– А как насчёт привидений? – В глазах миссис Кобб зажегся знакомый огонек. – В каждом старом доме должно водиться привидение. Помните то, что обитало на Цвингер-стрит? Правда, его нельзя было увидеть, но по ночам оно двигало вещи и вообще озорничало.
– Помню, как же, – откликнулся Квиллер. – Оно подкладывало солонки в домашние тапки.
Помнил Квиллер и то, что все разговоры о привидениях были результатом бесконечных шуток мистера С. С. Кобба, который разыгрывал жену.
– Как Коко?
– Прекрасно. Учится играть на пианино.
– О, мистер Квиллер, – засмеялась она, – никогда не могла понять, шутите вы или говорите серьезно.
Они въехали в Пикакс по Гудвинтер-бульвару, между рядами каменных строений, возведённых местными угольными воротилами в дни расцвета городка. Прокатили по Мэйн-стрит, мимо круглого сквера и наконец достигли особняка К.
Миссис Кобб даже взвизгнула:
– Вот этот самый? О! Как бы я хотела здесь работать!
– Вы даже не знаете, какой будет оплата. Я сам не знаю.
– Мне безразлично. Я хочу здесь работать!
Когда они вошли в холл, янтарные стены ярко светились, сверкала хрусталём и жёлтой медью люстра. Казалось, обстановка дома стеснялась своего происхождения и великолепия.
– Похоже на музей!
– Слишком богато, на мой вкус, – заявил Квиллер, – но ни одной фальшивки, что вызывает невольное уважение.
– Я могла бы составить настоящий музейный каталог. Эта палисандровая золоченая консоль наверняка эпохи Людовика Пятнадцатого, и могу поспорить, что вещь известная. Часы работы Бюрна латунь, фазы луны, явно конец восемнадцатого века.
– Готовы посмотреть столовую?
Квиллер включил двадцать четыре электрические свечи, установленные на двух канделябрах из оленьих рогов. Темноватая комната была богато отделана панелями и обставлена тяжёлой старинной мебелью.
– А эти деревянные панели! Видите: резьба имитирует уложенное складками полотно! – выдохнула миссис Кобб. – Австрийские канделябры! Мебель, конечно, немецкая.
– Эта мебель тех времен, когда Клингеншоены ещё не заразились страстью к коллекционированию и не обратились к английской и французской старине.
Когда же они пересекли холл и вошли в гостиную, она просто замерла. Хрустальные люстры сверкали в полуденном солнце. Поблекшие от времени красные стены служили великолепным фоном для картин маслом в оригинальных багетах, запечатлевших французские пейзажи, итальянских святых, английскую знать. Среди них выделялся портрет в полный рост красавицы в турнюре и с зонтиком. Датировался он 1880 годом. У одной из стен, в двух нишах, высились горки, заполненные китайским фарфором.
– У меня голова идёт кругом, – произнесла миссис Кобб.
– Вам надо немного передохнуть, – предложил Квиллер! – Наверху имеются четыре помещения в разных стилях. Я принесу ваш багаж в то, которое отделано во французской манере.
Пока она медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, поднималась по лестнице, Квиллер написал несколько слов своему другу в Центр:
Дорогой Арчи!
Миссис Кобб привезла плохие новости. Не нужно говорить, что они повергли меня в ужас. Почему бы тебе не взять неделю отпуска и не прилететь сюда? Ты сменишь обстановку, и мы сможем поговорить.
Надписывая конверт, он услышал наверху тревожные крики:
– Что они делают? Что они делают?
Миссис Кобб, что-то невнятно бормоча, быстро спускалась по лестнице. Он поспешил к ней навстречу.
– Там, позади дома, грузовик! Я увидела его из окна. Они крадут из гаража какие-то вещи! Остановите их!
– Не волнуйтесь, миссис Кобб! Это не Цвингер-стрит. Это грузчики из студии местного дизайнера. Они выносят всякое старье перед началом ремонта.
– Это не старье! Остановите их!
Квиллер и миссис Кобб кинулись к грузовику у гаража. В кузов уже начали складывать свернутые в рулоны ковры, старые матрацы, мебель.
– Это же Хунцингер! – закричала миссис Кобб, указывая на потрепанное кресло. – А это настоящее кресло-качалка.
Она заметалась между столиком на рамных опорах, коннектикутским сундучком для приданого и немецким шкафом из Пенсильвании.
Квиллер остановил грузчиков и приказал:
– Сгрузите всё, кроме матрацев, куда-нибудь в гараж. Потом мы с этим разберёмся.
Миссис Кобб просто ослабела от испытанного шока и возбуждения. За чаем она сказала:
– Чудом спасли! Знаете, было время, когда американская старина не очень-то ценилась. Люди сносили добро, нажитое предками, в каретные сараи и покупали английские и французские вещи. Странно, что ваш декоратор не понял их настоящей цены.
«Может быть, и поняла», – подумал Квиллер.
Позднее он провёл миссис Кобб по главным улицам городка.
– Как вам понравились покои во французском духе?
– Не видела ничего более величественного! Тот платяной шкаф с навершием в виде нормандской шляпы, должно быть, относится к началу восемнадцатого столетия. – Стесняясь, она спросила: – Если я буду у вас работать, вы позволите мне производить оценку и для других?
– Конечно позволю. Вы даже можете открыть чайную в подвале и предсказывать будущее.
– О, мистер Квиллер! Вы такой шутник!
Деловая часть Пикакса представляла панораму имитаций шотландских замков, испанских крепостей и котсуолдских коттеджей.
– Всё из настоящего камня, – заметил Квиллер. – Однако выглядит подделкой, как дешёвые киношные декорации.
Миновав студию Аманды (чистый Диккенс) и редакцию «Пикакского пустячка» (средневековый монастырь), они вошли в здание адвокатской конторы «Гудвинтер и Гудвинтер» (влияние Гейдельберга).
Младший партнер – Пенелопа – в это время беседовала с клиентом, но сразу же прервала разговор.
– Хочу вас познакомить с Айрис Кобб, – представил Квиллер. – Я упросил её переехать сюда из Центра и управлять моим хозяйством. Миссис Кобб, это Пенелопа Гудвинтер, мой адвокат.
– Рада познакомиться с вами, – произнесла, домоправительница и протянула руку.
Пенелопа, косясь на украшенную стразами оправу очков, нерешительно пожала руку и произнесла:
– Как любезно с вашей стороны!
А Квиллер продолжал:
