подготовил фигуру к прыжку.
Проблема становилась труднее от того, что он не был один, даже когда чистил зубы. Куда бы он ни пошел, за ним тащилась тень. В меблированной комнате одиночество было лишь пустым притворством. Прослушивающие и подсматривающие устройства были установлены почти сразу же, как только он снял эту комнату. Он знал это, но не пытался найти их и уничтожить. Чем дольше он продержит Кохранов в неведении, тем лучше.
Они ждут, подумал он. Ждут, когда я сделаю свой ход.
А что за ход он должен сделать? Кохраны, превратившие девять планет в свои задворки, были могущественны и богаты так же, как звезды. Он же хотел лишь одного: узнать, что случилось с Паулем Роджерсом.
Это было не очень умно. Но и Роджерс когда-то тоже поступил не очень умно, рискуя своей безупречной шеей, чтобы спасти не такое уж безупречное рыло по имени Комин и получив при этом весьма крупные неприятности. И Роджерс сделал это всего лишь по той причине, что они когда-то жили на одной улице и вместе таскали яблоки в садах.
Он изучил опубликованные репортажи о находке корабля Баллантайна и его содержимом. Исследователи пришли к соглашению, что вахтенный журнал Баллантайна был поврежден по приближении к системе звезды Барнарда. Это означало, что либо Кохраны солгали и держат в секрете одну или больше журнальных книг, либо они не лгали и знают не больше остальных, приземлился ли Баллантайн и что он обнаружил.
Если это так, то он, Комин, был единственным живым человеком, кто знал правду. Он мог, вероятно, иметь достаточно грозное оружие, чтобы блокировать Кохранов. Или, столь же вероятно, мог и не иметь ничего, кроме гарантии собственной смерти.
Но в любом случае казалось неплохой идеей узнать немного больше о значении определенного слова. И сделать это вроде бы было легко. Инженерия Внутренних Планет имела исследовательские лаборатории в том же здании, где размещались ее учреждения. Никто ничего не заподозрит, если он войдет в главную контору под прикрытием попытки вернуться на прежнюю работу.
Он пошел туда, и уже знакомая ненавязчивая личность в неприметной одежде отправилась вместе с ним. Комин оставил ее перед зданием, но, пока он ждал лифта, комбинация полированного мрамора, света и отражения дверей показала ему нечто, от чего по спине пробежал холодок.
У него была не одна тень, а две.
Он поднялся на этаж, где находилась «Инженерия Внутренних Планет» с неприятным чувством удивления. Он понимал, что на хвосте у него Кохраны. Но кто еще? И… почему?
Из главной конторы он поднялся на один пролет служебной лестницы к лабораториям и спросил Дубмена, физика, с которым имел кратковременное знакомство во время строительства венерианского космопорта.
Дубмен был умнейший человек, злой на весь мир, потому что кишечник не позволял ему больше ничего пить. Он вздрогнул, когда Комин позвал его.
— Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о трансурановых элементах?
— Конечно, я не столь занят и могу читать лекции по высшей физике в рабочее время, — язвительно отозвался Дубмен. — Послушайте, в библиотеке есть справочники. До свидания.
— Я имел в виду только беглый обзор, — возразил Комин. — Это очень важно.
— Только не говорите мне, что строители теперь жаждут разбираться в ядерной физике!
Комин решил рассказать ему правду — по крайней мере, часть правды.
— Это не так. Мне нужно кое на кого произвести впечатление и узнать об этом столько, чтобы занять место в партере.
Дубмен фыркнул.
— Теперь вы ухлестываете за интеллектуальными девочками? Это новость. Помнится, я слышал о ваших разработках, и никогда…
Комин терпеливо вернул его к предмету разговора.
Дубмен сказал:
— Трансурановые элементы — это такие элементы, которых при наших природных законах не должно быть, и их нет.
Он замолчал, гордый своим афоризмом.
Комин сказал:
— Да. И значит?..
— Значит, — продолжал Дубмен, раздраженный отсутствием произведенного впечатления, — что есть девяносто два химических элемента, из которых состоит все в нашей Солнечной Системе. Они начинаются с гелия, самого легкого элемента под номером один, и кончаются ураном, самым тяжелым и сложным, под номером девяносто два.
— Я помню это со школы, — сказал ему Комин.
— Да? Вот уж не подумал бы, Комин. Ну, в 1945 году к ним добавилось кое-что еще. Тогда создали искусственные элементы тяжелее урана — нептуний под номером девяносто три и плутоний, девяносто четвертый. Трансурановые элементы, которых не существует в природе на Земле или любой другой планете, могут быть созданы искусственно. И это было только начало. Продолжали создавать все более тяжелые и сложные трансурановые элементы, и наконец Петерсен доказал…
Он погрузился в специальные подробности, пока Комин грубо не вытащил его оттуда.
— Послушайте, хватит продолжать. Я хочу знать одно: имеют ли трансурановые элементы финансовое значение и какое.
Дубмен поглядел на него более пристально.
— Так это не шутка? Что за игру вы ведете, Комин?
— Я же сказал вам, что хочу сблефовать перед одним человеком.
— Но любой человек с двухклассным образованием раскусит ваш блеф. Ответ на ваш вопрос таков: мы получаем атомную энергию от тяжелых элементов — урана, радия, тория и так далее. Трансурановые элементы еще тяжелее. Некоторые из них не могут быть управляемы. Другие набиты энергией, но слишком дороги, и добывают их в мизерных количествах. Я вам ответил?
— Да, — сказал Комин, — вполне. — Он повернулся и задумчиво пошел прочь.
Вполне. Даже со своими ограниченными научными познаниями он ясно понял, что открытие природных трансурановых элементов, таких же богатых запасов, как тяжелых элементов на Земле, может иметь значение для человека или людей, которые завладеют ими. Это будут новые источники более мощной энергии, новые свойства, которые открывают и эксплуатируют пока еще только в лабораториях, возможно, даже элементы, которые пока еще не открыты и о которых не подозревают…
К тому времени, как Комин вышел из лаборатории и спустился в лифте, в его мозгу крутились бешеные картины атомов, электронов и вспышки взрывов, перед которыми бледнеет солнце. Они были смутными, но невероятно впечатляющими. Они пугали его.
Он подобрал свою «тень» у здания и, прикуривая, осмотрелся в поисках второй. Другой наблюдатель был более осторожным и опытным, чем первый, который, казалось, не заботился о том, заметит ли его Комин или нет. Если бы не случайное отражение, Комин, вероятно, не заметил бы второго вообще.
Он потратил три спички, прежде чем засек его снова, высокий тонкий силуэт в сером костюме. Комин не видел его лица, но что-то в походке и осанке было такое, отчего по спине опять пробежал холодок. Комин не знал ядерной физики, но разбирался в людях. Этого требовал бизнес.
Был ли этот человек только дублером, посланным Кохранами на случай, если что-то окажется выше способностей первого, который походил на человека, выполнявшего не очень интересную работу? Или в игре участвовал кто-то еще?
Трансураниды, прошептал ему в ухо призрачный голос Баллантайна. Трансураниды — эхо дикого крика.
На углу был бар, и Комин зашел в него. Парочка наблюдателей осталась дрожать от холода снаружи.
Он заказал пиво и снова погрузился в размышления. Он нашел в углу место, где никто не сможет
