Я внезапно увидел, что ее халат лежит на траве почти у моих ног, и понял, почему я не увидел его раньше.
— Вам подать халат? — спросил я, нервничая.
— Зачем? — Она ехидно захихикала. — Если бы вы подошли ко мне поближе и дотронулись до меня, у вас бы случился нервный коллапс! Быть голой около вас — это все равно что ходить голой по дому. Не все ли мне равно, что обо мне думает мебель?
— Прекрасно! — Я уже начал раздражаться. — Но мне надо поговорить с вами.
— Проваливайте, — произнесла она лениво. — Сходите посмотрите где-нибудь на настоящего мужчину и подумайте, что вы теряете!
— Поговорим о Роде Блейне, — предложил я быстро.
— Я за всю свою жизнь ни разу не слышала этого имени! — Она снова зевнула, на этот раз еще громче. — Но если бы я и слышала это имя, я бы и не подумала говорить о настоящем мужчине с таким ничтожеством, как вы.
— Послушайте...
— Если вы не хотите уйти, то хотя бы оставьте меня в покое, — сказала она вяло. — Иначе я спущу на вас собаку! Правда, это только маленькая собачка мексиканской породы чихуахуа, но на такого слюнтяя, как вы, и она нагонит страху!
Позже я решил, что именно эти слова о собачке чихуахуа решили дело. Я мягко опустился на колени рядом с ней, медленно занес над ней согнутую правую руку, а затем, уже гораздо быстрее, опустил руку на ее тело. Когда моя ладонь коснулась самого чувствительного места между ее ног, она громко вскрикнула.
Секунд через пять после этого ее несколько ошеломленный, звучащий по-детски голос спросил:
— Неужели это были вы?
— Мне показалось, я не мог привлечь ваше внимание никаким другим способом, — объяснил я спокойно.
— Тогда сделайте это еще раз, — попросила она застенчиво.
Я внял ее просьбе. Во время этой процедуры она издавала такие громкие звуки, что птицы, сидевшие на верхушках деревьев на расстоянии пяти миль от бассейна, с испуганными криками начали взлетать. Я заметил, что белая полоска на ее теле между двумя загорелыми полушариями быстро теряла свою белизну и розовела. Для меня это наблюдение представило несомненный интерес.
Затем все вокруг меня стало мерцать, и я подумал, что это от солнца, лучи которого действовали на мое зрение, пока я не услышал легкое одобрительное бормотание, исходившее из глубины ее горла. И я понял, что мотор Моники завелся. Вид ее вращающихся бедер с близкого расстояния не поддается описанию. Мои глаза стали расширяться так быстро, что я почувствовал, что моих век уже не видно, и тогда я понял, что если я что-нибудь быстро не предприму, то будет слишком поздно.
Она продолжала издавать звуки одобрения, когда я взял ее под мышки и поставил на ноги. Увидев затуманившийся взгляд Моники, я перекинул ее через плечо и понес. С каждым моим шагом мурлыкающие звуки становились все громче и громче. Я нес ее к бассейну. И с каждым шагом все сильнее чувствовал, как во мне борются инстинкты и сила воли. Я поднес Монику к краю бассейна.
Здесь ее блестящие выпуклости снова пришли в движение, а затем она исчезла в фонтане воды. Тяжело дыша, я вернулся к тому месту, где лежал ее халат, поднял его и опять приблизился к бассейну. Когда я подошел к краю бассейна, из воды внезапно появилась ее голова с белокурыми мокрыми волосами.
Ее синие глаза смотрели на меня растерянно в течение некоторого времени, которое показалось мне долгим, затем в них внезапно сверкнула искорка интереса.
— Ты садист, а? — спросила Моника задумчиво.
— О нет! — ответил я тихо.
Я вытянул ногу, поставил ее ей на голову и толкнул Монику в воду снова. Когда она вынырнула опять и ее голова показалась над краем бассейна, я был наготове и ждал ее.
