Туманы Авалона

– Когда я думаю, что этот… это животное касалось тебя… – произнес он, спрятав лицо на груди Гвенвифар, – а я, любя тебя, не смел даже притронуться…

Несмотря на все свое благочестие, Гвенвифар могла сейчас думать лишь об одном: она так старалась быть добродетельной, так старалась держать себя в руках, а Бог в ответ отдал ее в руки Мелеагранта, на позор и муки! А Ланселет, что предлагал ей любовь и нежность, но ушел с ее пути, чтоб не предать своего родича, – Ланселет оказался тому свидетелем! Гвенвифар повернулась и обняла его.

– Ланселет, – прошептала она, – любимый мой, желанный… прогони память о том, что он со мною сделал… давай задержимся здесь еще ненадолго…

На глаза Ланселета навернулись слезы; он бережно положил Гвенвифар на кровать, лаская ее дрожащими руками.

'Бог не вознаградил меня за добродетель. Так почему же я думаю, что он станет меня карать? – Но последовавшая за этим мысль напугала Гвенвифар. – А может, никакого Бога нет – вообще никаких богов нет. Возможно, все это выдумали священники, чтоб говорить людям, что нам делать, и чего не делать, и во что верить, и чтобы отдавать распоряжения самому королю'. Она приподнялась и притянула Ланселета к себе; ее распухшие губы коснулись его губ, ее руки заскользили по телу любимого, на этот раз – без страха и стыда. Гвенвифар не испытывала более сомнений. Артур? Артур не защитил ее от изнасилования. Она перенесла выпавшие ей страдания – теперь же она возьмет свое. Артур сам подтолкнул ее к тому, чтоб возлечь с Ланселетом, и теперь она будет делать что пожелает.

Два часа спустя они рука об руку покинули замок Мелеагранта. Они ехали рядом, время от времени касаясь друг друга, и Гвенвифар ни о чем более не беспокоилась; она, не таясь, смотрела на Ланселета, и глаза ее сияли радостью. Она обрела свою истинную любовь, и впредь даже не подумает ни от кого ее скрывать.

Глава 5

«Жрицы медленно идут по поросшему тростником берегу Авалона и несут факелы… Мне следовало бы находиться среди них, но я почему-то не могу… Вивиана рассердится, что я не иду вместе с ними, но я словно стою на дальнем берегу и не могу произнести слово, которое перенесло бы меня к ним…»

Врана идет медленно, и лицо ее покрыто морщинами – я никогда не видела ее такой, – а на виске появилась седая прядь… Волосы ее распущены; неужели она все еще дева, хранящая себя для бога? Ветер колышет пламя факелов и треплет белое одеяние Враны. Но где же Вивиана, где Владычица? Священная ладья стоит у берега вечной земли, но она не придет больше, чтоб занять место Богини… Но кто это в вуали и венце Владычицы?

Я никогда прежде не видела этой женщины, кроме как во сне…

Густые волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косы и уложены короной вокруг головы; но на поясе у нее, там, где надлежит висеть серповидному ножу жрицы, висит… о, Богиня! Что за святотатство! На светлом платье виднеется серебряное распятие; я пытаюсь вырваться из незримых пут, броситься к женщине и сорвать богохульную вещь, но между нами становится Кевин и хватает меня за руки… руки его скрючены, словно какие-то уродливые змеи… а затем он выворачивается у меня из рук, а змеи вцепляются в меня…

– Моргейна! Что случилось? – Элейна тряхнула свою соседку по кровати за плечо. – Что с тобой? Ты кричишь во сне…

– Кевин, – пробормотала Моргейна и села. Распущенные волосы цвета воронова крыла окутали ее темной волной. – Нет-нет, это не ты, но у нее волосы, как у тебя, и распятие…

– Это сон, Моргейна! – встряхнула ее Элейна. – Проснись! Моргейна моргнула, вздрогнула, потом глубоко вздохнула и взглянула на Элейну уже с обычной своей невозмутимостью.

– Извини. Просто скверный сон приснился.

«Что же за сны преследуют сестру короля?» – подумалось Элейне. Конечно, они должны быть скверными: ведь Моргейна пришла со зловещего острова колдунов и чародеек… Но почему-то сама Моргейна никогда не казалась Элейне злой. Но как она может быть такой доброй, если она отвергла Христа и почитает демонов?

Элейна отодвинулась от Моргейны и сказала:

– Пора вставать, кузина. Сегодня возвращается король – по крайней мере, так сказал прибывший ночью гонец.

Моргейна кивнула и с трудом поднялась с кровати. Элейна скромно отвела взгляд. Моргейна словно бы совсем не ведала стыда; неужто она никогда не слыхала, что все грехи пришли в этот мир через тело женщины?

Моргейна же бесстыдно стояла обнаженной и рылась в сундуке, разыскивая праздничное платье. Элейна отвернулась и принялась одеваться.

– Поспеши, Моргейна. Нам нужно идти к королеве… Моргейна улыбнулась.

– Не стоит спешить, родственница. Надо дать Ланселету время уйти. Если ты невольно поднимешь скандал, Гвенвифар тебя не поблагодарит.

– Моргейна, как ты можешь так говорить?! После того случая неудивительно, что Гвенвифар боится оставаться одна и желает, чтобы ее поборник спал у ее двери… Ведь вправду, какое счастье, что Ланселет подоспел вовремя и спас ее от наихудшего…

– Ну не будь же ты такой дурочкой, Элейна, – терпеливо и устало сказала Моргейна. – Ты что, действительно в это веришь?

– Ну конечно, тебе лучше знать – ты ведь владеешь магией! – вспыхнула Элейна. Громкий возглас привлек внимание прочих женщин, ночующих в этой же комнате, и все повернулись в их сторону – послушать, о чем же так бурно спорят кузина королевы и сестра короля.

Понизив голос, Моргейна произнесла:

– Поверь мне – я вовсе не желаю скандала. Он мне нужен не больше, чем тебе. Гвенвифар – моя невестка, а Ланселет – мой родич. Видит бог, Артуру не следует упрекать Гвенвифар за происшествие с Мелеагрантом – он жалкий негодяй, и на Гвенвифар нет вины; и, несомненно, следует утверждать, что Ланселет подоспел вовремя и успел спасти ее. Но я уверена, что Артуру Гвенвифар скажет правду, – по крайней мере, по секрету, – о том, как Мелеагрант с ней обошелся. Помолчи, Элейна. Я видела, как она выглядела, когда Ланселет привез ее с острова, и слышала, как она выплескивала свои страхи; она боялась, что забеременела от этого изверга.

Лицо Элейны сделалось белым как мел.

– Но ведь он же ее брат, – прошептала она. – Есть ли на свете человек, способный на такой грех?

– Ох, Элейна, до чего же ты наивная! – не выдержала Моргейна. – Ты что, вправду уверена, что это – наихудшее?

– Но ты говоришь… будто Ланселет делит с ней постель, пока король в отъезде…

– Я этому не удивляюсь и не думаю, что это случилось впервые, – сказала Моргейна. – Опомнись, Элейна, – ты что, ее осуждаешь? После того, что с ней сделал Мелеагрант, я бы не удивилась, если бы Гвенвифар никогда больше не подпустила к себе ни одного мужчину. Если Ланселет сумеет исцелить ее от этого потрясения, я только порадуюсь. И, возможно, теперь Артур отошлет ее – и у него еще появится сын.

– Возможно, Гвенвифар уйдет в монастырь, – сказала Элейна, не отрывая взгляда от Моргейны. –