— А Уэсу-то какой интерес охотиться за тобой?
— Какое-то время он всерьез опасался, что его собственный сын может оказаться Синим.
— Скотт?
— У него был мотив. По крайней мере, Уэс так думал. Уэс сыграл на чувствах своего старого друга и подтолкнул его на то, что самого Датча давно уже подмывало сделать: достать меня из ревности к тебе. Уэсу нетрудно было убедить Датча, но он не ожидал, что дело обернется смертью его лучшего друга. Эту вину он унесет с собой в могилу.
— Не понимаю, как она может оставаться с ним.
— Миссис Хеймер? Скотт говорит, она была готова его оставить, когда узнала о стероидах. Уэс умолил ее остаться.
Он говорит, что стал другим человеком. Перевернул страницу. В доказательство того, что он раскаялся, Уэс даже бросил тренерскую карьеру. Он теперь торгует спорттоварами.
— У дяди Миллисент?
— Нет, так далеко его раскаяние не заходит, — покачал головой Тирни.
— А как же Скотт? Что ждет его в будущем?
— Он все еще в инвалидной коляске, но, как только полностью поправится, он хочет продолжить образование, как и собирался.
— Но только не в спорте, я думаю?
— Нет. Он больше не будет играть в спортивные игры и сам безмерно рад этому.
— Представляю себе, насколько он был несчастен, если пошел на такую крайность, лишь бы выбраться из-под давления отца.
— Он и сейчас несчастен, — проговорил Тирни, задумчиво хмурясь. — Скотт о многом мне рассказал, можно сказать, душу открыл. Он рад, что от него больше не будут требовать участия в спортивных состязаниях. Но он кое-что скрывает. Он мне прямо сказал, что это дело слишком личное, он еще не готов этим поделиться. Я много за ним наблюдал, пока мы вместе были в реабилитационном центре. Он много читает. Главным образом греческих и римских классиков. Часами сидит, уставившись в пространство. Он очень грустный юноша.
— Может быть, он тоскует по Миллисент?
— Он, конечно, сожалеет о том, что с ней случилось, но после того, как она и Уэс… — Тирни не договорил. — Что-то еще разбило ему сердце… Или кто-то еще. Может быть, позже он почувствует себя готовым поговорить со мной. Он обещал держать связь.
— Я уверена, он ценит твою дружбу.
— Он хороший парень.
Немного помолчав, Лилли сказала:
— Ты, конечно, знаешь, что Уильям Ритт признал все обвинения?
Губы Тирни сжались в твердую линию.
— Пять пожизненных сроков. И все-таки это слишком хорошо для него.
— Совершенно с тобой согласна.
— Что ж, по крайней мере, он сэкономил налогоплательщикам стоимость процесса.
— Его никогда не любили, — задумчиво сказала Лилли. — Никто не любил. По собственному опыту знаю: все его попытки завоевать мои симпатии вызывали у меня растущую настороженность. А теперь даже родная сестра его покинула. Я плохо знаю Мэри-Ли, но со мной она всегда была приветлива. Представляешь, каково ей теперь?! Я послала ей письмо со словами сочувствия, но оно вернулось нераспечатанным.
— Я слышал, она уехала из Клири и никому не оставила адреса. Пожалуй, она сделала правильно, — заключил Тирни.
— Пожалуй, — согласилась с ним Лилли.
Исчерпав эти темы, они замолчали. Лилли чувствовала, что он смотрит на нее. Сама она упорно смотрела только на пачку писем у себя на столе. Наконец, чувствуя себя не в силах выносить затянувшуюся напряженную паузу, она вскинула на него взгляд.
— Лилли, я до сих пор тебе не звонил, потому что…
— Я не спрашивала тебя об этом…
— Но ты заслуживаешь объяснения.
Лилли встала и подошла к окну. Самая страшная снежная буря последних десятилетий положила конец зиме. Весна была в разгаре, близилось лето. Двадцатью этажами ниже лежали улицы Атланты, купающиеся в мягком свете послеполуденного солнца.
— Ты сменил больницу, Тирни. Ты просил людей из ФБР в Шарлотте никому, включая меня, не давать никакой информации о том, как тебя найти. Я все поняла.
— Нет, ты ничего не поняла. Это совершенно не означало, что не хотел тебя видеть.
— Ты уверен в этом?
— Уверен!
— Тогда что?
— Тебе надо было похоронить Датча. Мне надо было эксгумировать Торри.
Вся обида Лилли сразу пропала. Она повернулась к нему.
— Прости! У меня так и не было случая тебе сказать, как я скорблю о ней.
— Спасибо. Я наконец-то узнал, что с ней произошло. Хорошо, что все прояснилось. Я испытал облегчение, но пережил ужасные дни. Мне и сейчас трудно вспоминать этот кошмар.
Лилли чуть было не бросилась к нему при этих словах, но все-таки удержалась.
— Мне хотелось бы, чтобы ты рассказал о Торри. Если, конечно, ты сам этого хочешь.
— Это тяжелая история, но ты должна ее услышать.
Лилли кивнула, чтобы он продолжал.
Тирни глубоко вздохнул.
— Когда Торри только-только появилась на свет, я надолго уехал в Африку. У меня был контракт на серию очерков о континенте для журнала путешествий. Это должно было занять несколько недель, но растянулось на месяцы. Многие месяцы. Я пропустил День благодарения, пропустил Рождество. Я много чего пропустил.
Пока я был в отъезде, Пола — мать Торри — встретила и полюбила другого человека. Когда я наконец вернулся домой, она положила передо мной документы о разводе. Я даже вещи не успел распаковать. Пола и ее будущий муж хотели, чтобы я отказался от родительских прав на Торри на том основании, что он провел с ней больше времени, чем я.
В то время я дал себя убедить, что так будет лучше для всех, что это самый правильный и порядочный поступок.
Пола любила Ламберта. Он любил Торри как родную дочь. Я решил, что будет лучше для моей дочери, если я просто уйду и дам им возможность жить своей жизнью без моего вмешательства.
— «В то время», — торопливо вставила Лилли. — Это важная оговорка.
— Верно!
Тирни встал и подошел к стене, где были вывешены в рамочках самые удачные журнальные обложки. Он пробежал глазами их все, но Лилли казалось, что он не читает заголовки и даже не видит фотографии.
— Они никак не препятствовали моим встречам с ней. Напротив, они эти встречи поощряли. Но нам обоим было неловко. Мы друг друга не знали. Я был чужаком, с которым бедную девочку заставляли время от времени встречаться. Я выходил на сцену из левой кулисы, проговаривал свою реплику, уходил в правую кулису и исчезал на год или два. Это была жизнь моей дочери, а я всего лишь исполнял в ней третьестепенную роль. С годами я перестал играть и ее. Мои визиты становились все более редкими. Я был на Амазонке, когда до меня дошло известие о ее исчезновении. Она пропала без следа, предполагалось, что ее похитили. Мне потребовались две недели, чтобы вернуться в мир цивилизации и добраться до Штатов.
Я не видел ее несколько лет, — продолжал Тирни. — Меня известили просто из вежливости. Пола была поражена, когда я явился к ним в дом в Нэшвилле, что само по себе многое говорит обо мне, не
