«Пусть все остается, как было, даже в этот трудный момент я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Кто помог мне, когда родной отец решил мою судьбу и продал меня дому Гарису? Кто защитил меня от Рори, когда тот хотел убить меня, а потом изнасиловать? Или взять тот случай в Каер-Донне, когда я как идиотка заснула в кровати Орейна. Каждый раз мне приходилось сражаться в одиночку. На чью поддержку я могла тогда рассчитывать? Почему же я теперь должна сдаться на милость этой дамочки? Почему все они так страстно убеждают меня, что без чужой помощи мне не обойтись? Маура о чем-то догадалась? Почему так тревожен стал ее взгляд? Слава Богу, отвела глаза в сторону».
В этот момент к ним подошел король.
— Что ж, — задумчиво вымолвил он, — вы уверены, что навеянная вами иллюзия сработает?
Ромили глянула в сторону пасущихся коней и обмерла от страха. Солнечный мчался по направлению к ним — голова высоко поднята, ноги почти не касались земли. Это был стремительный, накатистый бег.
Маура подняла руку.
— Подождите, — успела выговорить она, указывая рукой на бегущего коня.
Солнечный уже почти достиг границы луговины — еще немного, и он доберется до них, и в это мгновение он неожиданно замедлил бег, уперся всеми четырьмя ногами, словно действительно оказался на краю обрыва. Пена выступила на морде, он по инерции сделал еще пару шагов и пронзительно, жутко заржал. Так, замерев на несколько секунд на краю иллюзорной пропасти, он наконец отпрыгнул, мотнул головой, повернулся и помчался назад.
— Как видите, пропасть вполне правдоподобная.
— Но он так перепугался! — возразила Ромили. Ужас, охвативший коня, в полной мере передался ей. Она даже вспотела от страха.
— Он уже забыл об этом, — ответила Маура и пытливо взглянула в лицо девушки. — Что-то ты нехорошо выглядишь — уж не ощутила ли себя Солнечным?
Ромили ничего не ответила, глянула в сторону вороного жеребца — тот безмятежно щипал траву, потом поднял голову, раскатисто пофыркал и потрусил в сторону косяка кобылиц.
Орейн хмыкнул:
— Эти королевские конюшни пришлись ему по душе. Как и все те кобылы, которых он покроет за ночь, они тоже будут довольны…
Король рассмеялся:
— К этому он всегда готов, дружище. Это нам, погрязшим в войне, — он осторожно и ласково коснулся руки Мауры, — придется подождать. — Король и женщина обменялись взглядами и Ромили бросило в краску. — Однако это ожидание более похоже на оправу, где драгоценным камнем сияет скорая радость, не так ли, любимая?
Маура в ответ улыбнулась.
Перед ужином Яндрия навестила Ромили и поинтересовалась, не желает ли та присоединиться к сестрам-меченосицам — теперь, мол, нет особой необходимости оставаться ночевать поблизости от птиц. По голосу Яндрии было ясно: она ожидала, что ее предложение обрадует девушку — все-таки в компании веселей, однако Ромили так намучилась за день, что сама мысль о том, что сейчас она попадет в шумную компанию молодых женщин, где не будет отбоя от вопросов, вызвала у нее неприятие. Девушка ответила, что ей надо еще повозиться с птицами — завтра, мол, трудный день…
— К тому же я надежно защищена с одной стороны леди Маурой, с другой — моим братцем- монашком. Чтобы ты не беспокоилась, я еще помолюсь Аварре и сотворю заклятья, так что ни один мужчина не сможет войти в палатку. В любом случае его настигнет проклятье ночной богини.
Ромили заметила, что Яндрия была недовольна подобным поворотом дела, однако ничего не сказала, только обняла младшую сестру.
