находились сменные линзы и другие принадлежности для фотосъемки.
С тех пор как она показала свои фотографии Джеку Сойеру, Анна все время о них думала. Много лет она притворялась, что фотография ее не интересует, и сейчас испытывала чувство, похожее на тоску по родному дому. Пока ей не напомнили о ее былом увлечении, она не представляла себе, сколь многого лишилась. Теперь она испытывала жгучее желание вновь взять в руки фотоаппарат.
Поэтому сегодня утром, когда Анна обнаружила, что Дэвид спит перед телевизором, она поднялась на чердак, чтобы побыть там одной. К сожалению, происшествие на пастбище прервало ее занятия.
Остаток дня у нее не было ни одной свободной минуты. Поговорив по телефону с ветеринаром, Джек Сойер оставил ее, чтобы присоединиться к Делрею. Хотя он и не удержался от того, чтобы пошутить насчет фотографий, Анна почувствовала, что происшествие с коровами его беспокоит. Когда Делрей не пришел на обед, Анна собрала продуктов на двоих и сама отправилась на пастбище.
Она не знала, как Дэвид будет реагировать на трупы, но происшедшее скорее вызвало у него любопытство, чем огорчило.
Другое дело, если бы сдохла одна из лошадей. Их он видел каждый день, иногда кормил с руки. У них были клички. А к коровам он был равнодушен.
В отличие от внука Делрей был очень расстроен. Он поблагодарил Анну за обед, но разговаривал отрывисто, короткими фразами. Если бы она не предложила сандвич Джеку Сойеру, тот так и остался бы голодным. Делрей не замечал никого и ничего, кроме доктора Андерсена, который деловито обследовал трупы.
Прежде чем за телами погибших животных прибыл трейлер, Анна увезла Дэвида домой. Делрей не возвращался домой до ужина, а вернувшись, выглядел очень усталым и раздраженным.
Видя его состояние, Анна не стала вовлекать его в беседу и посоветовала Дэвиду не приставать к дедушке. Как только ужин кончился, Делрей поднялся к себе в спальню.
Теперь, когда Дэвид лежал в постели и у Анны появилось свободное время, она поднялась на чердак под тем предлогом, что должна вернуть фотоаппарат на полку, где он пролежал шесть последних лет.
Подняв фотоаппарат с пола, она тут же подумала, что он тяжелее, чем ей казалось. Повертев его в руках, Анна сдула пыль с линз и поднесла видоискатель к глазам.
На чердаке было слишком темно, но тем не менее она навела на фокус и, как будто в фотоаппарате находилась пленка, нажала на спуск.
Ощущение было приятным. Она нажала на спуск снова.
Может, стоит возобновить занятия фотографией? Когда-то это было ее страстью, но незадолго до смерти Дина она все забросила. Пока Дин болел, у нее не хватало времени ни на что, кроме ухода за ним. Анна никогда не жалела о том, чего лишилась из-за его болезни. Время, которое они провели вместе, она не променяла бы ни на что.
Тем не менее фотография, несомненно, была принесена в жертву — сначала уходу за Дином, затем уходу за новорожденным Дэвидом. А когда Дэвид подрос, многое забылось. Да что там — столько воды утекло, что она, вероятно, забыла вообще все, что знала об искусстве фотографии. К тому же изменилась сама технология съемки.
Короче говоря, теперь надо все начинать с азов. Однако это соображение отнюдь не убавляло ее энтузиазма. Уже от одного сознания того, что она снова держит в руках фотоаппарат, сердце Анны билось быстрее. Невзирая на трудности, она изучит новую технологию. Глухота будет ей мешать только в том случае, если она сама это допустит. Ее физический изъян послужит ей стимулом, а не препятствием.
По крайней мере, она сможет постоянно снимать Дэвида.
Ее сын — очень интересный объект для съемки. Можно будет поэкспериментировать с линзами и освещением. Можно будет усовершенствовать тот стиль, которого она раньше придерживалась.
