19 апреля, после мессы, которую она отстояла рядом с плачущим королем, ей подали карету, и она отправилась в монастырь. Здесь она без тени сожаления облачилась в грубую шерстяную рясу, чтобы не снимать ее до конца жизни..
Вечером; эта герцогиня, обитавшая а самых великолепных дворцах мира, легла спать в маленькой келье на дощатый топчан, прикрытый соломенным матрасом. Из мебели и предметов, обихода здесь были только рабочий столик, табурет, тазик и кувшин с водой.
Со следующего дня она с жаром принялась исполнять самую тяжелую работу; ей приходилось вставать в пять утра, а ложиться в одиннадцать; все были потрясены ее мужеством и благочестием.
2 июня, в возрасте тридцати лет, она приняла постриг и стала милосердной сестрой Луизой. И это имя она будет носить до самой смерти, иными словами — в течение тридцати шести лет.
БЫЛО ЛИ ПОДОРВАНО ЗДОРОВЬЕ ЛЮДОВИКА XIV ВОЗБУЖДАЮЩИМИ СРЕДСТВАМИ МАДАМ ДЕ МОНТЕСПАН?
10 апреля 1675 года около пяти часов вечера мадам де Монтеспан села в карету в Сен-Жермене и приказала везти себя в Версаль, где более тысячи рабочих трудились над возведением для нее замка, словно сошедшего со страниц волшебных сказок.
В двух шагах от дворца Людовика XIV фаворитка пожелала обрести собственное жилище, и архитекторы Жюль-Ардуэн Мансар и Ленотр постарались ей угодить [68].
С удовлетворением отметив, что строительство замка приближается к концу и что будущие сады не уступят ему своим великолепием, маркиза, очарованная этим маленьким подарком короля (который обошелся казне в два миллиарда, если перевести на нынешние деньги), направилась в небольшую версальскую церковь.
Перед Пасхой ей нужен был снисходительный исповедник, и она полагала, что деревенский кюре не посмеет отказать в отпущении грехов могущественной фаворитке. Преклонив колени, она тихо назвала себя. Это произвело самый неожиданный эффект. Старый аббат грозно нахмурился.
— Как? — воскликнул он. — Вы и есть маркиза де Монтеспан, поведением которой возмущена вся Франция? Ступайте прочь, мадам, откажитесь от ваших преступных склонностей, а затем возвращайтесь, чтобы молить Господа о прощении.
Взбешенная Франсуаза немедленно вернулась в Сен-Жермен и побежала жаловаться королю. Но, говорит Лафон д'Оссон, «в глубине души Людовик ощутил приязнь к этому исповеднику» [69].
В самом деле, монарх в течение всего поста являл признаки угрызений совести, подпав под влияние вкрадчивого красноречия Боссюэ.
Не зная, что ответить Франсуазе, нервозность которой его изрядно раздражала, он призвал проповедника, и тот, естественно, целиком и полностью одобрил поведение версальского собрата.
Мадам де Монтеспан вернулась в свои покои крайне недовольная. Едва за ней затворилась дверь, Боссюэ шепотом, от которого дрогнули стены, стал умолять короля покончить с постыдной связью. К этим просьбам тут же присоединился и Бурдалу.
« — Ах, сир, — сказал он. — Скольких грешников, павших духом и отчаявшихся, могли бы вы спасти! Они стали бы говорить друг другу: „Вот человек, который погибал в разврате, подобно нам, но он обратился и смирил гордыню“.
Это был чрезвычайно ловкий довод, ибо Людовик XIV, говорит мадам де Кайлюс, «в глубине души был набожен, и даже самые беспорядочные интрижки не могли отвратить его от религии». Проведя всю ночь в тяжких раздумьях, страшась, что его не допустят к исполнению пасхальных обрядов, он решил уступить священнослужителям. Бледный и расстроенный, он приказал мадам де Монтеспан покинуть двор…
Франсуаза впала в страшную ярость. Нанеся большой ущерб мебели, она призвала к себе Боссюэ и пообещала помочь ему обрести самое высокое положение в государстве, равно как и в среде церковных иерархов, если король переменит свое решение. Прелат вышел, не удостоив ее ответом.
Тогда фаворитка, внезапно попавшая в немилость, оставила Сен-Жермен и, спасаясь от насмешек, укрылась в своем парижском доме на улице Вожирар.
Двор пришел в волнение, а враги маркизы тут же принялись распевать непочтительные куплеты, в которых говорилось, что «шлюха изрядно повеселилась в Сен-Жермене, а теперь в Париже каждый из ее любовников может сыграть роль короля».
После разлуки с фавориткой Людовик XIV, причастившись перед Пасхой, обещал своему духовнику больше никогда не встречаться с мадам де Монтеспан. Казалось, он полностью покорился церкви. Однажды утром его сын, которому было четырнадцать лет, занимался год руководством Боссюэ; последний, заметив вошедшeгo короля, обратился к мальчику, возвысив голос:
— Избегайте соблазна удовольствия. Слабость сгубила многих великих государей!
Эта сентенция не отличалась глубиной и свидетельствовала скорее о дурном вкусе, но на короля она произвела впечатление. Взяв дофина за руку, он произнес:
— Сын мой, бойтесь пагубных увлечений и не следуйте в этом моему примеру.
Положительно, король совершенно преобразился, и добрые священники искренне радовались: они одержали великую победу.
Увы! Победа эта оказалась весьма недолговечной…
В Париже мадам де Монтеспан не сидела сложа руки. Готовая на все ради того, чтобы вернуть расположение монарха и одолеть влияние церковников, она решила, что лучшим способом будет заключить союз с дьяволом.
Ее верная подруга и сообщница Вуазен тут же ввела ее в одно из сатанинских обществ, которых тогда существовало множество. В них состояли в основном придворные, желавшие избавиться от соперников или от обременительных семейных уз. Эти красивые господа и прекрасные дамы возносили мольбы Сатане на сходках, более напоминающих шабаш, происходили подобные сборища в укромных местах и заканчивались обычно ужасающими оргиями.
Вполне понятно, что мадам де Монтеспан без всяких затруднений вступила в этот своеобразный круг.
Обратившись к опыту восьмилетней давности, она стала непременной участницей черных месс, в ходе которых совершались чудовищные жертвоприношения [70]. Она ложилась в обнаженном виде на алтарь, в полнолуние выходила в сад вместе с колдуньями и священниками-расстригами, дабы воззвать к помощи духов зла; наконец, постоянно посылала в Сен- Жермен любовные порошки, которые затем при посредстве подкупленных слуг подмешивались в пищу короля. Поскольку эти порошки содержали шпанскую мушку и прочие возбуждающие средства, Людовик XIV вновь стал бродить вокруг апартаментов молодых фрейлин, и многие девицы обрели, благодаря этому обстоятельству, статус женщины…
В конце концов король безумно возжелал свою любовницу и попросил у Боссюэ разрешения поговорить с ней «по-дружески». Прелат, свято веривший королевскому слову, согласился, и встреча