— Хорошенько отдохни, младшая сестра. Ты выглядишь такой измученной, как будто постарела на несколько лет. Получше питайся — я знаю, сколько сил тратят лерони, как важно возместить расход энергии. Помню, как одна хрупкая девушка после сеанса сразу съела двух рогатых кроликов. Целиком!.. И обязательно крепкий сон…
Она ушла. Ромили отправилась кормить птиц. К ней присоединились Руйвен и Ранальд. Приглядываясь к лорду Риденоу, Ромили была вынуждена признать, что первоначальное впечатление об этом молодом человеке как о напыщенном хлыще страдало явной предвзятостью. Парень, конечно, был себе на уме, простаком его не назовешь, и спесь высокорожденного аристократа в нем чувствовалась — чуть-чуть, тем не менее Ранальд был дисциплинированным и работящим. Нос от падали, которой кормили сторожевых птиц, не воротил и ухаживал за ними с откровенной заинтересованностью и увлеченностью. В этом обмануть нельзя, усмехалась Ромили, тем более такую прозорливую лерони, как она. Так-то оно так, но ей-то что делать — едва почуяла запах подгнившего мяса, которое с утра заготовили армейские охотники, ее вновь чуть не вырвало. Тошнота была неодолима — она не могла смотреть не только на пищу, которой кормили стервятников, но и на жареную ляжку молодого червина под белым соусом, присланную Каролином со своего стола для команды разведчиков. Руйвен и Ранальд уписывали это блюдо за обе щеки — Ромили вяло ковырялась вилкой, стараясь придавить время от времени возникавшие судороги.
Положение незавидное, долго так продолжаться не может — она было решила пойти в палатку соснуть, однако к тому моменту лагерь уже был разбит и ровный гул тысяч голосов стоял над поймой.
Были поздние сумерки — легкие, тончайшие, одновременно позолоченные и посеребренные. Все четыре луны выплыли на небосвод — три в полной фазе и одна ущербная. Все они лили мерцающий невесомый свет на чуть подкрашенную густо-вишневым цветом землю. Стих ветерок, с небес чуть покапало — и вновь все замерло… Дарковер погружался в сладостную ночь, которая не часто выпадала даже в разгар лета. Это было время сказок, привидений, час посещения земли рожденными ею богами. Вечерняя свежесть полнила сердца и груди живительным, пьянящим воздухом…
— Четыре луны… Надо же!.. И перед битвой… — скрывая смущение, засмеялся Ранальд. — Какие только безумства не совершаются в такую ночь! Знаете, что говорят в Тендаре? Того, что случилось в ночь четырех лун, уже не забудешь, от того не откажешься…
Руйвен с непробиваемо холодной вежливостью заметил:
— Подобная ночь относится к числу священных, приятель. Сколько я посвятил часов молениям и медитации, но высшее наслаждение испытал именно в такие часы. Если бы не солдаты… — он недовольно поморщился и обвел рукой лагерь, где уже горело множество костров и сквозь плотный гул легко прорывались отдельные вскрики, возгласы, песни, — я бы с охотой занялся самосозерцанием.
Это было сказано просто, как отметила про себя Ромили, и в то же время напыщенно, видно, брату тоже случалось впадать в грех гордыни. Если он и опростился, то явно не до конца. И чтобы добраться до заветной, тусклой, серенькой, под цвет рясы, простоты, ему еще надо много потрудиться. Такую ночь упускать нельзя… Ромили встряхнула головой, а Ранальд как ни в чем не бывало объяснил:
— Королевские интенданты выдали солдатам двойную порцию вина — этого, конечно, недостаточно, чтобы нарезаться вдрызг, но попеть можно. Тем более если душа просит… У нас здесь есть такие мастера — заслушаешься!.. — Он предложил Ромили свою руку. — Не желаете присоединиться? Можно пройти к огню, где сейчас расположился мой прежний отряд. Там у меня была троица… нет, четверка таких певунов… Они ходили и распевали по тавернам. Что, спрашиваете, пели? Что закажут… На пиво и закуску всегда хватало, случалось, и деньгами их награждали. Будьте уверены, они ребята хорошие… Что? Мои стрелки… Отличные ребята, меченосица. Да что вы, никакого хамства — я с ними уже столько протопал… Знаем друг дружку до гвоздика на подметке сапога… Любезные парни…
— Что-то по их голосам не слышно, чтобы они были большие мастера, — ответила Ромили, прислушиваясь к нестройным хорам то в одном, то в другом углу лагеря. Ранальд засмеялся:
— Они же не подражают благородным. Они поют по-своему. Называют себя Братьями Песен Ветра… Что? Нет, они не все родные братья, двое двоюродные. То, что вы слышите, — это не они. Братья Песен Ветра не начнут, пока не соберутся люди, не затихнут горлопаны у других костров. Тут целый ритуал… Так как, не желаете?..
От такого приглашения отказаться было невозможно, и все равно Ромили еще несколько мгновений колебалась. Она по-прежнему неважно себя чувствовала. Лучше, конечно, отправиться спать, но раз впереди намечается концерт, какой может быть сон? Это Руйвен, по-видимому, обладает секретом
