Продолжая выдвигать самому себе все новые доводы в пользу похода к магазину — а по сути, занимаясь элементарным самообманом, — Зяблик вброд пересек реку, под мостом едва-едва прикрывавшую дно, и оказался на территории, где отсутствовала не только советская, но, возможно, даже и божеская власть.
К магазину он направился кружным путем — сначала спустился на полкилометра вниз по течению речки, а уж потом повернул к деревне. Она состояла из одной-единственной, зато длинной улицы. Пробираясь задворками, Зяблик услышал куриное квохтанье и не удержался, чтобы не заглянуть в сарайчик, из которого оно раздавалось. В гнезде набралось уже дюжины две яиц, и Зяблик, успевший забыть их вкус, половину выпил на месте, а остальные рассовал по карманам.
Магазин находился в самом конце деревни и от других хат отличался лишь вывеской да решетками на окнах. Отряд Верблюда успел побывать здесь, о чем красноречиво свидетельствовали пустые бутылки со свежим запахом и вскрытые консервные банки. У дверей громоздились товары, приготовленные к отправке за речку: решетчатые ящики с водкой, фанерные с сигаретами, мешок мыла, стопка вставленных друг в друга жестяных ведер, куча одеял и всякое другое галантерейно-гастрономическое барахло. Оставалось неясным, что помешало смелым квартирмейстерам доставить груз по назначению.
Первым делом Зяблик закурил и минут пять усердно пыхтел дешевой, но забористой «Примой». Когда от души немного отлегло, он выбрал мешок почище и стал набивать его самыми необходимыми вещами. Не возвращаться же назад с пустыми руками.
От этого увлекательного занятия его оторвал раздавшийся на улице громкий звук, живо напомнивший Зяблику о родной тюремной камере. Так храпел во сне его сосед по койке — болезненно- полный бухгалтер-растратчик Мокроусов, особенно если переедал перед сном. Глянув в пыльное окошко. Зяблик сразу понял, что столь специфические звуки на сей раз издает не человек, а неразумная скотина, обликом весьма напоминающая лошадь, но какая-то уж очень лохматая, приземистая, с не по-лошадиному злобным, взыскующим взором.
На странном коньке-горбунке восседал мурзатый бомж восточного вида, одетый в драный толстый халат, такую же кацавейку и волчий малахай. Его снаряжение — кривая сабля, лук в овчинном чехле и довольно длинная пика, украшенная конским хвостом, — произвело на Зяблика весьма неблагоприятное впечатление. Теперь-то он точно знал, куда девались шесть из десяти дозорных и весь отряд Верблюда.
Заметив в окне Зяблика, конный варвар махнул ему короткой плетью — выходи, мол.
Деваться было некуда. На задней двери магазина — Зяблик это хорошо помнил
— снаружи висел замок, а решетки на окнах по прочности не уступали тюремным. Еще раз удостоверившись в этом, Зяблик с независимым видом вышел на крылечко и добродушно поздоровался:
— Привет, чурка!
Как ни странно, варвар понял его, кивнул в ответ и что-то сказал по-своему, указывая плетью теперь уже на улицу. Идти туда Зяблик как раз и не собирался. Деревенские задворки и густые заросли орешника привлекали его куда больше. Воровато оглянувшись по сторонам, он достал пистолет, произвел все необходимые для стрельбы манипуляции и прицелился в степняка.
— Видишь эту штуку, чучмек? — спросил он ласково. — Тогда лучше не рыпайся. А не то я в твоей башке дырку сделаю.
Похоже, всадник не догадывался об истинном назначении побрякушки, появившейся в руках строптивого аборигена. Перегнувшись в седле, он пребольно огрел Зяблика своей плетью. Пистолет пальнул скорее всего именно от этого удара, а не по злой воле Зяблика. С верхового слетел малахай, и он, не успев освободить ноги от стремян, стал заваливаться за конский бок.
Где-то в другом конце улицы раздались гортанные восклицания и дробный топот многих копыт. Зяблик никогда не ездил верхом, но сейчас, чтобы спастись, оседлал бы, наверное, и огнедышащего дракона. Не по погоде одетые косоглазые всадники очень не понравились ему.
