Он протянул ему руку и поклонился.
— Мы не враги, господин маркиз, — сказал Серано приятным голосом, — часто сражались рядом, обнимали друг друга после выигранного сражения и, думаю, ни один из нас не скажет другому, что тот был плохим солдатом.
— Это было славное время, господин герцог. Помните, у моста де ла Торре, то-то выдался денек!
— Мы оба были молодыми увлекающимися людьми.
— А помните, когда вы велели расстрелять полковника Валеро… О, я должен сознаться, что вы всегда казались мне образцом мужества и справедливости, — говорил Новаличес, увлеченный воспоминаниями.
— Благодарю за эти слова, чувствую, что они исходят из сердца. Неужели человек, столько раз ходивший вместе с нами под неприятельскими пулями, может стать нашим врагом? Мой дорогой маркиз, вы не на той стороне. Присоединяйтесь к нам, чтобы без кровопролития достичь цели.
Новаличес попросил своего адъютанта оставить их наедине и, подойдя к Серано, сказал:
— Я далек от мысли спорить о цели, к которой вы стремитесь. Но я, герцог, ни за что, не нарушу клятвы, связывающей меня с троном Испании. Я умру в битве за него, если победа невозможна, и уверен, что вы уважаете это признание. Я также стремлюсь избежать крови, доказательством тому — мое прибытие в ваш лагерь.
— Значит, вы твердо решили идти против нас, твердо намерены служить делу, приведшему Испанию на край гибели? Маркиз, спросите вашу совесть, прежде чем ответить.
— Я уже принял решение, герцог де ла Торре, и буду бесчестным, если оставлю свой пост и свои обязанности. Не пробуйте поколебать меня, мои убеждения непоколебимы — я остаюсь на стороне королевы.
— Тогда позвольте узнать, что привело вас сюда? — сказал Серано уже холоднее и спокойнее.
— Мы одни, герцог. Никто не услышит того, что я сообщу вам. Через несколько дней войска наши станут друг против друга, если мне не удастся этим известием заставить вас отказаться.
— Отказаться, маркиз? Франциско Серано никогда не перестанет стоять за правду, никогда, слышите, никогда!
— Еще вопрос: подтвердите ли вы свое троекратное отречение, когда я сообщу вам…
— Вы можете сообщить, что угодно, — прервал его герцог, — я не возьму назад своих слов. Даже если бы Изабелла Бурбонская лежала здесь у моих ног и каждый шаг вперед делал меня самым несчастным, маркиз, я бы не остановился, потому что принадлежу не себе, а Испании и ее правому делу.
— Прекрасные высокие мысли, герцог, но я уверен, что через несколько минут вы скажете другое.
— Это будет очень любопытная перемена.
— Итак, к делу. Заранее оговорюсь, что не имею отношения к происшедшему, потому что моя рука не поднимется на женщину.
— На женщину? Говорите!
— Ваша жена, герцог, в руках королевы!
— Моя жена… в руках королевы, — вскричал, объятый ужасом Серано, отступая назад, — это невозможно! Вы обмануты ложным известием. Моя жена несколько дней тому назад оставила Кордову вместе с графом Теба.
— Граф также взят в плен.
— А мои шестеро храбрых улан?
— Они столкнулись с превосходящими силами.
— Это ложь! Меня, видимо, хотят обмануть!
— Я сам по высочайшему повелению должен был отправить в Мадрид герцогиню де ла Торре и графа Теба, взятых в плен супругом инфанты Марии.
— Моя жена в плену! — вскричал Серано. — Чтобы оградить от опасностей, я отправил ее из театра военных действий и отдал в руки палача, во власть Изабеллы Бурбонской, которая погубит ее. Горе мне, она погибла!
— Нет еще, герцог. С головы вашей жены не упадет ни один волос, если вы откажетесь от своего намерения и покоритесь королеве. Будьте уверены в ее прощении.
Серано поднялся.
Он дико взглянул на маркиза, его сжатые кулаки поднялись, видно было, что он едва сдерживает гнев.
— Вы ли, маркиз Новаличес, — вскричал он дрожащим голосом, — вы ли говорите мне с таким дьявольским спокойствием, что ни один волос не упадет с головы моей жены, если я сделаюсь бесчестным изменником? Вы ли говорите мне о милости и прощении? О, дайте мне прежде забыть, что мы когда-то…
— Вы в сильном волнении, и я уважаю причину его. Однако считаю своей обязанностью повторить вам, что вы еще можете поправить все и спасти свою жену.
— А в противном случае? Я хотел бы…
— Если вы предпочтете сражение, герцог, тогда…
Маркиз Новаличес медлил выговорить то, что было уже решено и, без сомнения, утверждено королевой.
— Что — тогда?
— Тогда ваша дорога в Мадрид пройдет по трупу жены! Серано вскрикнул — он был глубоко потрясен.
— Это невозможно, — прошептал он с горечью, — так бесчеловечно не могут поступить даже мои враги.
— Не сомневайтесь ни минуты в истине моих слов, герцог. Если вы пойдете вперед, то убьете жену. Дайте мне письмо, что покоряетесь королеве, и я обещаю, что герцогиня возвратится невредимой в ваши объятия. Уступите, герцог!
— Я найду дорогу только по ее трупу, — повторил Серано как во сне.
Вдруг в его уме блеснула мысль, вызванная угрозой Новаличеса. Если бы он сделал то же самое и отомстил за себя? Правда, он поступил бы против правил, которые считают парламентера неприкосновенным, но ведь взятие в плен его жены тоже было вопиющим делом…
Маркиз Новаличес, последняя опора королевы, находился в его руках. Он заставил его выбирать между изменой и убийством жены! При таком выборе всякое великодушие умолкает.
Лицо Серано закрылось смертельною бледностью, взгляд остановился — он походил на человека, намеревающегося поставить жизнь на карту. Его рука медленно потянулась к колокольчику на столе. Он хотел уничтожить всех, кто похитил у него Энрику, его любимую дорогую жену, которая должна умереть за него! Но рука, уже взявшаяся за колокольчик, мгновенно опустилась: Франциско Серано превозмог себя в эту минуту страшного отчаяния, он не хотел запятнать кровью благородное дело…
Он сделал Новаличесу быстрый знак выйти, как будто хотел сказать: спешите, спасайтесь!
Герцог де ла Торре отвернулся, в глазах у него помутилось.
— Какой же ответ вы даете, герцог?
— Уходите… скорее, только скорее! Мой ответ… Герцогиня в Мадриде, говорите вы?
— С графом Теба.
— Если через три дня вы не получите моего ответа, знайте, что я иду на Мадрид.
— Подумайте о моих словах. Не заглушайте голоса своего сердца. Королева исполнит свою угрозу!
Маркиз Новаличес медлил уходить.
Он видел, как маршал Серано, этот гордый великодушный человек, отвернулся: горе пересилило его.
— Герцог де ла Торре, не я виновник той душевной борьбы, которую вы испытываете. Не я придумал условие, которое предложил вам. Я считаю честью драться с вами и постараюсь быть достойным
