Парижа, Тулузы, Рюэя и Дижона, — сказал Роберваль. — Каждый приговоренный к смерти…
— …предпочтет стать подданным моего дядюшки, — учтиво закончил Турнон.
Роберваль вновь свирепо воззрился на него, но лицо маркиза было невинным, как у ребенка. Картье никак не отреагировал: его негодование против Роберваля было таким сильным, что его не могли ослабить язвительные шутки Турнона. Он предпочел выдержать деловой тон:
— Дайте мне тогда денег для достройки кораблей! — потребовал Картье. — На это понадобится пять месяцев. Если дело затянется, то начнется сезон штормов — и нам придется отложить все до будущего года.
— Мы не имеем права ждать! — поддержал его Турнон. — Король снова может передумать. Жан Альфонс мог бы отплыть с этими кораблями позже и присоединиться к нам.
Роберваль выслушал сначала Картье, а потом Турнона. Когда он заговорил, его голос звучал чрезвычайно решительно.
— Вы не будете ждать. Вы отплывете весной.
— Мы? — Теперь уже Турнон уставился на него.
— Вы с Картье поплывете вперед, чтобы приготовиться к встрече колонистов. Когда суда будут достроены, мы с Альфонсом последуем за вами.
— Значит, мы поплывем без вас? Хорошо! — кивнул Картье.
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что это прекрасный план.
— Вы начнете работы над крепостью… над замком…
Картье бросил взгляд на Турнона.
— Маленький Фонтенбло! — пробормотал маркиз.
Роберваль оставил эту реплику без внимания, озабоченный своим будущим губернаторством.
— …и над подходящим жильем для моей племянницы.
— И для вашей светлости, монсеньер Сукин Сын!
Картье подхватил свой плащ и бросился прочь, но на пороге остановился, чтобы взглянуть на Роберваля — застывшего, неподдельно пораженного его дерзостью. Турнон молча наблюдал за действиями Картье и реакцией Роберваля.
— Разве это не причиняет вам боли, друг мой, — процедил Картье сквозь зубы, — видеть этот мешок с дерьмом, сидящий здесь в то время, когда ваш старый товарищ адмирал томится в тюрьме? Или ваши чувства разошлись с вашими принципами?
— Это причиняет мне боль, — тихо сказал Турнон. — Если бы это было не ради спасения наших так долго вынашиваемых планов…
— Ради спасения вашей похоти к его смазливой племяннице! — слова Картье громом прокатились по комнате. — Боже правый! Сделать его вице-королем вместо меня! Вы, мой друг…
— Ты мог бы управлять колонией из каторжников, Жак? — вежливо поинтересовался Турнон. — И если бы не его племянница, у нас вовсе не было бы колонии и флота…
Роберваль, казалось, очнулся от комы, охватившей его, как это и раньше часто бывало, когда он слышал поток слов. Он смертельно боялся слов — этого хитрого оружия, оружия его жены, которое вредило ему больше, чем он мог повредить своей жене кулаками.
— И не было бы генерала! — заорал он, устремляясь вперед.
Картье положил руку на рукоять шпаги, но Турнон встал между противниками, делая знак Картье.
— Иди, Жак. Увидимся позже.
Закрыв за Картье дверь, он прислонился к ней, повернувшись лицом к Робервалю.
— Я отправлюсь к королю, — кричал Роберваль. — Он никуда не поплывет, говорю тебе!
— Его Величество уверится, что его суждение о тебе было ошибочным, если ты пожалуешься на Картье, — мягко сказал Турнон. — Лучше молись, чтобы Картье не пожаловался королю на тебя.
— На меня? — на лице Роберваля отразилось искреннее удивление. А маркиз взял Роберваля за руку и подвел его к камину.
— Мой дорогой дядя, с тобой неожиданно произошло слишком много чудесных перемен. За какую- то ночь ты превратился в одно из влиятельнейших лиц Франции.
Гнев Роберваля поутих, хотя он все еще вытирал пот с лица. Он постоял, размышляя и взвешивая услышанное, а потом медленно покачал головой, став похожим на китайского болванчика.
— Но вот так… — Турнон взмахнул рукой, — все это может быть отброшено, и ты снова станешь мессиром де Робервалем, комической фигурой, слишком размечтавшейся о величии.
— Но я заплатил свои деньги…
— Деньги твоей племянницы, которых ты бы не увидел, будь на то воля ее мужа…
Роберваль замолк. Опять было слишком много слов. Неужели этот урод пытается заманить его в ловушку? Не хотел ли он напомнить, что Роберваль всем был обязан Турнону, и что у него не было выбора? Присвоив приданое, Турнон делал невозможным замужество Маргерит с кем-нибудь другим.
Внезапно глаза Роберваля под белесыми бровями просияли, а загребущие руки опустились. Оно было таким маленьким, это существо, которого он боялся. А его можно было так легко убрать! «Однажды, — подумал Роберваль, — он расскажет мне все, что знает, и тогда я смогу избавиться от него».
Голова Турнона склонилась набок.
— Дядя, ты очень порочный человек и у тебя такие безнравственные мысли. Давай не будем ссориться или пугать друг друга. И прежде всего, давай доверять друг другу… и Картье. Вы оба должны понять, что нужны друг другу!
— Он оскорбил меня! — мрачно сказал Роберваль.
Турнон вздохнул.
— Оскорбил. Но он ущемлен тем, что ты, новичок, поставлен во главе всего дела, которому он отдал много лет жизни.
— Да… Завистник.
Турнон пожал плечами.
— Обыкновенные человеческие переживания. Ты должен посочувствовать ему. Теперь, дядя, я вынужден признать, что твой сегодняшний план был хорош.
Турнон играл Робервалем так искусно, как Альберто де ла Риппо, придворный музыкант, играл на своей лютне. Он создавал настроение Роберваля.
— Хорош? — высокомерно спросил Роберваль. — Какой план?
— Что Картье и я отправимся вперед с галеонами, а ты приведешь барки и привезешь колонистов позднее.
— Да, — сказал Роберваль. Он составил этот план потому, что командование барками казалось ему более величественным. Он считал, что глаза всей Франции будут сосредоточены на отбытии колонистов. — Да. Он кажется более подходящим.
— А что с Маргерит?
Взгляд Роберваля стал подозрительным. Маргерит была его королевой, которую нужно было слегка продвигать вперед, но каждую минуту быть готовым отвести назад при каком-нибудь скрытом изменении на доске. Как бы то ни было, именно Турнон напомнил ему, что его блистательный титул все еще не был в безопасности.
— Ей нечего там делать в первые дни. Вы подготовитесь к ее встрече, а я привезу ее с собой.
Турнон задумался. Никто лучше него не знал неудобств жизни на корабле, а строительство домов только началось. Как бы он ни хотел быть рядом с невестой в долгом плавании и вместе увидеть на горизонте зеленые острова, он понимал, что не мог требовать от нее этого. К тому же, ему нечего было возразить.
— Ты снова прав. Но мы должны пожениться, как и планировали — до отплытия.
— Да, — неохотно признал Роберваль. — Мы можем это сделать.
— И сделаем! Для всеобщего спокойствия. Когда она приедет?
— Со дня на день, — коротко ответил Роберваль. — Может быть, завтра.
Так долго племянница принадлежала ему, была составной частью его планов, но больше это не
