— Прошу вас. — Я улыбнулся. — К чему этот допрос?
Она прикусила нижнюю губу.
— Джонни не в состоянии сейчас разговаривать. — Она коснулась шрама на щеке. — Думаю, Фаулер сказал вам об этом?
— О том, что вы вдвоем пытались надуть его? — Я кивнул. — Да, он рассказал мне. Джонни располагает кое-какой информацией, которая меня интересует. Я заплачу за нее.
— Да, деньги нам сейчас нужны позарез, — с горечью сказала девушка. — Сколько?
— Пять сотен. — Я решил быть щедрым: какого черта, денежки-то не мои, а Акселя Монтегю.
— Подождите здесь. Я поговорю с ним.
Она исчезла в задней комнате, я опустился на видавшую виды кушетку и закурил, стараясь ни о чем не думать. Во мне поднималась волна ненависти к Фаулеру и Кирку, а это было глупо.
Вскоре девушка вернулась, я поднялся ей навстречу.
— У нас тут все удобства. — Горечь в ее голосе усилилась. — У мистера Фаулера доброе сердце. Он нам сказал, что мы можем отдохнуть здесь, прийти в себя, прежде чем отправляться в путешествие. И добавил: «Отныне вы не должны пересекать границ Невады, если не хотите быть похоронены здесь». — Ее пальцы снова коснулись шрама на щеке. — Вы знаете, он даже поручил доктору регулярно навещать нас и оплачивает все лекарства.
— Доктор был обязан сообщить в полицию, — сказал я, глядя на шрам.
— Сожалею. — Девушка усмехнулась. — Этот доктор давным-давно утопил свою лицензию на дне бутылки.
— Мне не нравится Фаулер так же, как и вам, детка, — хмыкнул я. — Но Джонни не должен был брать эти деньги.
Ее губы скривились в подобии улыбки.
— И он еще говорит мне это!
— Как там Джонни? — спросил я. — С ним можно поговорить?
— За пять сотен вы можете получить все, что хотите, включая и меня! — Она опять коснулась шрама. — О, я совсем забыла об этом пустяке. Теперь я не предмет для сделки.
— Возможно, пластическая операция избавит вас от него, — предположил я.
— Разумеется, — усмехнулась она. — Подумаешь, всего несколько тысяч долларов за новое лицо! Вы, случайно, не знаете хирурга, который сделал бы это задаром? — Не сводя с меня взгляда, она пожала плечами. — Впрочем, извините, вы тут ни при чем. Проходите, Джонни ждет вас.
Джонни Федаро сидел на кровати, ожидая меня, его перевязанные руки безвольно свисали между коленей.
Он действительно выглядел как опереточный мерзавец — смуглая кожа, густые черные кудри. На красивом лице лежала печать высокомерия, свойственного тем, кто избалован женским вниманием. В темных глазах, обрамленных длинными ресницами, тлел огонек ненависти.
— Джонни, я — Рик Холман, — представился я.
— Что вы хотите услышать от меня за пять сотен? — тихо спросил он. — Впрочем, не важно. Я чертовски нуждаюсь в деньгах. Бейб, — он кивнул в сторону девушки, — считает, что это деньги на дорогу, но у меня есть идея получше. — Он коротко хохотнул. — Куплю на них револьвер и вышибу Фаулеру мозги.
— Лучше уезжайте, Джонни, — посоветовал я. — Вы должны понимать, что ждет вас, если вы попытаетесь прикончить такого типа, как Фаулер. С денежными мешками не шутят. У вас еще вся жизнь впереди, так что выкиньте это из головы.
— Вы в своем уме? — Он горько усмехнулся. — Я конченый человек, Холман. Если вы помните, я был крупье.
Это все, что я умел делать, только этим ремеслом я способен зарабатывать на жизнь.
— Думаю, вы больше не сможете работать крупье. — Я вздохнул. — Фаулер наверняка позаботится об этом.
Ну что ж, существует миллион других способов заработать на жизнь своими руками.
— Да? — Его голос поднялся на целую октаву. — Вот этими руками?
Он резко вскинул руки, и, несмотря на грязную повязку, я увидел, что по два первых пальца на каждой руке отсутствуют.
Глава 3
Девушка плеснула в стакан дешевого виски и молча протянула Джонни. Он с шумом втянул виски в себя, пролив часть на перевязанные ладони.
— Дженни? — переспросил он хрипло. — Кому какое дело до того, что стряслось с ней?
— Мне, — ответил я.
Он подставил стакан, и девушка все так же молча снова наполнила его.
— Я не видел ее шесть месяцев.
— Хорошо, расскажите о том, что было до этого. Начните с того, как вы встретились с ней.
— Это целая история, — хмыкнул он.
— Даю за нее пятьсот долларов, — объявил я.
Джонни оглянулся на девушку:
— Выйди.
— Бутылку оставить? — невыразительно спросила она.
— Поставь на пол.
Она поставила бутылку на пол рядом с кроватью и, не оглянувшись, вышла из комнаты.
— Около двух лет назад, — начал свой рассказ Джонни, — я работал на Фаулера. В один прекрасный вечер в казино заявилась Дженни, она села за мой стол с таким видом, словно ей принадлежало все заведение. Несмотря на почти детскую мордашку, она обладала вполне зрелыми женскими формами и, к слову сказать, прекрасно сознавала это. Она была не робкого десятка и тут же спросила, как меня зовут. «Отлично, Джонни, — объявила она, — давайте-ка немного изменим наши ставки».
Я сказал, что правила заведения запрещают изменять ставки. «Я говорю не о деньгах, — возразила она. — С игрой покончено. Вы будете принадлежать мне следующие двадцать четыре часа, а потом на это же время я поступлю в ваше полное распоряжение».
В тот вечер она проиграла около трех тысяч долларов.
Когда я освободился, мы поднялись в ее номер. Никогда прежде я не встречал женщин, похожих на Дженни, — всякий раз она приходила ко мне так, словно это была наша последняя встреча.
— Вы хотите сказать, что она была страстной?
— Да, полагаю, именно такой она и была. — В его голосе я уловил сомнение. — Но во всем этом имелось что-то грязное. У меня было такое чувство, будто она использует меня, словно я носильщик, и мной можно помыкать, как ей заблагорассудится. — Он потер правую ладонь. — Впрочем, кому какое дело. Так продолжалось пару месяцев, потом в одно прекрасное утро она исчезла; я подумал, что все кончилось, но через неделю она вернулась. «Я рассказала своему отцу о тебе, — заявила она с порога. — Он разозлился, я хочу преподать ему урок. У тебя есть какие-нибудь планы на завтра, Джонни?» Я ответил, что нет, и тогда она объявила, что мы завтра же поженимся.
Джонни замолчал. Я терпеливо ждал, глядя, как он неловко наливает себе виски. Джонни опрокинул в себя содержимое стакана и взглянул на меня.
— Ее отцом был Аксель Монтегю, — тихо сказал он.
— Какой-то крупный деятель в кино? — спросил я небрежно.
— Величайший! — Он хмыкнул. — Я решил, что ежели женюсь на Дженни, то обеспечу себя на всю жизнь.
Дженни говорила мне, что ее родитель — редкостный мерзавец, но я не верил ей вплоть до свадьбы, точнее, до той минуты, когда дворецкий вручил Дженни записку и с треском захлопнул перед нами
