ведь знал же!
Рано, значит, говорить о том, что наши доблестные органы утратили контроль над обществом. Лапу с пульса этого общества они, может быть, и убрали, но стетоскопом и другими подручными средствами пользуются на всю катушку.
— А что это за дело? — осторожно поинтересовался Донцов, понимая, что просто так его отсюда не отпустят.
— Убийство, — произнес Горемыкин со вздохом и, упреждая возможные возражения Донцова, тут же добавил: — Да, внешне все выглядит как обычное убийство. Но что за этим стоит, знает один только бог. Возможно, как раз ничего и не стоит… Это был бы для нас самый лучший вариант.
С подобным трюизмом нельзя было не согласиться, и Донцов охотно поддакнул:
— Это уж точно.
— Но, как говорится, надейся на лучшее, а готовься к худшему. — этой загадочной фразой начальник как бы ставил под сомнение свое собственное недавнее заявление о «простеньком» дельце. — Что вас еще интересует?
Горемыкин мог бы давно отослать Донцова, пожелав успешного расследования, не в его правилах было рассусоливать с подчиненными, но сегодня на него, как видно, стих нашел. Грех было не использовать столь редкий случай с максимальной пользой.
— Меня все интересует, — сказал Донцов. — А в первую очередь — кто убит, и где это случилось.
— Место преступления не совсем обычное. Это частная психиатрическая клиника, где находятся на излечении пациенты с редкими формами душевных заболеваний. Одних там лечат, а за другими просто наблюдают. Можно сказать, что это своеобразный научно-исследовательский центр… Так вот, один из пациентов клиники, длительное время находившийся в коматозном состоянии, внезапно скончался. Установлено, что причиной этому послужило отключение аппарата искусственной вентиляции легких. Причем отключение умышленное.
— Где находился медперсонал?
— Там, где ему и положено находиться. Дежурный врач в приемном покое, а медсестра на посту наблюдения, буквально в десяти шагах от злополучной палаты. Забыл сказать, что это случилось ночью.
— Стало быть, никого из посторонних на тот момент в клинике не было?
— Нет, только пациенты, медперсонал и охрана. Повторяю, это частная клиника, и за режимом там следят строго.
— Тогда я не вижу в этом деле никаких особых проблем, — осмелел Донцов. — Ясно, что без участия работников клиники тут не обошлось. Допросить их всех подряд, и кто-нибудь обязательно расколется. В крайнем случае пропустить через полиграф. Зачем ему без толку простаивать? Одновременно надо разобраться с мотивами преступления. Покойник мог владеть солидными сбережениями или недвижимостью. В этом случае надо вплотную браться за потенциальных наследников. Не понимаю, где здесь что-то незаурядное. Наоборот, все очень ясно. Любой участковый разберется.
— Не спешите. — Горемыкин оторвался от созерцания столешницы и метнул на Донцова короткий, жесткий взгляд: не зарывайтесь, мол. майор. — Несуразность этого дела заключается хотя бы в том. что одноместная палата, где произошло убийство, была с вечера заперта на замок, ключ от которого находился пятью этажами ниже, под надзором дежурного врача и охранника. Никто из них наверх не поднимался. Для этого пришлось бы миновать еще по крайней мере три поста и везде засветиться. Что касается медсестры, на которую, согласно вашей логике, падает основное подозрение, то ей перевалило за пятьдесят лет. Тридцать из них она проработала в клинике, и пользуется безукоризненной репутацией. Я понимаю, что в жизни случается разное, но на роль киллера эта тетка явно не тянет. В палате имеется окно, однако оно оборудовано надежной решеткой, сквозь которую только кошка пролезет. Да и само окно, судя по всему, было закрыто. Не лето ведь.
— Загадка запертой комнаты, — произнес Донцов задумчиво (перечить начальнику, пусть даже в мелочах, у него охота пропала). — Весьма распространенный сюжет в детективной литературе.
