Моргауза.
Стоя с Моргейной на руках, Игрейна почувствовала себя увереннее.
– Я пренебрегла долгом гостеприимства, сестра моя и лорд Мерлин, – глухо проговорила молодая женщина. – Мои слуги проводят вас в гостевые покои, принесут вина, воды для омовения, а с заходом солнца подадут ужин.
Вивиана встала. Голос ее звучал сухо и церемонно, и на какой-то миг Игрейна испытала несказанное облегчение, вновь почувствовав себя хозяйкой в своем доме: не беспомощным ребенком, но супругой Горлойса, герцога Корнуольского.
– Так на вечерней заре, сестра.
Вивиана и Мерлин многозначительно переглянулись, и от внимания Игрейны это не укрылось. Взгляд жрицы говорил яснее слов: «Оставь пока, я с ней управлюсь, мне не впервой».
Игрейна почувствовала, как лицо ее застывает железной маской. «Да уж, ей и впрямь не впервой. Но на сей раз она просчитается. Однажды я исполнила ее волю: я была ребенком и сама не знала, что делаю. Но сейчас я выросла, я – женщина, и вертеть мною уже не так просто, как несмышленой девчонкой, которую она отдала в жены Горлойсу. Теперь я буду поступать по-своему, а не по слову Владычицы Озера».
Слуги увели гостей, Игрейна, возвратившись в собственные покои, уложила Моргейну в постель и захлопотала, засуетилась над девочкой, снова и снова прокручивая в голове услышанное.
Утер Пендрагон. Она никогда его не видела, но Горлойс без умолку разглагольствовал о его доблести. Утер приходился близким родичем Амброзию Аврелиану, королю Британии, как сын его сестры; но в отличие от того же Амброзия Утер был бриттом до мозга костей, без малейшей примеси римской крови, так что и валлийцы, и Племена шли за ним, не колеблясь. Надо думать, в один прекрасный день Утер станет королем. А ведь Амброзий уже не молод, стало быть, этот день недалек…
«А я стану королевой… О чем я только думаю? Неужто я предам Горлойса и свою собственную честь?»
Игрейна вновь взялась за бронзовое зеркало. Позади нее в дверях стояла сестра. Вивиана сняла штаны для верховой езды и надела свободное платье из некрашеной шерсти; распущенные волосы падали на плечи, мягкие и темные, точно черная овечья шерсть. Она казалась совсем маленькой, хрупкой и такой старой, а глаза… так глядели глаза жрицы в пещере посвящения много лет назад, в ином мире… Игрейна поспешила отогнать докучную мысль.
Вивиана подошла вплотную, привстала на цыпочки, коснулась ее волос.
– Маленькая моя Игрейна. Впрочем, уже не такая и маленькая, – ласково проговорила она. – А знаешь, маленькая, это ведь я выбрала для тебя имя: Грайнне, в честь Богини костров Белтайна… Когда ты в последний раз прислуживала Богине на Белтайн, Игрейна?
Уголки губ Игрейны самую малость приподнялись в подобии улыбки, чуть приоткрыв зубы.
– Горлойс – римлянин и христианин в придачу. Ты всерьез полагаешь, что в его доме соблюдают обряды Белтайна?
– Нет, наверное, – отвечала Вивиана, забавляясь. – Хотя на твоем месте я бы не поручилась за то, что твои слуги не ускользают из дома в день середины лета, чтобы разжечь костры и возлечь друг с другом под полной луной. Но лорду и леди, стоящим во главе христианского дома, такое заказано; только не на глазах у священников и их жестокого, чуждого любви Бога!
– Не смей говорить так о Боге моего мужа, Бог есть любовь, – резко оборвала ее Игрейна.
– Это ты так говоришь. Но не он ли объявил войну всем прочим Богам, не он ли убивает всех тех, кто отказывается ему поклониться, – возразила Вивиана. – Сохрани нас судьба от такой любви со стороны Бога! Я могла бы воззвать к тебе во имя принесенных тобою обетов и заставить тебя исполнить то, что я прошу, от имени Богини и Священного острова…
– Ну надо же! – саркастически бросила Игрейна. – Вот теперь моя Богиня велит мне стать шлюхой, а Мерлин Британии и Владычица Озера готовы поработать сводниками!