А попрактиковавшись, можно будет снимать других людей. Не обязательно красивых — просто своеобразных. Тех, у кого нестандартные лица.
Джека Сойера, например. Как у объекта фотосъемки у него интересное лицо. Со своеобразным ландшафтом, со своими равнинами и пропастями. Лицо, которое без слов рассказывает целые истории.
Слова и не нужны, поскольку их все равно нельзя услышать.
Анна рано познала значение слов. У нее был необычайно большой словарь, и она прекрасно могла переводить свои мысли в устную и письменную речь, которым ее учили любящие родители и замечательные учителя. Учитывая полную глухоту Анны, ее способность к общению можно было признать просто образцовой.
Тем не менее она думала не словами, а образами, которые прокручивались в ее сознании, словно немое кино. Скажем, когда она думала о Джеке Сойере, то сразу же представляла себе его лицо.
Несколько смущенная силой этого образа, она быстро сложила фотопринадлежности в сшитую на заказ сумку. Но на полку ее ставить не стала. Когда она уйдет с чердака, то возьмет ее с собой.
В сарае было ужасно жарко. Несмотря на распахнутые с обеих сторон строения двери, воздух внутри оставался совершенно неподвижным. Джек вызвался на эту работу сам — отчасти потому, что кондиционер в его трейлере шумел точно пропеллер у самолета, и Джек мог выносить его шум только тогда, когда был смертельно уставшим и полусонным. Так что «дома» ему сидеть не хотелось.
Была и вторая причина, по которой Джек взялся чистить стойла: он надеялся восстановить добрые отношения с Делреем.
После того как ветеринарная служба убрала трупы коров, он мало виделся с Корбеттом. Тот весь день косил на тракторе пастбище, а Джек был занят другими делами.
Они поговорили только один раз. В самом конце дня, когда Корбетт ставил трактор за сарай, Джек к нему подошел:
— Когда ветеринар должен сказать, в чем дело?
— Самое раннее завтра.
— Гм! Ну, пока мы не знаем, из-за чего они сдохли, мы мало что можем сделать, верно?
— Ничего не можем.
Вот и весь разговор. Обнаружив мертвых коров, Делрей очень мало разговаривал с Джеком и вообще старался его избегать. Может, это и сумасшествие, но Джек посчитал это плохим признаком.
Он увидел Анну только тогда, когда случайно обернулся.
Она стояла возле стойла, где он работал. Вздрогнув, он чуть не уронил вилы и тихо выругался:
— Черт! — И тут же добавил: — Прошу прощения. Я не слышал, как вы подошли. — Поняв, что допустил еще одну ошибку, он в полном смущении сказал: — Я все время говорю какие-то глупости.
Из-за жары он в начале работы снял с себя рубашку и повесил ее на стенку. Теперь Джек накинул ее на себя.
Рубашка больше напоминала мешок. Рукава оторвались уже много лет назад, а проймы покрылись бахромой от бесчисленных стирок. Из пуговиц остались всего лишь три. Джек поспешно застегнул среднюю из них.
Понимая, что ее появление в сарае означает какое-то неприятное известие, он спросил:
— Чем я могу вам помочь?
Вместо ответа она протянула ему бутылку с холодным пивом.
Это было так неожиданно, что Джек растерялся, не зная, что сказать и что сделать. Анна нетерпеливо подтолкнула к нему бутылку.
— Да, спасибо, — наконец нашелся Джек.
Сняв свои желтые кожаные перчатки, он взял бутылку, открутил крышку и сделал большой глоток. Ничего лучше он никогда не пил. Вытерев рот тыльной стороной руки, он улыбнулся Анне:
— Это здорово.
Пока он пил, она что-то писала в маленьком блокноте. «Я запирала заднюю дверь и, увидев в сарае свет, поняла что вы все еще работаете. Мне показалось, что вы хотите пить».
— Я и вправду хотел пить. Спасибо. А вы не хотите? Скривившись, она покачала головой. Он засмеялся:
