— Очень учтивое послание. Открой клетку, человек.
Тот поднял накидку — в клетке сидели два прекрасных маленьких ястреба. На головах у них были надеты колпачки из тончайшей алой кожи с гербами Алдаранов, вышитыми золотой нитью. Ремешки украшало золото. Птицы были яркие, оперение поблескивало. У Ромили даже дух захватило.
— Замечательный подарок, — сказала она. — И очень содержательный. Скажи моему… передай моему будущему супругу, что я благодарна ему и немедленно займусь их обучением, при этом я постоянно буду помнить о его доброте.
Она подняла руку и посадила одного из ястребов на запястье, покрытое перчаткой. Птицы сидели так спокойно, что Ромили могла поклясться, что учить их нечему — ястребы прекрасно тренированы. Правда, и годны они были только на то, чтобы ловить мышей, однако сам факт покупки таких дорогих игрушек говорил о том, что дом Гарис относился с вниманием к увлечениям своей будущей жены. На мгновение она подумала, что ее будущий супруг, возможно, не так уж плох, однако уже в следующую минуту ей пришло на ум, что таким образом Скатфелл предупреждает ее, что после свадьбы ей будет строго- настрого запрещено работать с настоящими ястребами. Помнится, отец его, старый Гарет, так и заявил: «Подобное занятие недопустимо для жены наследника Скатфелла». На этот счет у Ромили уже сложилось мнение — что бы они ни говорили, она ни за что не согласится расстаться с Пречиозой.
С некоторым чувством вины перед своей подругой — словно она в чем-то изменила ей — Ромили отправилась на охоту с маленькими ястребами. Между хозяйкой и птицами сразу установилась прочная связь, однако, запуская их в полет, девушка испытывала странные ощущения: и радость оттого, что они так послушны, и некоторую неудовлетворенность при поимке добычи, а подчас и легкое раздражение от невозможности добиться уже знакомого единения, слияния в одно целое, в некое окрыленное разумное существо, что она с восторгом, с ликованием переживала с Пречиозой. Мелкие ястребы слишком примитивно организованы, чтобы обладать хотя бы зачатками ларана, к тому же эти красавчики были выведены в неволе. Раз или два Ромили пыталась установить с ними телепатическую связь. Никакой радости! Сознание этих птичек было совершенно плоским, механическим, «однословным», как у глупых женщин. Скоро ей наскучили эти образцово-показательные полеты — в них не было живости, чего-то неуловимо возбуждающего душу; ястребам не хватало изобретательности. Высоту они набирали за одно и то же количество кругов, точно так же падали камнем вниз… Она ежедневно запускала их — птицы ни в чем не виноваты и без тренировок просто погибнут, но всякий раз, как только, отработав свое, они садились на дужку, прикрепленную к передней луке седла, Ромили испытывала облегчение. С каким волнующим предвкушением счастья надевала им на клювастые головы нарядные кожаные колпачки и — наконец-то! — брала в руки Пречиозу. Вот когда она тешилась вволю, вот когда, выпустив ястребицу в небо, она полностью отдавалась полету и ощущению полной свободы.
Теперь по большей части она выезжала на охоту с Дареном и Раэлем — Алдерик, нанявшийся в коридомы, целыми днями был занят. Дел было по горло — надо было вести книги приходов и расходов, держать под присмотром достаточно многочисленный штат слуг, проверять состояние лошадей, собак, ястребов и промыслов, которыми жила усадьба. Молодые люди теперь виделись редко, разве что вечерами, когда управляющий лично зажигал светильники в доме и садился с Дареном и хозяином играть в кастлы[19] или в карты или долгими часами вырезал из дерева игрушки Раэлю. Встречались, обменивались двумя-тремя словами — и все…
Собственно, у Ромили тоже не выпадало свободной минутки. Отец заявил, что в преддверии свадьбы можно сократить количество уроков. Теперь уже и речи не шло о том, чтобы позаниматься с бывшим коридомом основами ведения домовых книг. К чему это, скривился отец, коль скоро быть свадьбе, а в новом доме есть кому считать деньги. Теперь девушку на долгие часы усаживали за шитье, вязание, и Калинда без конца учила всяким хитростям надзора за кухарками, швеями, пряхами и даже за молочницами. При этом воспитательница заставляла ее самое готовить, кроить, доить коров… Как приговаривала Калинда, это совсем не значит, что ей придется заниматься подобными делами, но хорошая хозяйка должна знать, выдаивает ли доярка вымя до конца или ленится, не балует ли с водой, а уж о домашних слугах и говорить не приходится. За этими нужен глаз да глаз! Лорд Скатфелл вдовствовал, и по всему выходило, что супруге наследника суждено стать первой дамой в их семье, следовательно, заниматься хозяйством. К тому же нельзя было хотя бы намеком показать, что она не разбирается в этих вопросах. Ни в коем случае нельзя было давать повод для пересудов: вот, мол, те из «Соколиной лужайки» — сущая беднота, и женщины из их рода не в состоянии справиться с хозяйством, ибо никакого хозяйства у них никогда не было. Так, крупная ферма, а не поместье… Однако, по мнению Ромили, подобное обучение более походило на самый тяжкий, взаправдашний труд, чем на пояснение, как надо следить за работницами. Сколько грязи она выволокла на своем горбу из амбара, сколько коров подоила, сколько взбила масла — словами не передать. И все это давалось огромным напряжением сил — навыков-то у нее почти не было, до всего по большей части приходилось доходить своим умом, а те, за кем она должна была приглядывать, скорее приглядывали за ней. Советы их были полезны, но скупы — они толком и объяснить не могли, почему надо было делать так, а не иначе. От подобных вопросов слуги нередко застывали и начинали часто моргать. Ромили тогда становилось неловко, а наиболее простодушные после недоумения и паузы начинали ворчать — почему, почему? По кочану!.. Учили их так, вот почему!..
