он побаивался этой парочки куда больше, чем они его.
— Ты ешь, ешь. — Синяков выложил на стол все, что ему позволили пронести сюда. — Жаль только, сигареты отобрали.
— Ничего… По одной штуке в день нам разрешается. Димка уже ел — торопливо и жадно, как никогда не ел в домашней обстановке. За время разлуки он вытянулся и похудел. На его щеке появился незнакомый Синякову шрам, а на обритой наголо голове — несколько голых проплешин. Грязные ногти были выгрызены почти до мяса. Форма Димке явно не шла. Выглядел он в ней почти что чучелом.
«Вот вам и элитные части», — с горечью подумал Синяков.
Когда сын справился с едой, запив ее водой из рукомойника, Синяков спросил:
— Чем вас хоть кормят тут?
— А ты как думаешь? — невесело, одними губами улыбнулся Димка. — По крайней мере не шашлыками.
— Прекратить неположенные разговоры! — пискнул конвоир.
Димка покосился на него и негромко сказал:
— Ты, салага, много на себя не бери. А то ведь можем встретиться на гражданке.
— Не надо. Не обращай внимания, — попросил Синяков. — Нам и так осталось всего десять минут. Лучше расскажи, что с тобой случилось.
— Засветил сержанту между рогов, — как о чем-то совершенно обыденном сообщил Димка.
— За что?
— Доставал он меня, понимаешь? — В словах сына вдруг прорвалась злоба, которой Синяков за ним раньше не замечал. — В гроб хотел загнать.
— А просто пожаловаться кому-нибудь нельзя было?
— Папа, ты в армии служил?
—Нет.
— Тогда не возникай. Ничего ты про эти дела не понимаешь.
— Но ведь тебе тюрьма грозит?
— А где, по-твоему, я был до этого? На курорте? На каторге так не пашут, как мы в бригаде пахали!
— Но служить тебе всего год оставалось, а сидеть придется целых три!
— Убегу. — Сказано это было абсолютно спокойно и, что самое страшное, вполне серьезно. — Хорошо, если бы на зону послали… А то про дисбат тут такое говорят… Уши вянут.
— Я сейчас обо всем доложу начальнику караула! — конвоир уже чуть не плакал.
— Докладывай, — Димка недобро, исподлобья глянул на него. — Сам же и нарвешься. А мне что будет? Пайки лишат? Так я ее уже съел. В карцер посадят? Не посмеют, мне завтра на суд идти.
— Ну почему ты такой! — прервал Синяков сына. — Столько не виделись, а ты и разговаривать со мной не хочешь.
— Я хочу .Да только мешают некоторые… А за то, что ты, папа, приехал, большое спасибо. Я, честно сказать, мать ожидал.
В это время снаружи к решетке подошел прапорщик с ключами и зычным голосом, словно все они находились где-нибудь в чистом поле, объявил:
— Время свидания истекло!
Отец и сын одновременно встали и обнялись, чуть не перевернув стол. За недолгое время, проведенное на гауптвахте, Димка успел пропитаться тюремным запахом, неистребимым и прилипчивым, как зараза.
— Ты только не верь тому, что здесь по радио болтают и в газетах пишут, — торопливо шепнул он. — Ты больше людей слушай и сам в оба гляди.
Прапорщик уже стучал ключами по приоткрытой решетчатой двери, а конвоир тыкал Димку стволом автомата в спину.
— До завтра! — крикнул Синяков.
— До завтра, — отозвался Димка.
Сейчас в его жизни было не самое лучшее время, однако на перепуганного зайца (чего заранее опасался Синяков) он совсем не походил. Скорее это был волчонок — усталый, голодный, загнанный, злой, но уже клыкастый…
…На выходе из гауптвахты Синякову вежливо вернули все конфискованные продукты. Пропала только одна пачка самых дешевых сигарет…
Минут пять Синяков слонялся по горбатой улочке, отделявшей божий храм от гнезда сатаны (по крайней мере, такое впечатление осталось у него после посещения прокуратуры), и старался успокоиться.
В принципе сделано было немало. Он многое узнал о деле, ради которого прилетел сюда, нанял адвоката, а главное — свиделся с Димкой. Хотелось надеяться, что эта встреча поможет сыну пережить завтрашний день, обещавший стать для него таким тяжелым. Да и знакомство с комендантом кое-что значило.
Теперь не мешало бы подумать и о себе самом. Еды, слава богу, хватало. «Секретный № З» пусть подождет в камере хранения до завтрашнего дня. Вопрос сейчас упирался только в ночлег.
Искать кого-нибудь из старых знакомых было уже поздно, тем паче что Синяков не помнил толком ни одного адреса. Этим можно будет заняться завтра с утра, когда откроются справочные бюро. А пока придется воспользоваться услугами гостиницы, тем более что по дороге сюда он уже успел присмотреть одну, чей обшарпанный фасад, по идее, должен был свидетельствовать о либеральных порядках и умеренных ценах.
Действительно, какие-либо дополнительные препоны в лице бдительных швейцаров или неустрашимых агентов службы безопасности в фойе гостиницы, носившей скромное название «Первая Советская», отсутствовали. Единственным живым существом (кроме двух пестреньких кошечек), обратившим внимание на появление Синякова, была немолодая дама, вязавшая что-то за барьерчиком.
Синяков попытался вспомнить, как называется служащая гостиницы, занимающаяся регистрацией постояльцев и выдающая им ключи от номеров. По крайней-мере не ключница. Это что-то из области фольклора. И не регистраторша. Может, дежурная? Нет, дежурные сидят на этажах, кипятят чай и надзирают за нравственностью жильцов… Тогда скорее всего портье. А если это женщина? Неужели портьера? Или портьерша?
Прежде чем заговорить о деле. Синяков внимательно просмотрел всю гостиничную документацию, вывешенную на видном месте. Свободные номера действительно имелись в избытке, а цена на них хоть и превышала ту, на которую заранее рассчитывал Синяков, но все же была вполне приемлемой.
Однако стоило только «портьере» перелистать паспорт потенциального жильца, как ситуация сразу осложнилась.
— Почему же вы сразу не сказали, что у вас иногородняя прописка? — возмутилась она.
— Вы хотите сказать, что проживать у вас дозволено только местным жителям? — осведомился удивленный Синяков.
— Нет, конечно, — ответила «портьера», — но на них распространяются льготные расценки, какие и указаны на информационном стенде. Для иногородних у нас существуют специальные расценки. — Она выложила на свой барьерчик тоненькую белую папочку.
Эти специальные расценки были таковы, что Синяков немедленно забрал паспорт, пожелал «портьере» почаще привечать в своей гостинице арабских шейхов и американских миллиардеров, которым это, возможно, и по карману, после чего поспешил откланяться.
Уж лучше переночевать на скамеечке в парке, благо погода способствует, чем платить бешеные деньги за сомнительное удовольствие воспользоваться панцирной койкой в четырехместном номере с удобствами в дальнем конце коридора.
Самый длинный в жизни Синякова день (если приплюсовать выигранные в полете часы) медленно клонился к вечеру. Закатное небо сверкало на крестах храма и на хромированных деталях автомобилей, поток которых стал заметно иссякать.
