— Действительно классный, — искренне одобрил я ее наряд.
— Рада, что он вам понравился. — Зубные коронки ярко блеснули. — Вы уже уходите, мистер Холман?
— Да. Только что получил приказ выступить в поход, — шутливо ответил я.
— Жаль, что так рано. Составили бы мне отличную компанию для обеда. — Девушка заколебалась, но потом все-таки решилась спросить:
— Это дело связано с дамочкой Марчант?
Я в удивлении застыл.
— Я почему-то так подумала, — Ее улыбка медленно сползала с лица. — Как только Пол ее первый раз увидел, так просто заболел...
— Полагаю, только великая певица способна произвести на Пола такое впечатление?
— Не думаю, что его волнует то, как она поет. — Блоссом слегка передернула плечами, затем крепко обхватила руками свои щедрые формы. — Наверняка он заинтересовался ею как женщиной. Это как будто... — Блондинка захохотала. — Она словно его околдовала...
— Уверен, что вы все неверно поняли, — назидательным тоном заявил я. — Я давно знаю Пола, и до сих пор, насколько мне известно, он никогда не смешивал дело с удовольствием.
— Всегда все рано или поздно бывает в первый раз. К тому же вы не были с ним так близки, как я. Поэтому не можете судить, насколько он изменился с тех пор, как увидел Джули впервые. Она стала для него просто навязчивой идеей, мистер Холман!
— Ну, — протянул я, слегка пожав плечами, — думаю, это его проблемы, а не ваши?
— На первый взгляд — да. — Девушка устало улыбнулась. — Но, пожалуйста, сделайте кое-что ради меня, а особенно ради Пола, мистер Холман! Разузнайте, что в действительности представляет собой эта певичка. И сделайте так, чтобы все это дошло до Пола. Даже если он и в самом деле подпишет с ней контракт.
— Конечно же я это сделаю, — успокоил я блондинку.
— Благодарю. — Ее зубы снова вспыхнули. — Теперь пойду снова заниматься гимнастикой на пляже. Ренек любит, когда я все время этим занята. Когда же приходит время лечь в кровать, Пол считает, что я уже устала, и не чувствует себя виноватым в том, что быстро засыпает.
Глава 2
Когда я попадаю в Сан-Франциско, как у любого жителя Лос-Анджелеса, у меня возникают проблемы с необходимостью менять, так сказать, ориентиры. Проще всего обстоит дело с одеждой. Совершенно в разумных пределах. Например, нужен темный костюм и действительно консервативный галстук. Но изменить образ мыслей довольно трудно. Положим, говоришь с извиняющейся улыбкой: “Конечно же я работаю в Лос-Анджелесе, в противном случае я просто мечтал бы тут поселиться”. После такого замечания вас вместе с извиняющейся усмешкой могут просто ласково оттолкнуть от кабины фуникулера, вместо того чтобы просто выбросить из него на ходу. Конечно, вы должны помнить, что нужно восторгаться видом с вершины Святого Марка и, говоря о портах, никогда, никогда не упоминать ни о Рио, ни о Сиднее. К тому же благоразумно носить шляпу и не забывать ее снимать при упоминании Тони Беннета. Хорошо также заранее подготовить канву беседы о текущем оперном сезоне. Это всегда большое благо, может пригодиться. И еще. Как бы вы ни устали, никогда не прислоняйтесь к ограждениям тротуаров. Это один из самых больших грехов, сравниться с ним может только обсуждение погоды. И само собой разумеется, что любой, кто говорит “Фриско” вместо “Сан-Франциско”, заслуживает линчевания, которое немедленно за этим последует.
Я выехал на следующий же день после беседы с Полом Ренеком. Я решил, что преимущество обладания собственным автомобилем намного превосходит неудобства лос-анжелесских самолетов. Было уже далеко за полдень, когда я свернул со 101-го шоссе на одну из дорог, отходящих от него, словно ноги паука. Она вела в центр города. Здесь, зарегистрировавшись в отеле, я заказал через службу обслуживания немного еды и любимый напиток, затем позвонил в “Закованный козел”. Голос, ответивший мне, был несколько удивленным, скорее даже смеющимся, когда я захотел заранее заказать там столик. Мисс Марчант выступает в десять и снова в полночь, сообщили мне. И конечно же готовы принять мой заказ на ранний сеанс.
