люди расти начнут?
— Не пойдет это им на пользу, — сказал Кузьма. — Жратвы не хватит — это раз. Да и под землей особо не развернешься. Я и сейчас не в каждую нору залезу, хоть и хотел бы. Это два.
— Здоровенные люди и норы себе под стать выроют, — высказался Юрок. — А что народ крупнее становится, это факт. У меня, например, конец на два пальца длиннее, чем у старшего брата.
— Вот не сказала бы, — глядя в сторону, обронила Феодосия.
Юрок сделал вид, что не расслышал этой реплики, и продолжал распинаться о том, какая распрекрасная жизнь ожидает людей-гигантов.
— А как там этот халявщик поживает?.. Как его?.. — Фуцел сморщился, стараясь припомнить прозвище своего дружка-темнушника.
— Папа Кашира, — охотно подсказал Юрок.
— Тебе он, может, и папа, а для меня просто Сашка. Я его еще Мухоедом звал.
— Почему Мухоедом? — лукаво косясь на Юрка, поинтересовался Кузьма.
— Таких пауков я отродясь не встречал. Мать родную задавит и не поморщится. Наглец неблагодарный. Я ему в свое время столько добра сделал, а он у меня прямо из-под носа ящик рассыпухи увел… чая то есть. Одно слово — Мухоед.
— Ну вы скажете тоже… — надулся Юрок. — Между прочим, папа Кашира о вас только добрым словом отзывается.
— А за что ему на меня грязь лить? Я его, мазурика, ни разу не подвел. И огольцов евойных вроде тебя до сих пор привечаю… Ты пей, пей, не стесняйся!
Юрок сидел как оплеванный и больше не решался вставить словцо в защиту папы Каширы. Ведь от Фуцела можно было еще и не такие откровения услышать да и пили-то, честно сказать, за его счет.
Дабы перевести разговор на другую тему, Юрок стал жаловаться на произвол, творимый стражниками.
— Хотя бы вы им мозги вправили, — сказал он в заключение. — А то совсем распоясались… Что я — шелупонь какая-нибудь? Или авторитета не имею? Я, между прочим, лично папой Каширой в «быки» произведен, и этим все сказано.
— Я стражи не касаюсь, — рассеянно ответил Фуцел. — У них свой огород, у меня — свой, а в чем- то я их полностью поддерживаю. С такими типами, как ты, нужно ухо востро держать. Воровать, конечно, дело благородное. Но не у своих же. В прошлые времена вас бы всех так опомоили, что до конца жизни не отмылись бы.
Юрок не нашелся что ответить. Настроение его окончательно испортилось, и даже пойло не шло на пользу — прикладываясь к кружке, он скрежетал о ее край зубами.
Один Венедим был тих и спокоен — спиртное не пил, поганую пищу не употреблял и в злоязычном споре участия не принимал. Святой человек!
В корчме стояла волглая духота и чад, как в курной бане. Дым очага почти не уходил наружу и висел под потолком плотным слоем. Плошки с горящим жиром были бессильны рассеять мрак, зато смрада добавляли изрядно.
— Пошли отсюда, — обмахиваясь ладонью, сказала Феодосия. — А то я сопрею скоро. Какая тогда может быть торговля! Вот обделаем все чин-чинарем, тогда и гульнем.
Фуцел, уже давно косившийся на дородную бабу, придвинулся поближе и буквально уткнулся носом ей под мышку.
— Эй, ты чего! Не балуй, дед! — Феодосия переменилась в лице: возможно, ей показалось, что вредный старикан, как и иные прочие, питает против нее людоедские замыслы. — Чердак, что ли, поехал?
В ответ Фуцел только страстно замычал и закатил глаза, словно причастился из волшебной чаши напитком богов. Взгляд его осоловел, а рот растянулся до ушей.
