долг, но он от этого начинает воображать бог весть что. А вы тоже в киношном рэкете? О, пардон! — Ее голос зазвучал еще более гортанно. — То есть я хотела спросить, не связаны ли вы с киноиндустрией?
— В некотором роде связан, — кивнул я. — А как насчет вас?
— Я тоже, но мне надоело ложиться под парней, которые обещают мне роли, а потом кидают. — Фрида залпом ополовинила свою порцию мартини. Чувствовался стаж. — Если девушка отдается за здорово живешь, я считаю, можно и подождать, когда это доставит ей удовольствие, верно, Рик?
— Ну... — Я почувствовал, что у меня закололо в затылке. — Честно говоря, никогда об этом не задумывался.
— А следовало бы. — Фрида осуждающе посмотрела на меня. — Я хочу сказать, вот вы укладываете девушек направо и налево, могу поспорить. А что вы даете им взамен? Вы когда-нибудь спрашивали себя: а нравится ли им с вами? — Она решительно замотала головой, и прядь ее черных волос закрыла, словно занавеской, правый глаз. — Чего это Барни подмешал в пойло? Я ослепла на один глаз! — Фрида снова отчаянно принялась мотать головой, пока непослушная прядь волос не оказалась на прежнем месте. — Так-то лучше! Я ему не доверяю. — Она опустошила свой стакан вторым глотком и толкнула пустой стакан по стойке. — Эй, Барни! Кончай свои порнографические мечтания и подай нам пару свежих порций!
— Вы всегда не даете ему спуску? — поинтересовался я.
— Ему это нравится, — сказала она самодовольно. — Он мазохист.
Нервное покалывание распространилось с затылка на всю мою голову, и я почувствовал, что у меня горят уши. Я проглотил то, что осталось в моем стакане, как раз вовремя — бармен поставил перед нами новую порцию.
— Я ничего не имею против шлюх, — грубо сказал он, — но если у шлюхи ни на минуту не закрывается рот — это уже что-то!
— Прекрати пороть чушь! Особенно когда говоришь со мной, — резко сказала Фрида. — Вытри слюну с подбородка, подбери пузо и катись на дальний конец стойки! Когда мы захотим увидеть чудовище Франкенштейна, то пойдем в кино!
— Меня бы это вполне устроило, — прорычал бармен. — Убирайтесь!
— Держи карман шире! — бросила она.
— Поверь мне, — ухмыльнулся он, обнажив пару выбитых зубов, — мне доставит неописуемое удовольствие выбросить тебя из бара, Фрида.
— Рик! — приказала она самоуверенно. — Дайте ему как следует!
— Бить барменов — плохая примета, — сказал я. — Никогда не знаешь, что у них спрятано под стойкой.
Что, если обрез?
— Трусливый заяц! — Фрида схватила полный стакан и выплеснула содержимое прямо в лицо бармену. — Может, это слегка охладит твой пыл, Барни!
Тот отшатнулся, схватился руками за глаза и выплюнул поток непечатных ругательств, закончив на самой высокой ноте. Я бросил пятидолларовую бумажку на стойку бара, и не успели мои ноги коснуться пола, как я схватил девушку за запястье и стащил ее с табурета. Всю дорогу к двери она вырывалась, и прекратила только тогда, когда мы оказались на тротуаре.
— Барни не посмел бы ничего сделать, — сказала она, едва переводя дыхание. — В глубине души он понимает, что все, что я о нем говорю, правда.
— Что еще раз свидетельствует в пользу того, что у него есть хороший мотив размозжить вам голову из того самого обреза под стойкой, — рявкнул я. — Так где мы можем найти Клайва Джордана?
— У черта на рогах, трус несчастный! — сказала Фрида с издевкой. — Ищите своего гомика сами! А я занята!
Я снова схватил ее за запястье и потащил к машине, затем втолкнул на переднее сиденье. Когда мы отъехали на десять ярдов, Фрида вдруг вытянула ногу и нажала на педаль тормоза. Край рулевого колеса вонзился мне в желудок, и я резко и болезненно ударился лбом в ветровое стекло. Позади нас послышался душераздирающий скрип тормозов, сопровождаемый еще более душераздирающим гудком.
— Вы едете не туда, — невозмутимо сказала она. — Разворачивайтесь!