Степняк уже висел головой до самой земли, только его правая нога, запутавшаяся в стремени, торчала вверх. Кое-как освободив лошадь от мертвого всадника, Зяблик вскарабкался в седло. Конек заартачился было и попытался куснуть незнакомого седока за колено, но Зяблик врезал ему рукояткой пистолета между ушей. Тот взвился на дыбы и рванул с места раньше, чем Зяблик успел разобрать поводья. Чудом удержавшись в седле, Зяблик погнал лохматого стервеца напрямик к речке, предоставив ему возможность самому выбирать безопасный путь.
Сзади часто-часто застучал барабан, и тут же где-то в стороне резко и немелодично пропела труба. Обернувшись на скаку. Зяблик увидел, что его преследует целая толпа всадников с флажками, лентами, пучками перьев и звериными хвостами на пиках. Пониже деревни из леса выехала еще одна конная толпа, побольше первой, и, увидев погоню, тоже пустилась вскачь. Взвыли по-слоновьи сразу десятки труб, а грохот барабанов стал неразличим в сокрушительном топоте все новых отрядов, хлынувших с холмов на равнину. Они быстро сплачивались в одну согласно скачущую лаву, все ускорявшую и ускорявшую ход. Опередив ее метров на сто, несся Зяблик, не перестававший терзать своего скакуна каблуками сапог и рукояткой пистолета.
С размаху влетев в речку, он бросил коня и, наглотавшись воды, вскарабкался на свой берег. Предупрежденные звуком выстрела, а потом и шумом атаки, к нему со всех сторон сбегались товарищи.
— В окоп! — простонал Зяблик, хватая ртом воздух, почему-то переставший насыщать легкие. — Всем в окоп!
Как это бывает в моменты стихийных бедствий, когда, круша и корежа все, что попадается на пути, надвигается что-то страшное: смерч, сель, снежная лавина или цунами, — так и сейчас слова человеческой речи уже нельзя было разобрать в свисте, гиканье и топоте налетающей конницы.
Передние лошади опрокинулись, наскочив на перегораживающую брод колючую проволоку, но это почти не замедлило неукротимый напор степняков. Сотни всадников вылетели на берег, и сразу все исчезло в тучах пыли.
Окоп стал похож на длинную могилу, в которой одни люди стараются живьем похоронить других. Копыта разбивали черепа, сабли отсекали все, что появлялось над бруствером, пики находили свои жертвы на самом дне окопа. Зеки отвечали снизу ударами кольев, ножей, заточек. Никто не мог сказать, сколько длился этот ад на самом деле, но постепенно волна степняков стала редеть, а потом и схлынула, умчавшись дальше. В окопе бились кони с переломанными ногами и развороченными утробами, тут же дорезали не удержавшихся в седлах всадников.
Смерч пыли теперь крутился впереди, у второй линии обороны. Сквозь рев и визг атакующих явственно слышался треск выстрелов.
— Ну, сейчас им дадут жару! — крикнул кто-то прямо над ухом Зяблика. — Ишь чего захотели, с сабельками на автоматы!
— Всем приготовиться! — заорал Зяблик, зорко всматривавшийся в то, что творилось на другом конце картофельного поля. — Разобрать оружие! Ждать моей команды!
Поредевшая конница уже неслась обратно, но на ее пути внезапно вырос частокол остро заточенных жердей. Лошади, не желая идти на верную смерть, вздымались на дыбы, волчком крутились на месте, поворачивали назад. То, что осталось от еще недавно неудержимой конной лавы, водоворотом закружилось между стеной автоматного огня и лесом деревянных пик.
— Ура! Зажали косоглазых! Кранты им пришли! — кричали зеки, похожие на сбежавших из преисподней чертей. — Сейчас сдаваться будут!
— Как же, дождетесь! — сплюнул Зяблик. — Сейчас они на прорыв пойдут. Еще похаркаем кровушкой.
Будто бы в подтверждение, а может, наоборот, в отрицание его слов, далеко за горизонтом, в той стороне, где остался город Талашевск, серое небо осветилось заревом и раздался приглушенный расстоянием, но могучий и уже поэтому пугающий звук — словно коротко рявкнула гигантская допотопная рептилия, одна из тех, на чьих спинах некогда покоился мир.
Хвостатая многоголовая комета, похожая на карающую огненную длань, стремительно прочертила небосвод и с ужасающим завыванием рухнула между двумя линиями окопов. Там, где только что стоял