— 0-о-ох! — томно простонал он. — 0-о-ох, взяло! До каждой жилочки дошло…
— Что это с ним? — не на шутку встревожилась Феодосия. — Он случайно не припадочный?
— Припадочный, — кивнул Кузьма, кое-что знавший понаслышке о странных пристрастиях Фуцела. — Только в своем репертуаре.
Разобиженный Юрок, уже давно игравший в молчанку, буркнул:
— Он балдеет, разве не видишь? От тебя, между прочим, балдеет. Глюки ловит, как наркот.
— Ничего удивительного! — Феодосия кокетливо передернула плечами. — От меня многие балдеют. Одни только вы критику наводите.
— Мы любя, — немного оживился Юрок. — А что, если тебя ему запродать? Авось согласится.
— Не нужен мне такой старый хрыч! — всполошилась Феодосия. — Хоть бы образину умыл! Можно подумать, что его на помойке нашли.
— Дура, тебя не замуж сватают, а на Торжище продают! Между прочим, твоя инициатива. Где это видано, чтобы свиноматка или ящик гвоздей сами себе хозяев выбирали? — Для вящей убедительности Юрок постучал пальцем по своему виску.
— Да на какие шиши он меня купит? — продолжала упираться Феодосия. — Ты глянь, у него даже обувки пристойной нет.
— Все у него есть! Он, между прочим, самый богатый человек в Шеоле. Если, конечно, не считать вашего игумена да кое-кого из наших папаш.
— Это точно? — Феодосия перевела взгляд на Кузьму.
— Точно, — кивнул тот. — Я, правда, сам его богатств не считал, но люди врать не станут.
А тот, о ком шла сейчас речь, между тем вышел из сладкого забытья и поинтересовался, подозрительно глядя на сотрапезников:
— О чем базар?
— О деле. — Юрок решил ковать железо, пока оно горячо, а для большей доходчивости даже перешел на «ты». — Тебе эта баба нравится?
— Которая? — Похоже, что Фуцел так окончательно и не пришел в себя: случилась передозировочка, особенно опасная для старческого организма.
— Вот эта! — Юрок пальцем указал на Феодосию, поспешившую принять одну из своих самых соблазнительных поз (за бородавку на носу и отсутствующий зуб сейчас можно было не беспокоиться — света в корчме хватало ровно настолько, чтобы не пронести кружку мимо рта).
— Нет! — ответил Фуцел. — Мне бабы никогда не нравились.
Феодосия сразу увяла, но Юрок решил бороться до конца, таким уж воспитал его папа Кашира.
— Почему же ты на нее облизываешься, как монах на сало? — поинтересовался он.
— Мне запах ее нравится, — признался Фуцел.
— Вот и бери ее вместе с запахом.
— Как это — бери? — не понял Фуцел.
— В смысле — покупай.
— Разве она продается?
— Мы сюда за этим и пришли.
— Сколько хотите? — Фуцел сразу оживился: как-никак, а торговые сделки были для него сейчас столь же привычным делом, как раньше штурм ларьков и киосков.
— А сколько дашь?
— Надо подумать. — Фуцел еще раз обнюхал Феодосию, и она этому уже не препятствовала.
— Чего тут думать! — наседал на старика Юрок. — Товар редкий. И стоит соответствующе.
— Погоди… Дай отдышаться… — Глазки Фуцела вновь замаслились. — Время скудное… Не осталось больше в Шеоле хорошего товара… Да и мои закрома опустели… — Вдобавок ко всему он оказался еще и скопидом.
— Не прибедняйся! В могилу с собой добро не захватишь. Хоть поживешь в счастье последние годы. Мы тебе не бабу продаем, а цветок. — Юрок чмокнул кончики своих пальцев.
Тем временем Кузьма что-то шепнул Феодосии на ухо, и та, кивнув, покинула компанию. Правда, далеко она не ушла, а, остановившись у чадящего очага, принялась энергично разминать члены, словно собиралась с кем-то бороться.
