Итальянском походе.
Но как бы там ни было, а после этого сражения венецианцы, преследуемые «французской фурией», больше не осмелились нападать на армию Карла VIII.
Возвращение во Францию после этого, однако, не ускорилось. Напротив, даже замедлилось. Потому что избавившийся от бранных трудов король стал задерживаться буквально в каждом городе, чтобы развлечься с попадавшими ему на пути женщинами <Уже в Сиене его задержали жители, «выставив напоказ местных дам», а в Пизе он увлекся дамой весьма низкого пошиба, заставив армию застрять еще на неделю.>.
15 июля 1495 года французы прибыли в Асти, где королю сообщили, что войска под командованием Людовика Орлеанского попали в окружение в итальянском городе Новара. Это известие очень расстроило Карла.
— Мы должны пойти и освободить его, — заявил он. — Я не собираюсь возвращаться во Францию без герцога Орлеанского. Мы пробудем в Асти столько, сколько потребуется.
Эти прекрасные слова, свидетельствовавшие о благородстве его характера, должны были бы переполнить восхищением сердца солдат и рыцарей, но увы! Они прекрасно знали своего короля и знали также, что освобождение герцога Орлеанского — не единственная причина, удерживавшая Карла в Асти. Здесь он встретил прекрасную Анну Солери, в которую без памяти влюбился.
В течение многих недель связь эта поглощала все его мысли настолько, что он почти забыл об осажденных в Новаре, чья судьба оказалась просто плачевной.
Лишенные пищи, ослабленные дизентерией, эти несчастные все время ждали и надеялись на приход королевской армии. Некоторые, потеряв совершенно надежду, кончали самоубийством. Другие впадали в состояние полной прострации. Людовик Орлеанский был крайне подавлен и одновременно взбешен. Думал ли он когда-нибудь, что ему придется пожинать то, что им же посеяно в Лионе, и что вкус к беспросветному разврату, который он так старательно прививал Карлу VIII, Поставит его на грань смерти в Наваре?
Время от времени из Лиона приходило письмо, в котором Анна с вполне оправданной тревогой интересовалась, что поделывает ее супруг. «Возвращайтесь, — писала она, — вот уже год, как вы покинули меня, и когда приедете, вы, возможно, не узнаете моего лица…»
И Карл отвечал, что прежде всего он должен освободить своего кузена Людовика.
Конечно, это был всего лишь предлог, потому что на самом деле он только и делал, что устраивал всевозможные развлечения да запирался в какой-нибудь комнате вдвоем с Анной Солери.
Но, наконец, он утомился: нет, не от того, чем занимался, а от прекрасной Солери <У этой молодой женщины родилась от Карла VIII дочь, известная под именем Камиллы Пальвуазен. Франциск I оказал ей «большое уважение»…>. И где-то около 10 августа, когда солдаты Людовика Орлеанского дошли до того, что питались выкопанными из земли кореньями, Карл переехал в город Кьери, неподалеку от Турина, где, по сведениям его людей, была обнаружена новая хорошенькая женщина.
Предварительные переговоры с очередной дамой сердца никогда не занимали у Карла VIII много времени; в тот же вечер указанная дама находилась у короля и именно в той позиции, против которой кое- кто смог бы возразить.
Новая любовница невероятно увлекла Карла, и, в который уже раз, он вновь потерял интерес к судьбе своего бедного кузена.
Однако 8 сентября, во время устроенного им бала, он вдруг заметил, что сквозь толпу гостей к нему пробирается запыхавшийся Жорж д'Амбуаз.
— На этот раз, мессир, необходимо действовать, и немедленно. Неприятель ворвался в Новару. Окраины города охвачены огнем пожаров. Герцог Орлеанский в состоянии продержаться всего несколько часов.
Немного раздосадованный Карл все же понял, что пробил час и пора выступать в Новару. Покинув праздник, он отдал приказы, и спустя два часа французы двинулись в путь.
