Изменение истории было делом тягучим, как резина, потому что вообще не было процессом, оно происходило не в реальном времени.
А далеко впереди, в двадцатом веке, даже сейчас еще могла стоять хроноаппаратура, готовая вернуть сотрудников из Кадиса шестнадцатого столетия под контроль падре Теренса и Красного Медведя. Если это так, то эхо убийства Бартона «к данному моменту» еще не ушло слишком далеко, чтобы разрушить историю вообще. Дону Мигелю все еще оставался шанс своевременно предупредить Генеральных сотрудников и убрать Пару Псов, прежде чем тот оправится в прошлое. Его можно просто пристрелить, когда тот уносился на коне от рудника в Калифорнии. Это тоже изменило бы историю, но, по крайней мере, изменяясь, она вернется к привычной для него, дона Мигеля Наварро, версии. Устранить графа Бартона станет некому, поэтому история войдет в нормальное русло.
Возможно?
Он преодолел последний подъем и заорал привратнику, чтобы тот скорее его впустил. Не дожидаясь, когда дверь окончательно растворится, прошмыгнул в образовавшийся проем, едва не сбив привратника с ног, ворвался во двор и завопил:
— В этом мире нет графа Бартона!
Реакция была мгновенной. Сотрудники СВ и юные перепуганные кандидаты устремились во внутренний дворик виллы, где стояла хроноаппаратура. Пока все слушали сбивчивый рассказ дона Мигеля, техники торопливо собирали каркас сферы, готовя ее для возвращения в настоящее. Отправлять послание не имело смысла, человек доберется с той же скоростью, но доставит больше информации.
От нетерпения дон Мигель был готов разрыдаться. Наконец настройка закончилась, все вокруг начало таять, расплываться. Его кружило через континуум, и время растянулось туда, куда человека несли силы, замкнутые в круглой клетке из железа и серебра. Искаженные очертания прутьев должны проступать отчетливее по мере того, как он будет приближаться к цели.
Никакая сила не могла унести человека в будущее дальше старта его отбытия в прошлое плюс время, затраченное на транспортировку туда и обратно. Простой факт, что он покидал Кадис, означал — в «этот» момент Служба Времени далеко в будущем еще не исчезла. В Филиале Службы в Нью-Мадриде стояла точно такая же аппаратура, какую он использовал сейчас в иной хроноточке. Дон Мигель испытывал облегчение оттого, что все еще существует, но беспокоился, что может не успеть достигнуть финиша, ибо насколько хронологически переносился в будущее, настолько же пространственно — в Новую Кастилию. Но за время перемещения можно было, по крайней мере, успокоиться и привести мысли в порядок. Когда он ступит на землю Новой Кастилии двадцатого века, то обязан отчитаться перед Генеральными сотрудниками четко, ясно и убедительно. Могло статься, что надвигающийся поток изменений он лишь чуть-чуть обгонял. Возможно, в его распоряжении не было и пары часов. Все зависело оттого, задолго ли до вот этого старта в будущее Пара Псов убил свою жертву. А вдруг он даже не успел уйти в прошлое к тому моменту, когда возвратится дон Мигель? Какие головокружительные при этом возникнут парадоксы?
Ноги его гудели от долго бега из гавани к вилле. Наварро присел на корточки на резиновом настиле, держась за кожаные петли, и попытался представить, что творится в душе человека вроде Пары Псов, которому наплевать, если обрушится вся известная история. И почему? Да только потому, что нарушены его честолюбивые планы! Дон Мигель стал припоминать легенды индейцев, но ничего похожего на надвигающуюся катастрофу в них не было. Скорее, она напоминала тевтонские и скандинавские легенды о Рогнарёке и Сумерках богов, когда девять миров обрушились в хаос и породили новое творение.
Он припомнил Кристину. Увидятся ли они вновь? Он заставил себя думать о Паре Псов и решил, что физическое устранение мохаука нельзя назвать убийством. Это была бы казнь. Справедливая казнь, ибо он, дон Мигель, побывал в мире, где преступление уже совершилось, и мог поклясться на Библии, что он видел… А что он видел?
Кстати, о «видеть»… Что происходит с прутьями, которые его окружают. При старте из одного времени в другое они всегда расплываются и деформируются, но приобретают четкие очертания по мере приближения к финишу. Вместо этого клетка стала более размытой, чем прежде.
