между дверью и стеной, он мог теперь легко проникнуть в хижину.
В то самое время, когда монах, нагнувшись, просовывал в щель гладкое острие кинжала, Аццо, как дикий и кровожадный зверь, набросился на него.
Бесшумно и не говоря ни слова, прежде чем Жозэ мог услыхать его и обернуться, цыган схватил его и начал борьбу не на жизнь, а на смерть. Наконец-то настала для Аццо давно желанная минута мщения!
Монах застонал от неожиданного нападения, которого он никак не предвидел — он задыхался в железных объятиях цыгана, навалившегося ему на грудь. Он рассвирепел, попробовал выдернуть кинжал из щели двери и дико вскрикнул, узнав пылавшее мщением лицо Аццо.
— А! Это ты, беглый цыган! — задыхаясь простонал он. — Кто-нибудь из нас двух должен отправиться к черту, чтобы другой мог, наконец, успокоиться!
— Я поклялся извести тебя и нечестивую Аю! — вскричал Аццо, напирая на Жозэ. У него не было никакого оружия, но на этот раз его смертельному врагу все-таки не уйти от него! Он оттащил его от двери, чтобы не дать ему возможности выхватить кинжал, и, собрав все свои силы, бросил его со всего размаха на близ стоявшее дерево. Жозэ ударился о сосновый твердый ствол и без чувств упал навзничь.
В это время дверь хижины отворилась и Энрика, проснувшись от непонятного ей шума, бледная и испуганная, появилась на пороге — она все поняла!
С неистовым бешенством схватил Аццо упавший кинжал. Энрика видела, как Аццо спешил с ним к дереву, к смертельно раненному Жозэ, чтобы сразу покончить с ним. Она закрыла лицо руками и страшно закричала. Ее пронзительный крик пронесся по всему лесу. Аццо оглянулся на Энрику и на минуту остановился.
— Что вы делаете, сжальтесь, что случилось? — в ужасе закричала она.
— Черная тень, преследующая вас и вашего ребенка, явившаяся вам в лесу и сегодня подошедшая к вашей хижине.
— Жозэ! — простонала Энрика.
— Да, Жозэ. Я должен отделаться от него. Воротитесь в дом и закройте за собой дверь, вам не следует видеть того, что сейчас произойдет! — воскликнул Аццо.
Энрика испугалась, взглянув на дикое выражение его лица.
— Он в беспамятстве, на пятнайте ваших рук в его крови! — испуганно просила мать Марии, подходя к цыгану и взяв его за руку.
Между тем живучая натура Жозэ взяла свое, хотя он от удара лишился чувств и получил рану в голову, из которой струилась кровь, все же он быстро поднялся и стремглав побежал в лес.
Аццо вырвался из рук Энрики и с обнаженным кинжалом побежал за убегающим мошенником. Они оба быстро бежали по темному лесу. Жозэ знал, что если цыган настигнет его, то он погибнет, Аццо же сознавал, что Энрике, ее ребенку, Марии Непардо и ему самому плохо придется, если монаху удастся убежать. Поднимаясь на холм, за которым простиралась равнина, Жозэ споткнулся, но как кошка ловко удержал равновесие и снова помчался в густой лес.
Сухие листья и гладкие иглы пин задерживали Аццо, но вдруг он упал на том самом месте, которое Жозэ удалось миновать, он так неосторожно задел за торчащие корни, что с трудом мог подняться на ноги, между тем расстояние увеличилось и с трудом поднявшийся преследователь должен был сознаться, что он не в состоянии догнать негодяя. В сильном бешенстве и досаде он бросил в удаляющегося Жозэ кинжалом, пролетевшим над его головой. Жозэ даже не остановился, чтобы поднять оружие, и с удвоенной быстротой продолжал бежать по направлению к холму. Он смутно чувствовал, что ноги его двигались только механически, что кровь льется из раны и разливается по лицу и глазам — еще несколько минут и он должен упасть!