* * *
На рассвете следующего дня он приблизился к войскам, осаждающим город. Но о том, чтобы с ними сразиться, разумеется, не могло быть и речи, и потому Карл VIII с самым решительным видом предложил мир.
В тот же вечер бледный, исхудавший и истекающий злобой на короля, Людовик Орлеанский выехал из города и направился на переговоры о мире. Текст договора обсуждали очень долго. Каждый параграф вызывал бесконечные споры, и подписи под окончательным вариантом документа были поставлены только 9 октября.
Карл, не имея больше причин оставаться в Италии, тотчас вернулся в Кьери, чтобы провести там еще несколько ночей со своей подружкой, и 21 октября отправился во Францию.
Путь домой обошелся без приключений. 7 ноября Карл VIII прибыл в Лион, где обезумевшая от радости Анна смогла прижать его к своей груди.
— Я совершил достойный поход, Мадам, — сказал король.
Королева печально улыбнулась. Зная прекрасно, что больше всего его влечет, она изобразила на лице восхищение и не решилась сказать, что любой славе мира она предпочитает его присутствие…
* * *
В течение нескольких дней в городе продолжались устроенные королевской четой праздники, на которых все дамы Лиона встречали Карла VIII с каким-то «странным ликованием».
Увы, радость длилась недолго. Однажды утром курьер прибыл с двумя скверными новостями: в пакете, полученном из Италии, сообщалось, что Фердинанд Арагонский осадил Неаполь, а в письме из Амбуаза говорилось, что дофин Карл-Орланд, в возрасте трех лет, заболел оспой и находится в тяжелом состоянии.
Через неделю дофин скончался, а Неаполь был снова взят Фердинандом.
По свидетельству историка, королева «скорбела так сильно и так долго, как только может это делать женщина». Она уединилась в своих покоях, и дамам ее свиты было слышно, как она всю ночь стонет «в голос».
На рассвете печальный кортеж двинулся по зимней дороге в сторону Амбуаза. Сидя в своей карете, Анна оплакивала сына; Карл, ехавший в другой, вздыхал о потерянном им Неаполитанском королевстве- После похорон маленького принца королева впала в глубокую печаль, и тогда король, хотя и удрученный, пожелал утешить ее и устроил танцы, пригласив к ней для этого разодетых молодых сеньоров и дворян. Среди них был и герцог Орлеанский, который проявил такую живость, такую чрезмерную веселость, что подействовал на королеву удручающе. Как сообщает нам в своих «Хрониках» де Коммин, ей казалось, что герцог рад этой смерти, поскольку после короля оказался ближе всех к короне». По этой причине она дала понять, что какое-то время ему лучше не появляться при дворе. Это очень расстроило Людовика, который по-прежнему любил королеву.
Что до короля, то он выразил свое неодобрение герцогу, повернувшись к нему спиной и перестав с ним разговаривать.
* * *
Желая немного отдохнуть от военных походов, Карл VIII решил устроить в Амбуазе несколько веселых праздников и поухаживать за хорошенькими девушками, которых довольно много появилось при дворе за время его отсутствия. Он так. старательно выполнял это намерение, что у него не оставалось ни минуты свободной.
Весной 1496 года на Париж обрушилась жесточайшая эпидемия «неаполитанской болезни», последствия которой оказались столь «гнусны и омерзительны», что у людей появилось стойкое отвращение к Плотским утехам. Этим сразу же воспользовалась Церковь и начала проповедовать целомудрие (явление, почти незнакомое в средние, века), а особы легкого поведения, включая и «наиболее известных в искусстве альковных игр», буквально толпами повалили в монастыри кающихся грешниц. Карл VIII был просто в отчаянии, потому что самые красивые девушки королевского двора стали монахинями.
Поступить же в монастыри стало не просто, поскольку волна всеобщего устремления к невинности увлекала туда для покаяния даже самых целомудренных женщин. Об этом рассказывает Ж.-А. Дюлорг.
