купившему у него свечей почти на сто долларов.
Через минуту, размахивая керамической кружкой, торопливо вошла Кризалис.
– Яблочный сок для мамы, – попросила она у Эми. – Как Эшли? Сегодня он хорошо себя ведёт?
– Эшли сегодня просто ангел. Как дела у вас там внизу?
– На удавление хорошо! Запиши сок на наш счёт, Эми.
Когда Кризалис направилась к двери с полной кружкой сока, Квиллер встал и преградил ей путь.
– Вот мы и снова встретились, – с улыбкой сказал он. – Не выпьете со мной заменителя кофе с овсяным печеньем?
Она остановилась.
– Я оставила маму одну в магазине, – проговорила она в нерешительности.
– Я уже поел, Крис. И побуду с ней, пока ты не вернешься, – сказал свечник, поднимаясь.
– Спасибо, Мисси. Вот сок, и скажи ей, что я скоро приду. – Она повернулась к Квиллеру: – Мама не говорит, поэтому я не могу оставлять её одну в магазине.
– Не говорит?! – с сочувствием и скрытым удивлением произнес Квиллер, подавая Кризалис стул.
– Это психологическая травма. Она молчит уже почти год.
– Что вам заказать?
– Только йогурт. И большое спасибо.
Закусочная была так мала, что хозяйка слышала заказ, и Квиллеру не пришлось ждать.
– Вам нравится Картофельная Лощина? – спросила его Кризалис.
– Интересное общество, – ответил он. – Очень хорошие магазины. Но туристы мне не понравились.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, но благодаря им мы оплачиваем аренду. А как вы относитесь к тому, что происходит в горах?
– Я приехал только вчера и ещё не разобрался в ситуации. Но полагаю, вы говорите об освоении земель, верно?
– Так это называют
– Квиллер.
– У меня не будет детей, потому что новому поколению достанется опустошённая земля.
Он слышал всё это и раньше, но никогда – с такой страстностью. И не сразу нашёлся что ответить, когда она заявила:
– Вот вы – журналист. Почему же вы не пишете об этой страшной угрозе? Сегодня они вырывают сердце из Большой Бульбы, а завтра отберут землю у нас. Черёд за Малой Бульбой!
– Мне надо хорошенько во всём этом разобраться, – повторил он. – Скажите, вы тоже стоите в пикетах перед зданием суда?
– Когда наступает моя очередь, да, – ответила она угрюмо. – Как и Эми, и Ване. – Она кивнула в сторону кузнеца. – Но кто знает, есть ли польза от наших пикетов? Меня это очень угнетает.
– Ответьте мне ещё на один вопрос, – попросил Квиллер. – Сегодня в городе я видел один плакат у пикетчиков: «Свободу лесу!» Вы что, боретесь за создание национального парка? Я не понял.
На её тонких губах задрожала улыбка.
– Моего брата зовут Форест[5] Бичем… он сидит в тюрьме штата. – Она произнесла это смело, высоко держа голову и глядя на Квиллера с вызовом.
– Очень жаль. Какой срок…
– Пожизненно! Но он невиновен!
Квиллер подумал, они всегда так говорят.
– В чём его обвиняют? – спросил он.
– В убийстве!
– Суд был – сплошное вранье! – вступила в разговор Эми. – Форест и мухи не обидит! Он художник. Он кроткий человек.
«Они всегда так говорят», – повторял про себя Квиллер.
Кузнец, всё ещё с полным ртом, добавил:
– Жители города тоже могли это сделать, но полицейские ни одного подозреваемого не привели из долины, они решили: это должен быть один из нас.
– Надеюсь, вам попался хороший адвокат? – поинтересовался Квиллер.
– У нас не было денег на адвоката, поэтому адвоката назначил суд, – ответила Кризалис. – Мы думали, он вызволит брата, раз тот невиновен. Какая наивность! Этот человек даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь! – Она сказала это с горечью в голосе. – Он хотел, чтобы Форест признал себя виновным, тогда бы ему дали меньший срок. Но почему брат должен признавать себя виновным, если это абсолютно не так! Дело слушалось в суде присяжных, но присяжных специально подобрали: все они оказались жителями Спадзборо. Ни одного бульбика! Всё выглядело так нечестно, так несправедливо!
В закусочной на минуту повисла тяжёлая тишина. Потом Кризалис сказала:
– Мне нужно возвращаться в магазин. Благодарю вас за йогурт и за то, что выслушали меня, мистер…
– Квиллер.
– Вы действительно хотите завтра посмотреть накидки? – спросила она, вставая из-за стола.
– Конечно, – ответил он, вставая вслед за ней.
Никто не произнёс ни слова, пока маленький Эшли не потребовал внимания.
– Гу-гу-гу, – загугукала Эми.
– Печенье – изумительное, – сказал ей Квиллер. – Вы сами его печёте?
– Нет, оно из пекарни, которая на холме. У них замечательная выпечка.
– Прекрасно! Это будет моя следующая остановка.
– Они уже закрылись, сейчас больше четырёх. Но вы должны обязательно попробовать у них печенье и пирожные со свежими фруктами и ещё сдобные булочки из пшенично-картофельного теста.
– Эми, вы затронули мое самое слабое место. – Квиллер уже был в дверях, но вдруг вернулся. – А это дело об убийстве… кто жертва? – спросил он, хотя покалывание над верхней губой говорило ему, что ответ он знает.
– Важный человек в Спадзборо, – ответил кузнец.
– Владелец газеты, – добавила Эми. – И старой гостиницы на вершине Большой Бульбы.
Квиллер с удовлетворением пригладил усы: он опять оказался прав!
ШЕСТЬ
Выйдя из закусочной, Квиллер посмотрел вверх. Небеса опровергали предсказания Бичема о дожде. Сверкающее солнце, лёгкий ветерок с гор, – стоял на редкость прекрасный июньский день. Над долиной расползлись облака, напоминающие по форме драконов и совсем непохожие на пушистые облака Мускаунти.
Глядя на небо, Квиллер сомневался не только в предсказаниях Бичема, но и во всей услышанной истории. Много раз он брал интервью у родителей, супругов или соседей осужденного преступника и всегда выслушивал ту же самую сказку: «Мой сын никогда никого не обидел бы!», «Мой муж мягкий, миролюбивый человек!», «Он был прекрасным соседом, всегда готовым прийти на помощь любому человеку!»
Но как бы ни обстояло дело с убийством Хокинфилда и осуждением Фореста Бичема, теперь
