Моргейна неким таинственным образом смутно ощутила, что Эскалибур сросся с самой сутью, с самим духом царствования Артура. Будь это не так, будь Эскалибур обычным мечом, Артур охотно вернул бы его на Авалон и обзавелся другим мечом, еще более прочным и красивым… Но Эскалибур превратился для него в зримый и ярчайший символ того, что представлял собою Артур-король.
Моргейне уже приходилось убивать. Она без колебаний послала Аваллоха на смерть, а не далее как три дня назад она убила безвинное дитя в своем чреве… Тот, кто лежал сейчас перед нею, был худшим из предателей, сомнений нет. Всего один удар, быстрый и бесшумный… Но ведь это – тот самый ребенок, которого Игрейна поручила ее заботам, ее первая любовь, отец ее сына, Увенчанный Рогами, Король…
Моргейна чувствовала, что вот-вот сойдет с ума. Ей послышался сердитый возглас Игрейны:
Артур пошевелился во сне, словно тоже услышал голос матери. Моргейна вернула нож на место и взяла с кровати ножны. По крайней мере, их она имела право забрать: она вышила эти ножны своими руками и сама сплела заклинание.
Моргейна спрятала ножны под плащ и быстро направилась сквозь редеющие сумерки к лодочной пристани. Когда лодочник перевез ее на другой берег, Моргейна ощутила знакомое покалывание, и ей показалось, что она видит очертания авалонской ладьи… Они собрались вокруг нее – гребцы с ладьи. Скорее, скорее! Она должна вернуться на Авалон!… Но рассвет все ширился, и на воду легла тень церкви, и внезапно солнечные лучи затопили все вокруг, а вместе с ними, по воде поплыл утренний колокольный звон. Моргейна застыла, словно громом пораженная. Пока длился этот звон, она не могла ни вызвать туманы, ни произнести заклинание.
– Можешь ты переправить нас на Авалон? – обратилась Моргейна к одному из гребцов. – Только быстро!
– Не могу, леди, – дрожа, отозвался он. – Туда трудно стало добраться, если нет жрицы, чтоб сотворить заклинание – а если даже и есть, то на рассвете, в полдень и на закате, когда тут звонят к молитве, через туманы вовсе не пробьешься. Сейчас – никак. Сейчас путь просто не откроется. Хотя если дождаться, пока звон стихнет, может, нам и удастся вернуться.
Но отчего же так получилось? Должно быть, дело в том, что мир таков, каким его видят люди. А вот уже три или четыре поколения год за годом привыкали, что есть лишь один Бог, один мир, один способ воспринимать действительность, и все, что покушается на это великое однообразие, суть зло и исходит от дьявола, – а звон церковных колоколов и тень святого острова не позволяют злу приблизиться. Все больше и больше людей верили в это – и вот это стало правдой, а Авалон превратился в сон, в видение, уплывающее в иной, почти недосягаемый мир.
О, да, она по-прежнему способна была вызвать туманы… но не здесь, где на воде лежала тень церкви, а гудение колоколов вселяло ужас в сердце Моргейны. Они оказались в ловушке, и где – на берегу Озера! Моргейна заметила, что от Острова монахов отходит лодка. Это за ней. Артур проснулся, обнаружил, что ножны исчезли, и бросился в погоню…
Что ж, пусть гонится. Есть и другие пути, ведущие на Авалон, – и там тень церкви уже не сумеет помешать ей. Моргейна быстро взобралась в седло и двинулась вдоль берега Озера; рано или поздно, но она найдет то место, откуда можно будет пройти сквозь туманы, – то самое место, где некогда они с Ланселетом нашли заблудившуюся Гвенвифар. Искать нужно не у самого озера, а где-то в болотах – и они выберутся на Авалон окольным путем, позади Священного холма.
Моргейна знала, что невысокие смуглые гребцы бегут сейчас вслед за ее конем – и будут бежать так хоть полдня, если понадобится. Но теперь она слышала топот копыт… Погоня шла по пятам; Артур настигал ее, и с ним были вооруженные рыцари. Моргейна пришпорила было коня – но это была дамская лошадь, и она не годилась для гонки…
Тогда Моргейна соскользнула на землю, не выпуская ножен из рук.
– Прячьтесь! – шепотом велела она гребцам, и те тут же бросились врассыпную и растворились среди деревьев и туманов. Они умели двигаться бесшумнее тени, и никому не под силу было отыскать их, когда они сами того не желали. Моргейна перехватила ножны поудобнее и побежала вдоль берега Озера. Она уже мысленно слышала голос Артура, ощущала его гнев…
Эскалибур был с ним; Моргейна чувствовала присутствие Священной реликвии Авалона, видела внутренним взором исходящее от нее сияние… Но ножен Артур не получит. Моргейна схватила их обеими руками, размахнулась и изо всех сил зашвырнула в Озеро – и увидела, как ножны погружаются в темные бездонные воды. Пучина поглотила их; пройдут годы, кожа и бархат сгниют, золотые и серебряные нити потускнеют и спутаются, и заклинание, вплетенное в них, развеется навеки…
Артур мчался по ее следам, сжимая в руке обнаженный Эскалибур… но и Моргейна, и ее спутники исчезли. Моргейна погрузилась в безмолвие, слилась с тенью, с деревом – словно неким образом отчасти перенеслась в волшебную страну; до тех пор, пока она стояла неподвижно, укрывшись безмолвием жрицы, ни один смертный не смог бы разглядеть даже ее тени…
Артур выкрикнул ее имя.
– Моргейна! Моргейна!
И в третий раз позвал он, громко и гневно – но вокруг были лишь безмолвные тени; Артур метался из стороны в сторону – однажды он проехал так близко от Моргейны, что та почувствовала дыхание его коня, – но в конце концов он изнемог и кликнул свою свиту. И рыцари обнаружили, что король едва держится в седле, и повязки на ранах пропитались кровью, – и они увезли Артура обратно.
Тогда Моргейна вскинула руку, и в мир вновь вернулся щебет птиц и шелест листвы на ветру.