Покончив не спеша с отличным обедом в индейском стиле, я прошел пешком пять или шесть кварталов до клуба, где пело чудо Пола Ренека. Как он и говорил, это был подвал на Бродвее, рядом с Гранд-авеню, с красной неоновой вывеской в виде — догадайтесь чего? — закованного козла. Я спустился по ступенькам вниз и попал в атмосферу полумрака. Горели только свечи. Официантки были одеты в черные свитера и обтягивающие колготы, и та, что сразу же подошла ко мне, явно не была создана для подобного наряда. Я попытался не смотреть на нее, когда она двинулась к выходу из кабинки, потому что у меня возникло ощущение, будто я вторгся в нечто, что должно быть секретом между ней и ее врачом. Этой официантке следовало как можно скорее избавиться от лишних тридцати фунтов, большая часть которых была втиснута в слишком тесные для нее колготки. Оторвав от нее взгляд, я уставился на подсвечник на столе. Он был в форме свернувшегося черного кота с отверстиями в голове, чтобы пламя вырывалось из его миндалевидных глаз.
— Мне бурбон со льдом, — попросил я.
— А не хотите ли попробовать один из наших коктейлей? — скрипучим голосом спросила толстуха официантка.
— Какой, например? — поинтересовался я.
— Например, “Ведьминого пива” или “Усладу из котелка”. Или как насчет порции “Любовного напитка”?
— А как насчет, — я слегка пожал плечами, — бурбона со льдом? Он будет в самый раз.
Барышня сделала вид, что хочет как можно быстрее выполнить заказ, и поспешила из кабинки, а я закурил сигарету и осмотрелся. Мерцающий свет свечей не позволял в деталях разглядеть всю картину, но его было достаточно для того, чтобы я смог пробежаться взглядом по лицам завсегдатаев. И снова, похоже, Ренек оказался прав — это было нечто вроде убежища для последних битников. Высокий помост в дальней части помещения вмещал оркестр из трех музыкантов, они лениво бренчали что-то незнакомое. Толстуха официантка поставила передо мной стакан и снова исчезла. Я сверился с часами. Было без пяти десять. Затем с недоверием отхлебнул из стакана и убедился, что мои подозрения были глубоко обоснованными.
Пять долгих минут ползли со скоростью улитки. Оркестр прекратил играть, музыканты выжидательно смотрели на зрителей, потом в нерешительности стали собираться. Двое из них подхватили свои инструменты и сошли с помоста, оставив пианиста в полном одиночестве. Прошло еще пару минут. Наконец какой-то парень помятого вида установил на помосте микрофон и постучал по нему, чтобы убедиться в его исправности. Пианист взял наугад несколько аккордов, словно был должен это сделать, прожектор осветил конферансье, и тот приступил к своему делу:
— Привет, ребятки! Добро пожаловать в “Закованный козел”! Сегодня, как и каждый вечер, мы имеем удовольствие представить в этом шабаше' ведьм самую важную ведьму. Она заколдует вас, и вы будете этому рады, потому что с ней каждая ночь превращается в вальпургиеву. Коты, демоны и домашние духи, имею честь представить вам Джули Марчант!
Аплодисментов не последовало. Просто небольшой шумок ожидания, который вы не слышите, а скорее ощущаете, пронесся по подвальчику. Прожектор выключили, пианист начал с какой-то тихой ненавязчивой мелодии, и из темноты рядом с ним появилась какая-то тень. И вот сильный с хрипотцой голос начал блюз “Печальное настроение”. Луч прожектора выхватил из полутьмы певицу. Она стояла рядом с роялем, положив на него локоть в непринужденном грациозном жесте. Иссиня-черные волосы женщины, расчесанные на прямой пробор, каскадом ниспадали ей на плечи. Ее глаза были большими и прозрачно-зелеными, округлые щеки — пухлыми и невинными, что немедленно опровергалось широким чувственным ртом. На ней было черное платье с длинными рукавами, довольно скромное, правда, с
