между работой, все молили, чтобы королевский брак не оставался бесплодным.
В то время, когда орлеанцы обращались с молитвой к Богу, возможно, испытывая при этом некоторую забаву в часовне Орлеанского замка, мужчина и женщина, стоя на коленях, со слезами на глазах, громко произносили слова, бывшие для них не просто заученной молитвой, а трогательной просьбой. Это были Филипп I, король Франции, и Берта, его прелестная супруга.
— Подарите нам дитя малое, наш Господь…
Промолившись целых два часа, они поднимались в свою спальню, так как обеденный час был еще неблизок, ложились в постель и делали все, чтобы небо наконец вняло их мольбам.
Прошло уже восемь лет после женитьбы короля, которая состоялась в 1072 году, в течение которых все королевство напрасно молилось; восемь лет, которые король постоянно проводил за чтением молитв и беспрестанной заботе о своем потомстве. Изнуренный бесполезными попытками обзавестись потомком, Филипп начал подумывать о том, не отвергнуть ли ему королеву и не взять ли в жены кого-нибудь из немок, известных своей необычайной плодовитостью.
Но, к великому счастью всего королевства, к таким тягостным крайностям королю не понадобилось прибегать, ибо мольбы горожан в этот пасмурный дождливый день достигли Бога, который наконец вдохнул в организм Филиппа желанную силу. И следующим летом королева произвела на свет ребенка, которого позднее будут называть Людовиком VI Толстым.
Все французское королевство при этом известии рукоплескало, а потом вновь принялось за молитвы. На этот раз, чтобы отблагодарить Бога. Успокоившаяся королевская чета жила в счастье до 1092 года. Но случилось так, что. Филипп внезапно почувствовал отвращение к Берте и отверг ее:
— Уйди вон, — сказал он, — ты стала слишком толстой.
Не осмелившись вымолвить ни слова, бедная королева уехала в Монтрей-сюр-Мер. Филиппу в то время было сорок лет. У него был страстный темперамент. Получив свободу, он тут же принялся разыскивать более стройную супругу. Он еще не сделал выбора, когда его посетил человек; посланный Бертрадой де Монфор, женой Фулке де Решин, анжуйского графа, и сказал ему:
— Дама Бертрада очень боится быть отвергнутой своим мужем, который не постеснялся выпроводить двух своих прежних жен самым бесстыдным образом. Она хочет опередить его, выйдя замуж за другого человека. Поскольку вы ей приятны, господин, и в настоящее время свободны, она просит разрешения встретиться с вами.
Филипп, слышавший о Бертраде и раньше, не заставил повторять дважды ее просьбу, и тотчас поехал в Тур, где проживала со своим мужем графиня.
Король был буквально покорен молодой женщиной, у которой были не только самые прекрасные в мире глаза, но еще что-то сладострастное в манере общения, что ему понравилось больше всего.
Впрочем, вот что пишет летописец Сюжер об этой красивой, но коварной женщине: «Это была сверх привлекательная особа, безупречно владеющая замечательными женскими уловками, с помощью которых смелым женщинам легко удается заставить мужей жить у них под каблуком, засыпая при этом постоянными упреками: она приучила исполнять все капризы анжуйского графа, он чтил ее как королеву и часто сидел на табуретке, куда она обычно клала ноги. Будто заколдованный, он слепо повиновался ей».
Самозабвенно влюбленному Филиппу достаточно легко удалось добиться встречи с Бертрадой наедине.
После приятно проведенного времени, собираясь расстаться и награждая друг друга последними поцелуями, вдруг сгорающая от любви анжуйская графиня крепко сжала в объятиях короля и страстно прошептала:
— Украдите меня!
— Сейчас это невозможно, — проговорил Филипп, — но этой ночью все приготовлю для нашего отъезда, и завтра, в субботу, мы уедем. Будьте в церкви Святого Жана во время мессы…
На следующий день, накануне дня Троицы, Бертрада с утра молилась в этой церкви. Вскоре к ней присоединился Филипп и принялся молиться так самозабвенно, как некогда он молился с Бертой. Вдруг, когда каноники принялись за освящение купели, он быстро подхватил Бертраду и на глазах изумленной толпы выбежал из церкви. У дверей король предусмотрительно поставил группу всадников.