Загоняя машину в ряд стоящих вдоль обочины авто, я начинал чувствовать симпатию к бармену Барни, Поэтому, прежде чем посмотреть на Фриду, я осторожно прикурил сигарету. Она сидела сложив руки на груди и смотрела прямо перед собой в ветровое стекло, тихонько насвистывая что-то себе под нос.
— А не соизволите ли вы назвать мне адрес, чтобы я смог отыскать его сам? — рассудительно попросил я. — Тогда вы могли бы спокойно вернуться в бар и продолжить издеваться над стариной Барни.
— Я уже решила: останусь с вами, — заявила она, не поворачивая головы. — Я сегодня еще даже не начала пить, а у вас денежки шуршат. Я видела, как вы ими бросались, когда мы уходили из бара! Один из приятелей Клайва должен был отвалить на месяц на Восток, поэтому он разрешил ему пожить в своих апартаментах. Это в районе новостроек в Уилшире. Я скажу, когда мы окажемся там.
— Уж пожалуйста, — прочувствованно попросил я. — То есть я хотел сказать, лучше уж скажите, чем снова давить на тормоза, ладно?
— Бедненький Рики-Тики! Сильно ударился головкой? — Фрида медленно повернула голову, посмотрела на меня и громко зевнула. — В следующий раз я сорву с себя юбку, выскочу из машины и заору, что меня насилуют!
— Да кто тебе поверит! Ты на себя-то посмотри! — хрипло рассмеялся я.
Серо-зеленые глаза ярко сверкнули.
— А что вас заставляет думать, что у меня под юбкой что-то надето?
Мы с ревом рванули с обочины, словно космический корабль со стартовой площадки, и, когда на всей скорости влились в поток машин, где-то позади снова раздался надрывный скрип тормозов. Оставалось только надеяться, что это не был тот же самый парень, что в первый раз. Через пятнадцать минут я припарковался перед новым многоэтажным зданием с приятным чувством выполненного долга. Всю дорогу Фрида вела себя мирно: тихонько мурлыкала что-то себе под нос и указывала направление. Нам пришлось очень долго простоять перед светофором, но Фрида даже не сделала попытки расстегнуть “молнию” на юбке.
Она провела меня через вестибюль к лифту. Через несколько секунд дверцы лифта раздвинулись, и оттуда вышла толстая, вульгарно разодетая женщина. Бросив взгляд на Фриду, она недоуменно пожала плечами. Я заметил, что серо-зеленые глаза неожиданно сверкнули в ответ, и преисполнился сочувствия к ничего не подозревающей толстухе, но было слишком поздно.
— Пардон, — обратилась к ней Фрида с видом примерной ученицы, — Барни Глутинос на десятом или на одиннадцатом этаже?
— Прошу прощения? — Выщипанные брови толстухи приподнялись чуть ли не на четверть дюйма. — Кто, я не расслышала?
— Глутинос. — Фрида заговорщически подмигнула ей. — Вы же его наверняка знаете, милочка. Он специалист по абортам.
Лицо женщины застыло, и по четырем слоям густо наложенной косметики пошли трещины.
— Боюсь, я понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала она ледяным тоном.
— Неужели? — Фрида по меньшей мере пять секунд пристально смотрела на заплывшую жиром талию дамы, потом снова понимающе подмигнула. — Я поняла, душечка. Вы в конце концов решили оставить ребеночка?
Я шагнул в лифт и забился в уголок: Фрида нажала на кнопку с цифрой “10”. Дверцы лифта закрылись, скрывая от нас остекленевший взгляд женщины и ее искаженное ужасом лицо. Фрида беззвучно насвистывала какой-то мотивчик с довольной улыбочкой на лице, словно кошка, которая добралась до сливок. Когда лифт доставил нас на десятый этаж, она вышла первой и двинулась по застланному толстой ковровой дорожкой коридору. Когда я ее догнал, она уже нажимала на звонок.
— Вы полагаете, нас ждут? — с невинным видом спросила она.
— Этот Джордан что же, ясновидящий? — огрызнулся я.
— Значит, возможно, у него вечеринка? — Фрида надавила на дверь кончиками пальцев, и она широко распахнулась. — Не хотите ли поменяться со мной одеждой? — Она бросила на меня