Он сперва подумал, что это оптический эффект. Коснуться прутьев, чтобы убедиться, не обманывают ли его глаза, дон Мигель не рискнул. Это была бы верная смерть, через их структуру протекает гигантская энергия.
Нет, успокаивал он себя, все обернется к лучшему. Пара Псов уже остановлен в какой-нибудь подходящей для этого точке, прежде чем успел отправиться на поиски графа Бартона, и мир возвращается в исходное русло…
— Ох, Боже мой! — вскрикнул он.
Резкий толчок отдался в его мозгу жуткой болью. Она была как ослепительный свет, как жар костра и как арктическая стужа, как нескончаемое падение — кувырком в бездну, где смешались времена, и было им несть числа.
Эта бесконечность была ужасающей, но когда минула вечность, все кончилось.
Он снова обрел чувства: видел, слышал, осязал и владел своим телом. Он остался цел. В его мозгу все еще отдавался визг умирающей вселенной, и больше всего на свете ему хотелось повалиться ничком и завыть от страха.
Так поступать глупо, подсказал голос из глубины сознания. Подумай! Подумай о том, что за это краткое столетие после смерти Борромео, мир, который ты считал реальным, породил на свет не только индейца Пара Псов, но и многих других, обращавшихся со временем как с детской игрушкой. Вспомни предновогоднюю ночь, когда из-за глупой склоки погиб король, его сыновья, придворные и еще тысячи ни в чем не повинных подданных. Вспомни об алчности, которая привела к краже ацтекской маски, и как пришлось спасать мир, возвращая реликт! И еще подумай о том, почему в мир, который тебе казался лучшим из возможных, никогда не являлся никто из будущего, чтобы исследовать прошлое этого будущего?…
Все ясно. Боже милосердный, все ясно как день, но никто этого не понимал, кроме разве что ожесточившегося, павшего духом Борромео, который заявил, что разочарован тем, что еще никто из завтрашнего дня не явился, чтобы поздравить его с открытием. Если отрезок времени меньше столетия перенес столько вмешательств в прошлое, то почему этого не делало будущее с его неисчислимым запасом лет, в которых можно путешествовать туда и обратно?
Потому что не было такого будущего! Будущего, имеющего корни в этом мире! Дон Мигель перевел дыхание и вслух произнес поразившую его догадку, чтобы лучше осознать этот факт.
Он мог бы представить себе историю тех миров, в которых человечество путешествовало во времени. Возможно, все они были потенциальными, и ни один из них не был «реальнее» другого. Эта тропинка всегда замыкалась на саму себя, словно змея, глотающая свой хвост. Рано или поздно в таком мире наступал момент, когда искушение исправить прошлое в соответствие со своими представлениями о лучшем будущем склоняло безответственного субъекта к вмешательству в ход истории. Собственно, само создание хроноаппаратуры, вело к формированию потенциально неустойчивого мира, превращая его в невероятный.
Но что случилось с ним самим? Объяснение было под руками, но никак не нащупывалось. Скорее всего, он в ходе своего рейса угодил в зазор между «реальным» и «потенциальным» мирами. Должно быть, это случилось «после того», как он в 1588 году покинул Кадис, и «прежде чем» в 1989 году достиг Нью- Мадрида, в момент, когда его настигла волна изменений, вызванных вмешательством Пары Псов. Другими словами, он преодолел пороги в реке времени… и теперь был здесь — на другом берегу!
Но что это за берег? И что случилось с людьми, которых он знал? С Филиппе, с которым провел за выпивкой последний вечер? С Кристиной, сбежав с которой со скучного торжества, он угодил в ловушку во времени?… С той Кристиной, которая, вполне возможно могла бы стать спутницей его жизни? И с королем, принцессой, Генеральными сотрудниками, маркграфом фон Фойерштайном и Парой Псов? Неужели все они исчезли, а он благодаря случайности остался жив?
Только падре Рамон рискнул бы искать ответ на такой вопрос, но даже в мире, который развалился из-за мести Пары Псов, падре Рамон был мертв.
Дон Мигель осмотрелся. Прутья сферы не только не стали более четкими, они попросту исчезли.
