опять через коридоры и дворы, затем за углы и выступы, и, наконец, опять по лестницам. Двое держали его под руки, третий с ключами шел впереди. Ни один не проронил ни слова, молча, крадучись, вели они преступника из подземной тюрьмы в огромную судейскую залу Санта Мадре. Ему показалось, как будто он вдруг очутился в большом, многолюдном собрании, но все было тихо вокруг. Шпионы, держа его под руки, провели еще несколько шагов, издали послышалось приказание стащить сукно с обвиненного. Глазам Аццо представилось неприятное зрелище.
Он не ошибся: его привели в длинную большую залу, освещенную четырьмя решетчатыми окнами, но окна не доходили до пола, а помещались под самым потолком. В одной из стен было сделано углубление, обтянутое черной драпировкой. Там, на высоком кресле восседал великий инквизитор Антонио. По обеим сторонам ниши, тоже на возвышенных сиденьях, помещались великие инквизиторы Маттео. и Фульдженчио, заменивший покойного Мерино. За ними на низких стульях сидели патеры и монахи, всего человек тридцать. Между этими судьями и цыганом стоял дугообразный черный стол, на котором лежало небольшое распятие, налой с библией и колокольчик. За столом сидели три патера, перед которыми были документы, бумага и чернила. Вдали стояли послушники, фамилиары, шпионы и сторожа.
Аццо был поражен при виде этого многочисленного собрания. Он удивленно оглядывался направо и налево, стараясь сохранить в памяти всю эту обстановку. На великих инквизиторах были надеты большие черные мантии и четырехугольные плоские шапки, углом выдающиеся вперед. У Антонио же сверх мантии была надета красная бархатная накидка, а вокруг шеи широкая золотая цепь. На ней висела золотая блестящая медаль с изображением Спасителя, на груди которого сияло лучезарное солнце.
Аццо стоял перед предназначенной ему скамейкой. Она состояла из двух коротких, накрест сколоченных деревяшек, на них был положен ветхий брус фута в два длины, острым концом кверху.
Антонио простер руку, указывая на вошедшего.
— Ты принадлежишь к тем нечестивцам, которые, пользуясь нашей милостью, кочуют по государству, раскидывая свои палатки то там, то сям — твое имя!
— Аццо, сын цыганского князя!
— Патер Роза, читай обвинение, а вы, благочестивые и дорогие братья, слушайте в безмолвии! — приказал Антонио.
Один из сидевших за столом инквизиторов поднялся и взял бумаги.
— Уже многократно повторялся случай, — начал патер Роза, — что на подрастающих девочек набрасывалось какое-то чудовище в человеческом образе. Этих несчастных детей находили впоследствии с маленькой ранкой у сердца, из которой чудовище, прозванное в народе вампиром, высасывало кровь своих невинных жертв. Но также и другие части их тел часто находили изувеченными, и страдания этих несчастных, до смерти замученных детей требуют отмщения.
— Тебя обвиняют, Аццо, в этих страшных преступлениях, так как ты был в Бедойском лесу, когда дочь цыганки пала жертвой вампира, ты был в трактире «Рысь», когда нашли на улице окровавленную и изувеченную дочь вдовы, ты был на улице Толедо, когда дочь лавочника досталась вампиру для утоления его жажды. Из всего этого следует, что цыган Аццо и есть тот самый вампир. Эти показания могут подтвердить свидетели.
Хотя от дурного воздуха Аццо был желт и бледен, но теперь при чтении этого обвинения он посинел и в ужасе не верил своим ушам: он точно был в Бедойском лесу и в трактире «Рысь», он часто бывал также на улице Толедо, но, странно, он в самом деле присутствовал при всех этих случаях.
— Сознаешь ли ты свою вину, преступник? — спросил Антонио строгим голосом.
— Кто докажет, что я в самом деле был в названных вами местах? — воскликнул Аццо. Он был сильно взволнован и сердце его неистово билось в груди.