Аццо яростно вскрикнул, увидев, что от сильного волнения его всегда верный удар не попал в противника, его поврежденная нога отказывалась служить, и он с проклятием упал на траву, видя, что должен оставить преследование. Увидев кровавый след, он утешился тем, что Жозэ, получив такую рану, не дотащится до дороги на Фобурго и упадет в степи, которая так безлюдна, что никто ему не подаст помощи.
По прошествии нескольких часов потащился он обратно к хижине, Энрика и Мария звали его из чащи.
Предполо
ОБЛИЧЕННЫЙ
Королева была крайне возмущена, когда на другое утро после побега цыгана ей доложили об этом. Посланный короля, отец Фульдженчио, не мог явиться в более благоприятную минуту. Она хотела иметь подробные сведения о том, как допустили побег такого страшного преступника, на котором тяготело народное проклятие.
С помощью Маттео исповедник короля опять приобрел свое прежнее влияние, так сильно поколебленное безумным поступком великого инквизитора в церкви святого Антиоха. Изабелла исповедовалась и молилась более чем когда-либо и незаметно поддавалась влиянию патера.
Влияние же Серрано все более и более падало, даже Прим, бывший одно время ее избранным любимцем, был вытеснен ловкими интригами Санта Мадре. В легковерной Изабелле ловко возбудили подозрение, что эти верные защитники ее только добивались своей собственной выгоды. Когда Маттео в этом совершенно убедил королеву-мать, она постоянными нашептываниями дала понять всегда восприимчивой Изабелле, что Серрано, Прим и Топете только гоняются за богатствами, почестями и титулами для себя и своих близких. Изабелла в душе стала им не доверять, несмотря на то, что прежде сама осыпала их всевозможными наградами.
Возобновившееся влияние Санта Мадре чувствовалось и в правительстве, издававшем указы о ссылках и всевозможные строгие приговоры против либералов, как бы ни были они влиятельны и высоко поставлены. Так, в короткое время были сосланы один за другим Конха, О'Доннель и инфант Ивикаский, за ними скоро последовал любимый в народе Шеллей.
Этот удобный способ отделываться от людей либеральной партии был страшно отмщен впоследствии.
Хитрый патер Фульдженчио, с безбородым худощавым лицом и орлиным носом, низко поклонился ожидавшей его королеве. Он вошел в тот самый маленький кабинет, в котором Изабелла некогда молилась за Серрано и еще недавно принимала министра Олоцагу, предостерегавшего ее от патеров.
Фульдженчио знал слабость королевы, любившей низкие поклоны, и никогда не пропускал случая, даже в придворной капелле, при ее появлении выказывать внешне знаки самого глубокого почтения, мысленно насмехаясь над легковерной владычицей.
— С удивлением и неудовольствием слышали мы, благочестивый отец, — начала Изабелла, — что преступнику, известному под именем вампира, удалось бежать из Санта Мадре! Поистине, если бы мы знали, что тюрьма на улице Фобурго, слывшая некогда за самую надежную в мире, стала вдруг так ненадежна, мы, конечно, не согласились бы поручить этого гитаноса отцам инквизиции.
— Гнев вашего величества справедлив! В Санта Мадре все в высшей степени взволнованы, теперь нет больше ничего надежного, ничего святого! — почтительно говорил Фульдженчио.
— Этого преступника должны были сторожить безотлучно!
— Он содержался в самом глубоком подземелье, был под тремя замками, но да помилуют нас святые! — воскликнул Фульдженчио с поднятыми к небу глазами. — В Испании есть нечестивая власть, которая, я должен откровенно и честно сознаться, далеко превосходит власть вашего величества!
Изабелла недовольно посмотрела на патера, потом вспомнила про тайное общество, уже несколько раз доказавшее ей основательность слов Фульдженчио.
— Так вы думаете, что и этого преступника освободила…
— Рука Летучей петли, ваше величество, это верно! Этот замаскированный незнакомец, этот