— Запомни, — рявкнул я, — и запомни это хорошенько, потому что я собираюсь сказать тебе об этом только один раз! Ты самая сексуальная женщина, которую я когда-либо встречал в своей жизни, и удержаться, чтобы не дотронуться до тебя, было самым трудным испытанием в жизни Холмана! Но я не кручу любовь с чужими женами. Мне и без того хватает забот! Меньше всего я хочу стать любовником жены Джерома Кинга. Но мне нужно поговорить с тобой, и ты должна выслушать меня хоть раз в жизни! Еще одно передергивание любой частью твоего восхитительного тела, и я брошу тебя обратно в бассейн, но на этот раз я сделаю так, что ты не вынырнешь. Ты меня поняла?
— Да, Рик, — ответила она с наигранной скромностью.
— Тогда вылезай и надень это! — сказал я ворчливо и бросил халат ей на голову.
— Ты останешься на ленч? — спросила она приглушенным голосом.
Примерно час спустя после ленча мы снова сидели у бассейна. Я закурил сигарету и использовал этот момент, чтобы украдкой посмотреть на нее. Несмотря ни на что, она не была миражом или фантазией, родившейся в воспаленном мозгу. Моника была живой реальностью; халат, скромно облегавший ее фигуру, тоже был реальностью. Правдой было также то, что ни одна мышца ее тела в течение последнего часа ни разу кокетливо не заиграла.
Она внезапно повернула ко мне голову и улыбнулась. Теплое выражение в ее больших синих глазах снова обеспокоило меня.
— Ну и ну! — сказала она застенчиво. — Этот день я никогда не забуду. Я всегда думала, что такие случаи бывают только в книгах и что это чепуха!
— Какие случаи? — спросил я осторожно.
— Ну, есть высокий красивый мужчина, на редкость сильный и мужественный и так далее, и есть хорошенькая девушка, у которой исключительно красивая фигура и все такое. Но этот красивый мужчина не обращает на нее внимания, и она думает, что он боится ее или он просто импотент. Как-то раз она лежит и загорает на солнце голая, и этот мужчина внезапно подходит к ней. Она начинает дразнить его, и оскорбляет его, и все такое, но он, несмотря на это, не дотрагивается до нее. Но в конце концов он теряет терпение, и по тому, как потом он с ней обращается, она понимает, что он вовсе не холоден по натуре. Затем он признается, что помешан на ней, но она жена другого, и так как он слишком уважает ее, то не может сделать ее прелюбодейкой!
— Кем?
— Ты знаешь, так называют любовницу, то есть женщину, которая спит с другим мужчиной, в то время как она замужем.
— О-о-о, да? — проговорил я тихо. Ее глаза еще больше потеплели.
— Поэтому я хотела бы, чтобы ты знал, Рик, — сказала она мягко, — что ты сделал мне самый большой комплимент, который я рассчитывала когда-либо получить. Мне было так приятно, что я была готова заплакать! И твоя жертва не напрасна, я хочу, чтобы ты знал это. Я торжественно обещаю тебе, что никогда не буду дразнить тебя снова, как раньше. — Она сладко улыбнулась мне. — С этого момента, Рик, я клянусь, что буду думать о тебе только как о брате!
— Спасибо, — сказал я, но почему-то в глубине моего мозга зародилось неприятное подозрение, что меня обманули.
Моника закурила сигарету, затем легла в кресло и закрыла глаза от слепящего солнца.
— Ты помнишь, что сказал мне за ленчем, Рик? Что с Родом произошел не несчастный случай, а он покончил жизнь самоубийством. И что это вина Джерома: он довел Рода до этого, а затем попытался обвинить Деллу Огэст, чувствуя свою вину. Я думала об этом все время с той минуты, как ты мне сказал это!
— Ты передумала и решила не рассказывать мне о том, что я хотел узнать? — спросил я.
— Мне кажется, да. — В ее голосе появилась та самая неопределенность, которая делала его похожим на голос девятилетней девочки. — Задавай мне вопросы, Рик, тогда я смогу решить, отвечать мне на них или нет.
— Конечно, — сказал я. — Когда вы с Джеромом привезли Рода из того летнего театра, он некоторое