— Чтобы никто не смел выходить из церкви! — прокричал он им.
Потом, вскочив на лошадь и посадив сзади себя свою красавицу, он помчался к Орлеану.
Это похищение вызвало невообразимый скандал. Для обсуждения происшедшего срочно собралось высшее духовенство, а анжуйский граф, который нежно любил свою супругу, слег в постель — таким несчастным он себя почувствовал.
Однако через несколько дней, оправившись, он написал королю нелестное письмо и стал готовиться к войне.
Филипп, погруженный полностью в свое счастье, даже не потрудился ему ответить. Тогда Фулк стал угрожать: «Верните мою жену, иначе осажу Орлеан… Вы будете побеждены, ибо я соберу под свои знамена всех мужчин Франции, которых возмутило ваше поведение».
Филипп читал письмо, смеясь:
— Если на его сторону встанут все рогоносцы, — проговорил он, — возможно, королевская армия и будет побеждена…
Наконец, через несколько месяцев Фулк успокоился, а Бертрада, убедившись, что ее власть над несчастным анжуйским графом еще очень сильна, решила позабавиться и пригласить его в Орлеан.
Фулк приехал. Во время трапезы Бертрада была одинаково нежна и с мужем, и с Филиппом. Она по очереди целовала их и так тонко себя вела, что к концу обеда двое мужчин помирились.
— Ну, вам пора возвращаться, мой друг, — любезно сказала Бертрада.
Фулк, поцеловав свою жену в лоб и пожав руку королю, отправился домой в Тур..
Менее удачно проходили переговоры с церковью. Последняя оказалась несговорчивой и приказала королю отправить обратно свою любовницу. Ему также ставили в вину, что он погружен только в свои заботы. В то время как каждый храбрый рыцарь, считавший себя христианином, готовился к походу за освобождение Гроба Господня.
Это было в 1096 году: Амьенец Кюкюпьетр, более. известный по прозвищу Пьер Отшельник, подбил многих рыцарей на первый крестовый поход. Это было значительное событие, которое потрясло западную цивилизацию. Но Филипп, слишком занятый Бертрадой, совершенно не интересовался этим. Вопрос женитьбы на сладострастной графине стоял для него на первом плане.
— Вы никогда не женитесь на ней, — сказал ему папа. Не смутившись, Филипп обратился за помощью к некоторым епископам, и ему с их помощью удалось сыграть свадьбу с Бертрадой, которая до сих пор оставалась законной супругой Фулке.
Папа Урбан II, рассердившись за это ослушание, отлучил короля от церкви, потом созвал в Ниме вселенский собор, который возглавил сам. Филипп расстроился, что дело начало принимать нежелательный оборот, и пообещал папе отвергнуть Бертраду. Папа вернул его в лоно церкви и, успокоенный, вернулся в Рим.
Но через два дня Филипп вновь пригласил Бертраду разделить с ним ложе. Узнав об этом, Урбан II справедливо разгневался и повторно отлучил Филиппа от церкви. Более того, он принял закон, запрещающий проводить церковные службы и совершать таинства в епархии, где проживал король. Все королевство было изумлено этим решением.
Филипп не хотел идти на уступки и жил с Бертрадой.
— Я хочу, чтобы папа понял, что любовь сильнее его, — сказал он.
Эти слова повлекли за собой другие неприятности, жизнь супругов становилась все сложнее. Когда они приезжали в какой-нибудь город, церковные службы немедленно прерывались и все жители убегали домой, чтобы продолжить молиться за закрытыми ставнями. Иногда отлученные прогуливались по пустынным улицам, и им удавалось услышать обрывки грустных молитв, которые за них читали простые люди. Как только они покидали город, вновь раздавался колокольный звон, созывая прячущихся верующих в церковь.
Слушая этот звон, Филипп пытался шутить:
— Слышишь, моя прекрасная, — грустно говорил он, — как они нас музыкально прогоняют.
Наконец король устал жить, подобно прокаженному, и сообщил папе, что на этот раз он искренне