— Мне детективы читать некогда. Мне и ваших творений вполне хватает. — Горемыкин кивнул на пухлую папку с многочисленными закладками, судя по всему, какое-то старое дело, доставленное из архива. — Сами понимаете, что жизнь иногда подкидывает такие загадки, что беллетристы могут отдыхать.
— Интересно, а почему про это убийство в сводках не было? Когда это случилось?
Спрашивал Донцов просто так, без всякой задней мысли, но начальник его буквально огорошил:
— Три дня назад.
— Ничего себе! — Донцов даже заерзал на стуле. — Да ведь там уже никаких улик не сыщешь. Ни отпечатков пальцев, ни следочка. Такие дела у нас тухлыми называются. Что ж так поздно сообщили?
— Сие уже от меня не зависит. — Кто-то другой при этом развел бы руками, а Горемыкин только растопырил пальцы веером.
— Какие-нибудь специалисты туда выезжали?
— Территориалы выезжали. Следователь и эксперт. Составили протокол осмотра места происшествия. Допросили, кого смогли. Кое-какие вещдоки изъяли.
— В прокуратуре дело возбуждено?
— Пока нет. Сами понимаете, что повод-то мизерный. Скончался человек, и так долгое время находившийся между жизнью и смертью. Фактически полутруп. Родственники с ним отношений давно не поддерживали. Отказались, можно сказать. Какими-либо сбережениями или имуществом покойник не обладал. Это я к тому, что корыстные мотивы преступления отпадают. Перспектив у дела никаких. И это на фоне повсеместного роста уголовной преступности. Следственная группа прокуратуры не успевает на тяжкие преступления выезжать. Кому охота поднимать шум из-за такой ерунды?
— А то, что мы с вами обсуждаем здесь это убийство — разве не шум?
— Мне так не кажется, — голос начальника вдруг обманчиво потеплел. — Считайте, что мы с вами просто шушукаемся. Как кумушки возле подъезда. Ясно?
— Ясно, — Донцов невольно подобрался. — Не первый год замужем.
— Вот и прекрасно. Рад, что между нами установилось взаимопонимание. Теперь хочу внести в этот вопрос окончательную ясность. Клинику возглавляет один очень известный и влиятельный человек. Безоговорочный авторитет в своих кругах. Доктор наук, профессор, лауреат и так далее. В свое время он оказал правоохранительным органам немало ценных услуг. Да и сейчас продолжает оказывать. То, что в Институте имени Сербского приходится ждать месяцами, он у себя может сделать за пару дней. Убийство, случившееся в клинике, профессор воспринял весьма болезненно. Лишняя огласка ему. естественно, не нужна, но в раскрытии преступления он почему-то кровно заинтересован. Впрочем, эта сторона вопроса нас не должна касаться… Не знаю, из каких источников ему стало известно о существовании нашего отдела, но просьба поступила непосредственно в главк. Причем с конкретным указанием следователя, которого он хотел бы у себя в клинике видеть. То есть майора Донцова Геннадия Семеновича. Из главка мне перезвонил заместитель начальника, курирующий наш отдел. Никаких отговорок он, естественно, не принял бы. Формула у них там одна: «Немедленно приступить к исполнению». Колесо уже завертелось. Вас привлекли бы к расследованию в любом случае, даже если бы ради этого пришлось отозвать из отпуска.
— Почему же они, такие деловые, три дня тянули? Надеялись, что покойник воскреснет?
— Кто их, психиатров, знает. Возможно, хотели разобраться во всем самостоятельно. Или надеялись на территориалов.
— Как же, помогут им территориалы… У них на каждого следователя по тридцать дел.
— Тогда придется нам отдуваться… То есть вам, — поправился Горемыкин.
— Как я понимаю, работать придется на результат, а не на протокол.
— Можно сказать и так. Укажите нам преступника, а о формальностях не беспокойтесь. Чует мое сердце, что в суд это дело не пойдет. Но только, чур, никаких кровопролитий. Это одно из непременных условий, поставленных перед нами. Преступник нужен живым.