Потом в бой вступала Люсьела и круто принималась за Ромили, а заодно и за Мэйлину. Мачеха собрала все их старые куклы, поодевала их в ношенные Раэлем наряды и учила сестер, как купать младенца, как поддерживать головку, как пеленать, как поступать, когда высыпала потница или замечалось покраснение. Ромили в толк взять не могла, зачем все эти муки, если в доме Скатфеллов полно нянек и опытных женщин среднего возраста — хотя бы Дариса, у которой уже двое, нет, трое детей, — зачем ей-то вся эта премудрость? Не тут-то было — Люсьела неожиданно резко и безоговорочно подавила всякие попытки пререкаться. «Надо! — заявила она. — Надо, и все тут!..» Ну и жизнь начинается, вздыхала Ромили. Она в общем-то не очень горела желанием обзаводиться детьми. Тем более сразу. Конечно, Раэль в младенчестве был просто чудо, однако стоило ей вспомнить Дарису, как у девушки тут же холодело на душе. Неужели и она раздастся до таких размеров, расползется, как квашня?! Жуть!.. Потом еще этот… Ну, сам процесс, в результате которого получаются дети. Она выросла на ферме, была здоровой, грудастой девицей, которая втайне частенько задумывалась — даже с некоторым удовольствием — о суженом, которому доверит себя. О любовнике-муже… Но когда перед мысленным взором Ромили вставало ненавистное, пухлое, с алыми влажными губами лицо дома Гариса, ее охватывала такая слабость, что сама мысль о соитии с мужчиной ничего, кроме отвращения и дрожи, не вызывала. Она просто не могла, просто не в состоянии была представить себя в его объятиях, в чужих бесстыдных объятиях!.. Нет, надо бежать — как-то сразу и без колебаний однажды решила Ромили. Только бежать!.. Вступить в Орден Меча, опоясаться оружием и в качестве наемницы сражаться за того короля, который больше заплатит. Придется обрезать косы, проколоть уши… Когда прошел первый угар, когда девушка обдумала эту возможность, ей стало смешно. Как же она глупа — ну, сбежит она, дальше что? За ней тотчас отправят погоню. Нужно быть полной дурой, чтобы поверить, что ее не нагонят, не отыщут — в холмах Киллгард следопытов хватает. Что последует за этим? Душераздирающий разговор с отцом, мачехой и самим домом Гарисом? Они ее свяжут — в этот миг фантазия опять заработала, и Ромили со страхом и надеждой погрузилась в волнующие душу видения, — закуют в кандалы, а она примется истошно вопить: «Нет!» Тогда они потащат ее к кровати… Что, прямо в кандалах? Нет, кандалы снимут, но вопить она будет. «Нет! Нет!.. Ни в коем случае!» — так, что ли? Ромили грустно усмехнулась, посидела, подумала, потом встрепенулась. А что, если… Нет, и так не получится… Тогда она вот как поступит… Глазки у девушки вновь разгорелись. У нее будет с собой кинжал… Дом Гарис, конечно, сразу отпрянет. Она заявит, что заколет его или себя, если он посмеет притронуться к ней. Она по-доброму, убедительно объяснит ему, как он ей ненавистен. Гарис смутится, может, даже, если он хороший человек, заплачет и отпустит ее на все четыре стороны.
Может, даже встанет на колени и начнет умолять простить его…
Ромили глубоко вздохнула. Дура, дура ты, охота тебе тешиться девичьими сказками? Прямо, на колени встанет!.. Ей не миновать замужества, но и согласиться в душе на брак она не могла. Что-то надо было делать!..
Между тем приближалось лето. По вечерам мелкий дождик уже редко и как бы в шутку сменялся снегопадом; на холмах буйно цвело разнотравье. Уже и на ореховых деревьях проклюнулись маленькие округлые завязи — их обилие предвещало богатый урожай. Теперь Ромили и Мэйлина почти каждый день
