– И ты спрашиваешь меня? Это тебя надо спросить!
По пути к ангару я пришел в себя. В летной комнате, неловко улыбаясь, меня ожидали Джордж и Брауни.
– Джерри сказал нам, что у вас были небольшие неприятности. Что случилось? – спросил Брауни.
Я посмотрел на Джорджа. Вчера он сказал, что двигатель немного потряхивает.
– Ничего особенного. На высоте три с половиной тысячи метров двигатель стал давать перебои… вот и все. Кофе горячий?
– Я налью вам, – предложил Джордж.
– Черт возьми, самолет действительно перепачкал всю дорожку. Удалось ли вам хоть немного подтянуть на заходе? – Брауни посмотрел в окно на залитую маслом посадочную полосу.
– У меня был большой запас высоты. Поэтому тяга не понадобилась.
Джордж вернулся с чашкой кофе.
– В каком он состоянии?
– Не знаю, сейчас ребята убирают его с посадочной.
– Какой был дым до того, как двигатель отказал, – черный или белый?
Ответив, что он был белесым, я начал писать донесение. Гардеробная заполнялась механиками. Все говорили одновременно. В этой суматохе трудно было сосредоточиться. Джордж продолжал расспрашивать меня.
– А вы старались обогатить смесь?
Я утомленно опустил карандаш.
– Нет, я не успел дотянуться до сектора качества смеси, как двигатель уже отказал.
– Хм, белый дым и малый наддув!
Быть бы этому парню следователем, а не летчиком! Я снова занялся донесением, предоставив Янсену решать эту задачу, с которой он, конечно, справится до конца дня.
Со следующей недели я принялся за учебу. Теперь нам помогали Джордж и Боб Ран, и у меня оставалось немного больше времени между полетами. Когда в летной комнате никого не было, я читал книги и научные журналы, лежавшие в ящиках стола Брауни или валявшиеся в шкафах некоторых инженеров-летчиков. Это были книги и статьи: «Аэродинамика самолета», «Основы аэродинамики», «Руководство для бортинженеров морской авиации», а также статьи об устойчивости и управляемости самолета, написанные конструкторами и аэродинамиками фирмы Дуглас.
Сначала я с трудом разбирался в технической терминологии, но чем больше читал, тем легче понимал. Познакомившись с предметом настолько, чтобы задавать разумные вопросы, я направлялся к Брауни. Он не возражал и с удовольствием разъяснял мне различные теоретические проблемы. Если слушатель был внимателен, лекция Брауни иногда затягивалась на полчаса. Я слушал внимательно – ведь он был моим начальником. Из подробных объяснений Брауни я черпал ценные технические знания.
По-настоящему технические разговоры начались после прикомандирования к скудному штату летчиков-испытателей в Эль-Сегундо Боба Рана. К тому времени мои знания так повысились, что я мог свободно следить за рассуждениями опытных инженеров.
Летчики-испытатели подбираются по двум признакам: опыт или образование, но желательно и то и другое. Правда, эти два качества редко совмещаются в одном летчике. Молодой летчик-испытатель обычно хорошо знает только одну область, но постепенно углубляются его знания и в другой. В большинстве случаев, хотя и не всегда, более опытный летчик занимается самообразованием, стараясь не отстать от летчиков, закончивших Массачусетский или Калифорнийский технологические институты. В колледже я специализировался в области геологии, а это, к счастью, включало физику и высшую математику. Оба предмета помогли мне разобраться в аэродинамических уравнениях, – они часто встречались в книгах, которые я начал брать в технической библиотеке завода Дуглас.
Теперь я мог уверенно задавать вопросы Бобу, Брауни и Джорджу. Это неизменно вызывало горячую дискуссию, часто длившуюся больше часа. Пока мы рассуждали, самолеты AD терпеливо ждали нас на аэродроме. Частенько нам приходилось обращаться к авторитету крупных ученых для подтверждения или опровержения точки зрения одного из трех опытных летчиков-испытателей.
Однажды пополудни, когда Боб Ран зашел в гардеробную после полета, началась дискуссия о маневренной устойчивости.
– Ребята, вносили ли вы какие-нибудь изменения в первоначальную хорду элеронов с тех пор, как два года назад мы опробовали самолет в Пантуксенте? – спросил Ран.
Ему ответил Брауни:
– Мы немного изменили герметизацию элерона, но хорда осталась прежней.
– Дело в том, что рысканье несколько усилилось по сравнению с рысканьем самолета, который мы там испытывали. Здесь явное отклонение от нормы.
Янсен присоединился к разговору:
– Мне понятно, что вы имеете в виду. На днях я тоже летал на самолете, у которого рысканье было на пределе.
Я не мог не высказать своего мнения и, вмешавшись в разговор, сказал:
– Вот что, друзья, я не хочу сказать, что опытный образец вы испытали небрежно, но держу пари, что вы не учли «расхода» элеронов. Вы хорошо знаете, что моряки докопаются до этого. Мне кажется, если вы повозитесь с этим побольше, особенно на этом самолете, то убедитесь в том, какое важное значение имеет «расход» элеронов.
Ран задумчиво проговорил:
– Знаете, пожалуй, вы правы.
Брауни как будто удивился. Он слегка подтолкнул Янсена:
– А парнишка-то почитывает, а, Джордж?
Мои знания заметно углублялись. Ребята взяли свои карточки и направились на летное поле, чтобы продолжить испытания. Брауни вернулся в кабинет, а я устроился в летной комнате на обтянутом искусственной кожей бежевом диване с чашкой кофе и книгой «Основы аэродинамики» в руках, чувствуя, что теперь могу справиться с чем угодно. Минут на двадцать я с головой погрузился в изучение «явления сжимаемости». Но вот Брауни позвал меня к себе. Он был не один – в кабинете находилось двое каких-то бизнесменов.
– Познакомьтесь, Билл, – это Эд Петерсон и Клиф Мастерс – представители страховой компании. Они хотели бы побеседовать о том полете пару недель назад, когда у тебя отказал двигатель.
– Мистер Бриджмэн, залетали ли вы 18 октября далеко на юг, до самого шоссе Импириэл? – спросил тот, что пониже ростом.
Вот оно, начинается.
– Да, вероятно… Да, я был там.
Видимо, они говорили о том дне, когда я тащился над шоссе, изрыгая масло.
– Ну, этого, пожалуй, достаточно. – Он повернулся к своему коллеге, а затем снова обратился ко мне, но уже с обвинением: – Знаете ли вы, что в этот день на трехстах автомобилях, стоявших вдоль шоссе, маслом из вашего самолета была испорчена краска?
– Я знаю, что из самолета текло масло, но скажите спасибо, господа, что я не повредил кабины этих трехсот автомобилей.
Я перешел в контрнаступление. Наконец все стало ясным. Судя по своему автомобилю, покрытому масляными пятнами, я знал, что в этот день, видимо, нанес некоторый ущерб, но молчал, ожидая дальнейших событий. Так и случилось. Я слабо улыбнулся огорченному Брауни.
– Это обойдется фирме в стоимость окраски трехсот автомобилей, – сказал представитель страховой компании. Конечно, он имел в виду только двести девяносто девять претензий. Предъявить требование об окраске моего собственного автомобиля у меня не хватило бы смелости.
Глава VII
