заточкой, которую изготовил в тюрьме. Он нанес три мощных удара. Когда Карл в последний раз вытащил из его тела самодельный нож, мужчина умирал, лежа на полу.
— Ни одного выстрела! — улыбаясь, сказал Карл. — Кажется, мне вновь повезло.
Захныкавшая от ужаса девочка привлекла его внимание. До сих пор он ее почти не замечал — у него были другие заботы. Но теперь, набив карманы деньгами, он мог себе позволить на нее посмотреть.
На ней были шорты и полосатая спортивная майка — наверное, цветов какой-то команды. Длинные носки, спортивные туфли. На вид ей лет четырнадцать. Уже не ребенок и еще не женщина. Впрочем, в достаточной степени женщина. Карл почувствовал прилив желания. Вот только время…
— Послушай, Майрон. Я ненадолго посажу тебя за руль. Как, справишься?
— Это будет здорово, Карл! А можно мне еще взять «Пэйдэйз»?
— Сколько хочешь. Я их тебе дарю. А сейчас отведи ее в машину и посади на заднее сиденье. И чтобы тихо!
Слава богу, Майрон сделал все в точности так, как ему велели. Конечно, чтобы девочка не шумела, он перекрыл ей кислород, так что, когда Карл сел в машину, она была без сознания. Но Карл все-таки заклеил ей рот принесенной со склада клейкой лентой — просто так, ради предосторожности.
К тому времени, как Майрон проехал указатель, говоривший о том, что город кончился, на заднем сиденье Карл уже развлекался вовсю.
19
— Говорят, что это дело рук Карла Херболда и того парня, который с ним сбежал.
— Ничего подобного не говорят. Они подозреваемые.
— Суть одно и то же.
— В какой стране ты живешь? Это же Америка. У нас есть Конституция, которая предоставляет нам права. Пока вина не доказана, ты считаешься невиновным, помнишь? Доброе утро, Эззи!
Завсегдатаи расположенного на городской площади кафе под названием «Трудолюбивая пчела», как обычно, обсуждали главную новость дня. О чем бы ни говорилось в программе новостей, они обсасывали эту историю со всех сторон, итак и эдак — шла ли речь об общих принципах, абстрактных рассуждениях или конкретных деталях.
Сегодня спор зашел о деталях.
Группа стариков собиралась по утрам в этом кафе уже много лет. С течением времени менялись их имена и лица, менялись темы дискуссии. Америка вела войны, выигрывала их или проигрывала. Государственные мужи и знаменитости появлялись на горизонте и исчезали. Но каждое утро, соблюдая традицию, блюэрские старейшины отправлялись на сборище в «Трудолюбивую пчелу». Казалось даже, что по достижении определенного возраста присутствие там становилось обязательным. Как только один покидал бренный мир, другой тут же занимал освободившееся место. Видимо, поддержание этой традиции было необходимо для сохранения общественного спокойствия городка.
По большей части пенсионеры-завсегдатаи располагали бездной свободного времени, так что и в обед они зачастую сидели в «Пчеле», переключаясь с кофе на холодный чай и ожесточенно отстаивая свою точку зрения.
Эззи всегда считал этих стариков довольно жалкими.
Высказывая свое некомпетентное мнение о событиях, которые их не касались, людям, которые знали не больше их, они пытались доказать самим себе, что все еще являются важной частью того общества, которое вынуждено было их содержать и кормить.
Теперь, оказавшись среди них, он увидел, что большинство из завсегдатаев моложе его самого.
— Что сегодня тебя привело сюда? — спросил кто-то.
— Пожалуйста, кофе, Люси, — прежде чем ответить на вопрос, сказал Эззи и добавил: — Заболела сестра Коры в Абилене, и она на некоторое время поехала к ней.
Даже больше, чем стариков, болтающих всякий вздор в кофейне, он ненавидел лжецов. К группе, собирающейся в «Трудолюбивой пчеле», он присоединяться не намеревался, а вот лжецом уже стал.
Он обманул даже самого себя. В первую очередь самого себя.
Можно говорить что угодно, но факт остается фактом — после пятидесяти лет брака Кора оставила его. Собрала свои вещи в чемодан, положила в машину рядом с несколькими рисунками их детей и внучек и уехала. Бросила его.
Тем не менее Эззи продолжал уверять себя, что это временно. Он не сможет без нее прожить.
— Значит, ты теперь холостякуешь?
— Похоже на то, — ответил он.
— Может, подать завтрак к кофе, Эззи?
Люси он знал с начальной школы. В старших классах он играл в футбол с ее мужем, который разбился в автокатастрофе. Он присутствовал на похоронах ее сына, который погиб за свою страну в Наме [10].
Хотя за несколько десятилетий бедра Люси стали шире, ее прическа выше, а толстый слой косметики скрывал следы прошедших лет, это была та же самая Люси, которую он в третьем классе учил лазать по деревьям.
Последние два дня он ел на завтрак кукурузные хлопья.
От запаха горячей пищи рот Эззи наполнился слюной.
— У тебя есть сосиски и сухое печенье?
— Разумеется, как всегда, Эззи.
Он подсел к прилавку, повернувшись спиной к столику с завсегдатаями — в надежде, что ему удастся уклониться от участия в беседе. Но это не сработало.
— Ты слышал о похищении и убийстве, Эззи?
— Как он мог не слышать? По радио и телевидению все утро только об этом и говорят.
— Я с тобой разговариваю? — ворчливо сказал первый голос. — Что ты думаешь об этом, Эззи, как бывший законник?
— Конечно, это ужасное преступление. — Он взглядом поблагодарил Люси за поданную ему еду. Эззи всегда подозревал, что она в него влюблена. Она никогда не выказывала это открыто. Он был женат, а она не из тех женщин, кто гоняется за чужими мужьями. Со своей стороны, он никогда ничем ее не поощрял. Просто каждый раз, когда он приходил в кафе, она немного оживлялась и старалась обслужить его получше, оказать какие-то мелкие знаки внимания. Вот как сейчас — на его тарелке лежали две большие порции свиных сосисок.
— Думаешь, это сделал Херболд?
Эззи не отрывал взгляда от своего завтрака.
— Не рискую строить догадки. Это случилось в Луизиане — вне моей юрисдикции.
— Ясно, почему они его убили, — принялся размышлять один из завсегдатаев. — На почве ограбления.
— Вот с девочкой — это действительно трагедия.
— Ты прав, Клем. Зачем нужно было это делать?
— По телевизору сказали, что у нее все половые органы изрезаны.
— Ради бога! — воскликнула Люси. — Зачем ты все это говоришь? Это неуважение к мертвым.
— Не сердись, Люси. Я только хочу сказать, что тот, кто это сделал, — настоящий мерзавец.
— Как с той девочкой Маккоркл. Господи! Когда же это было? Ты помнишь тот случай, Эззи?
До сих пор Эззи не прислушивался к разговору, размышляя о достоинствах сосисок Коры по сравнению с теми, что подают в «Трудолюбивой пчеле». Но тут как будто сотня рыболовных крючков впилась в него и из прохладных глубин резко потащила на поверхность, где нужно бороться за выживание.