Глаза Вивианы вспыхнули, она шагнула вперед, и на мгновение Игрейна решила, что жрица отвесит ей пощечину.
– Да как ты смеешь! – проговорила Вивиана, и, хотя голос ее звучал не громче шепота, по комнате прокатилось эхо, так что Моргейна, уже задремавшая было под шерстяным пледом, села в постели и, внезапно испугавшись, заплакала.
– Ну вот, ребенка моего разбудила… – посетовала Игрейна и, присев на край кровати, принялась убаюкивать девочку. Постепенно с лица Вивианы схлынул гневный румянец. Она опустилась на кровать рядом с Игрейной.
– Ты меня не поняла, Грайнне. Ты что, думаешь, Горлойс бессмертен? Говорю тебе, дитя: я пыталась прочесть по звездам судьбы тех, от кого зависит благоденствие Британии последующих лет, и повторю еще раз: имя Горлойса там не начертано.
Колени Игрейны подогнулись, тело вдруг перестало слушаться.
– Утер убьет его?
– Клянусь тебе: Утер не будет причастен к смерти Горлойса и в час его гибели окажется далеко. Но подумай вот о чем, дитя. Тинтагель – великолепный замок; ты полагаешь, когда Горлойса не станет, Утер Пендрагон не скажет одному из своих вождей: «Возьми замок, а вместе с ним и женщину, что им владеет»? Лучше уж Утер, чем один из его людей.
«Моргейна. Что станется с моей дочерью и с моей сестренкой Моргаузой? Воистину, женщине, которая безраздельно принадлежит мужчине, остается лишь молиться за жизнь своего заступника».
– Разве мне не позволено возвратиться на Священный остров и остаток жизни провести на Авалоне в числе жриц?
– Тебе начертана иная участь, – возразила Вивиана. Голос ее вновь помягчел. – И от судьбы своей ты не спрячешься. Тебе предназначено сыграть роль в спасении этой земли, но дорога на Авалон для тебя закрыта навеки. Так пойдешь ли ты по тропе навстречу судьбе по доброй воле или Богам придется тащить тебя насильно?
Ответа жрица дожидаться не стала.
– Ждать уже недолго. Амброзий Аврелиан умирает, много лет стоял он во главе бриттов, и теперь его вожди съедутся на совет, дабы избрать нового короля. И все они могут доверять одному только Утеру. Так что Утер станет и военным вождем, и Верховным королем в одном лице. И ему понадобится сын.
Игрейна чувствовала, что ловушка вот-вот захлопнется.
– Если тебе это так важно, почему бы тебе не взять дело в свои руки? Если супруга военного вождя и Верховного короля Британии обретет такую власть, отчего бы тебе не попробовать соблазнить Утера своими чарами и самой не родить сужденного короля?
К ее удивлению, Вивиана долго молчала, прежде чем ответить:
– Ты полагаешь, я об этом не думала? Но ты забываешь, Игрейна, сколько мне лет. Я старше Утера, а он, по меркам воинов, тоже не мальчик. Когда родилась Моргауза, мне было двадцать шесть. А сейчас мне тридцать девять, Игрейна, и из детородного возраста я уже вышла.
В бронзовом зеркале, что Игрейна по-прежнему держала в руках, мерцало отражение ее сестры – искаженное, бесформенное, текучее, как вода; вот образ прояснился, вот затуманился – и исчез совсем.
– Ты так думаешь? – проговорила Игрейна. – А я тебе скажу, что еще одного ребенка ты родишь.
– Надеюсь, что нет, – возразила Вивиана. – Я старше, чем была наша мать, когда она умерла родами, произведя на свет Моргаузу, и избежать ее судьбы у меня никакой надежды нет. В этом году я в последний раз приму участие в обрядах Белтайна, а после того передам свой титул какой-нибудь женщине помоложе, чем я, и стану ведуньей, Мудрой, – уподобившись Древним. Я надеялась, что однажды уступлю место Моргаузе…
– Тогда почему ты не оставила ее на Авалоне и не подготовила себе в преемницы?
В лице Вивианы отражалась глубокая печаль.
– Она не годится. За плащом Владычицы она различает только власть, но не череду бесконечных страданий и жертв. Так что эта Дорога не для нее.
