— Церемония бракосочетания, потом свадьба.
— Не надо. Давайте ближе к концу. Последние кадры на перроне.
— Будет сделано.
На экране компьютера возник фасад Московского вокзала, снятый при ночном освещении.
— Это мы ещё только подъезжаем, — пояснил Ухналёв.
На проход по вокзальному зданию ушло кадра три, на прощание с родными — столько же. И вот наконец появилось изображение роскошного спального вагона, на фоне которого позировали пьяненький жених и сияющая невеста, словно бы забывшая верную примету: если первую брачную ночь проведёшь на колесах, то и всю последующую семейную жизнь будешь мотаться с места на место.
Слева от новобрачных виднелись Раиса Удалая, облачённая в синий железнодорожный костюмчик, очень её красивший, и худощавый молодой человек, отвернувшийся от объектива фотоаппарата. В правой руке он сжимал книгу, размерами действительно похожую на Библию.
— Увеличить можно? — Кондаков впился взглядом в экран.
— Конечно. А кого?
— Вот этого долговязого с краю.
Молодожёны и Удалая, разрастаясь в размерах, уплыли за пределы экрана, уступив место ничем не примечательному парню, пожелавшему скрыть своё лицо.
— Теперь книгу, — потребовал Кондаков. — Дайте крупно книгу.
Чёрный, довольно потрёпанный том и вцепившиеся в него пальцы заняли центральную часть экрана.
— Всё, — сказал Ухналёв. — На большее не хватает ресурса.
— Что-то я не разберу название книги, — напряжённо щурясь, произнёс Кондаков. — Мудрёное какое-то…
— «Негравитационные квантовые поля в искривлённом пространстве-времени», — сообщил Ухналёв. — К сожалению, фамилию автора разглядеть не могу.
— И кто же такие книги читает? — Кондаков даже чертыхнулся.
— Есть люди, — сказал Ухналёв. — Аспиранты, занимающиеся сходными проблемами. Или молодые учёные.
— А студенты?
— Вряд ли. Если учебник Блохинцева «Основы квантовой механики» условно назвать букварём, то в сравнении с ним эта книга, — он указал на экран, — будет чем-то вроде поэмы «Конёк-Горбунок».
— Вы сами откуда такие тонкости знаете?
— Когда-то сподобилось учиться на физмате. Были там фанатики, занимавшиеся квантовой механикой.
— Сложная наука?
— Не то слово. Есть мнение, что постичь её способен только один человек из двухсот тысяч.
— Серьёзно?
— Мне, знаете ли, не до шуток.
— Один на двести тысяч, — задумался Кондаков. — То есть пять на миллион… Хотите сказать, что во всем Питере есть всего лишь двадцать пять человек, досконально усвоивших… э-э-э… квантовую механику?
— Скорее всего, и того меньше.
— А если наш паренёк, собравшись на вокзал, прихватил первую попавшуюся книгу? И в квантовой механике он никакой не дока, а, наоборот, дуб?
— Даже не представляю себе квартиру, в которой подобная книга могла оказаться под рукой. Её место в академической библиотеке или на соответствующей кафедре. Вы обратите внимание на состояние книги. Такое впечатление, что её зачитали до дыр.
— Благодарю за консультацию. — Кондаков ощущал себя словно рыбак, вместо окунька поймавший на крючок тропическую рыбу-бабочку. — Эти снимки можно напечатать?
— Не проблема.
— Тогда сделайте для меня юношу в полный рост, отдельно голову и отдельно книгу. И берегите память своего фотоаппарата! Вполне возможно, что она ещё пригодится.
— Давайте я перепишу её вам на жёсткий диск, — предложил Ухналёв.
— Почему на жёсткий? — опасаясь подвоха, осведомился Кондаков. — А на мягкий нельзя?
— Мягких не бывает.
— Тогда не надо. Сказано — беречь, значит, берегите, — буркнул Кондаков, принимая в руки полноформатные цветные снимки, с легким шумом выползавшие из щели принтера. — В заключение позвольте один вопрос личного характера. Почему у вас всё время такой испуганный вид? Неужели совесть не чиста?
— Даже и не знаю, что вам сказать… — Жалкая улыбка скривила лицо Ухналёва. — Вы не поверите, но я всегда жил со смешанным чувством вины и страха. Более того, я не считаю это состояние чем-то из ряда вон выходящим. Почему смогли уцелеть черепахи, современницы динозавров? Потому что они боялись всего на свете и при малейшей опасности прятались в свои панцири, в свою скорлупу.
— Но ведь вы человек, а не пресмыкающееся.
— Зато и хищники, охотящиеся на меня, не идут ни в какое сравнение с грифами и шакалами… Род Ухналёвых прослеживается с восемнадцатого века. Все мои предки были купцами, а некоторые даже выбились в заводчики. И здесь, и в Москве им принадлежали целые улицы. Причём кровь из людей мои предки не высасывали, а по мере сил помогали всем нуждающимся. Строили не только доходные дома и мануфактуры, но и больницы, храмы, приюты. После октябрьского переворота никто из Ухналёвых не покинул родину. За это они сначала лишились своего добра, а потом и жизни. Дед мой старался держаться тише воды ниже травы, работал счетоводом в инвалидной артели, но и его забрали в тридцать седьмом. В пятидесятом своей очереди дождался отец. Мне было тогда два годика, но, странное дело, я этот случай помню. Даже не само событие, а ужас, охвативший всю семью. Он запал мне в самую душу… А думаете, потом не брали? Брали! Брали и в шестидесятых, и в восьмидесятых. Берут и сегодня… Где может спрятаться такой человек, как я? Только в скорлупе своего собственного страха. А постоянное чувство вины заменяет мне панцирь. Вы-то сами, как я вижу, из породы хищников. И уже нацелили было на меня свои клыки. Но, убедившись, с каким ничтожеством имеете дело, сразу отступили. И даже ощутили ко мне жалость… Почему я не должен бояться, если в этом моё единственное спасение? Трусливая черепаха живёт сто пятьдесят лет, а смелый лев — двадцать.
— В каком-то смысле вы тоже специалист по квантовой механике, — промедлив самую малость, молвил Кондаков. — Это я к тому, что вторую такую натуру не сыскать и среди миллиона человек. У вас ведь не душа, а прямо-таки кровоточащая рана. Вам лечиться надо.
— Чем?
— Сначала водочкой. А когда захорошеет, подыщите подходящее место, желательно людное, и плюньте на памятник какого-нибудь вождя. Их в вашем городе, слава богу, хватает. А ещё лучше — демонстративно справьте малую нужду. Стопроцентная гарантия, что вам ничего за это не будет. Более того, обязательно найдутся сочувствующие. Кое-кто даже пожелает повторить ваш подвиг. Убедившись в безнаказанности, вы постепенно начнёте избавляться от чувства постоянного страха.
— Спасибо за совет, но на старости лет привычки менять поздно. Пусть я останусь живым примером самоунижения, и, глядя на меня, внуки вырастут настоящими Ухналёвыми, смелыми и предприимчивыми.
— Только бы не зарвались. Те, кто с «наганом» выходит на большую дорогу, тоже сплошь смелые и предприимчивые. Во всём следует придерживаться меры.
— Ну вы и скажете… Когда это русский человек придерживался меры?
— Без ложной скромности могу привести в пример самого себя.
— В вашем возрасте это неудивительно. Душа берёт власть над губительными страстями тела лишь тогда, когда оно ветшает. Ну кому, скажите, нужна власть над руинами, пусть даже своими собственными?
— Нет, с вами просто невозможно разговаривать! Вы своей хандрой кого угодно можете заразить.
