Александра Ефименко в забытой ныне работе «Малорусское дворянство и его судьба» с удивлением констатировала: «Малороссия после своего освобождения от Польши представляла по типу своей социальной организации военный лагерь на демократической подкладке. Равенство прав и обязанностей было полное: каждый мог занимать из неисчерпаемого запаса свободных земель столько, сколько мог захватить свободным трудовым захватом; каждый мог участвовать в выборе уряда, начиная от сельского атамана, кончая гетманом, каждый мог быть выбран на всякий уряд». Но воспользовались своими правами все по-разному.
Попав во власть, никто из нее, естественно, не хотел уходить. «Каждому лицу войскового уряда, - пишет Ефименко, - перепадало кое-что со стороны низших и подчиненных от приношений… Но если кто хотел себе нажить состояние помимо широкого и торного пути злоупотребления властью или положением, то единственным средством было обратиться к деятельности торговой и промышленной». Казачья старшина сразу же стала заводить шинки и гнать водку - «паны даже брали ее для распродажи с собой в походы, и куда бы случайности войны ни загоняли наших воинов - всюду находил себе рынок этот ходкий товар».
Вторым предметом экспорта стал скот - волов гоняли в Москву, Петербург и даже в Европу - в Гданьск и Шленск (так называли Силезию). В Ригу и Кенигсберг уходила пенька. А когда доходов от этих операций показалось мало, старшина принялась за меньшую братию. «Малорусское панство, - продолжает та же Ефименко, - выросло на всяческих злоупотреблениях своей властью. Насилие, захват, обман, вымогательство, взяточничество - вот содержание того волшебного котла, в котором перекипала более удачливая часть казачества, превращаясь в благородное дворянство».
При Богдане Хмельницком войсковой уряд не смел ничего себе назначить в вознаграждение за свой труд, кроме мельниц. Но уже после его смерти полковники и есаулы стали разбирать себе войсковые земли «на уряды». Единственное, что их раздражало, так это то, что народ после таких операций разбегался куда глаза глядят - благо Украина была слабо заселена. Старшина понимала, что свобода передвижения, гарантированная на-роду как одно из его прав, новой власти только мешает, и тут же начала ее ограничивать. Сохранился, например, приказ Мазепы от 1707 года полтавскому полковнику, чтобы он людей, уходящих на слободы, «не только переймал, грабил, забирал, вязеннем мордовал, киями бил», но и без пощады «вешати рассказовал». Неудивительно, что ровно через два года народ не очень-то поддержал попытку гетмана отделиться от Москвы - ведь при полной независимости он бы еще больше «размордовался».
Когда же все земли были расхватаны, старшина люто затосковала о дворянских вольностях. Обидно ведь в самом деле ездить с быками в Гданьск, любуясь по дороге на тамошнюю шляхту, и не чувствовать себя ей ровней!
Был на польской стороне Украины славный городок Бердичев, населенный в основном дальними предками Бени Крика и Паниковского - эдакая Одесса XVIII столетия. Вот в этом-то чудном месте по дороге с бычьего торга в Гданьске и была сочинена большая часть родословных малороссийского панства. Внезапно оказалось, что Капнисты происходят от «венецианского графа Капниссы с острова Занта», Рославцы - от польских магнатов Ходкевичей, Кочубеи - от «благородного» татарского мурзы, а Скоропадские - от некоего мифического «референдария над тогобочной Украиной». Весь еврейский Бердичев, высунув от усердия языки, потел над «нобилитацией». Вся Украина смеялась. Но сделать ничего не могла. Разве что перечитывать ходившие по рукам сатирические стишки «Доказательства Хама Данилея Куксы», высмеивающие панские претензии казачьей старшины:
Кому не хватало татарских мурз, разбирали покойных героев, не оставивших прямого потомства. Тарасевичи сфабриковали себе документы о происхождении от гетмана Тараса Трясила, Искры - от не менее известного гетмана Остряницы. Один малоизвестный панок претендовал даже на то, что он продолжатель давно вымершего рода князей Острожских - на том основании, что «его предки были родом из Острога».
Бердичевская афера оказалась настолько мощной и стоила, по-видимому, так недорого, что когда правительство Екатерины II создало комиссию о разборе дворянских прав в Малороссии, «благородные» люди повалили в нее косяками. В стране, где при Богдане Хмельницком царю присягнули всего три сотни чудом уцелевших шляхтичей, внезапно всплыло целых 100 тысяч дворян! Причем с грамотами, гербами и таким «прошлым», до которого было далеко даже гордым британским лордам.
И только бедный предок Мартына Борули не успел в этой давке, оставив своему правнуку доказывать, что он на самом деле Беруля, а значит, тоже шляхтич. Но те, кто в XIX веке смотрел эту комедию Карпенко-Карого, могли только довольно посмеиваться - у их-то предков все получилось! Хотя и не без помощи Бердичева.
Тайна авторства «Истории русов»
«Советская энциклопедия истории Украины», напротив, пишет о ее авторе как о стороннике единства восточных славян: «Киевскую Русь рассматривает он как общий период в истории русского, украинского и белорусского народов, уделяет большое внимание народно-освободительной войне 1648- 1654 годов и воссоединению Украины с Россией. Он положительно оценивает акт воссоединения Украины с Россией и деятельность Богдана Хмельницкого, Полтавскую битву 1709 года».
Получается, что, по одной версии, автор загадочной книги - ярый националист, по другой же - не менее ярый панславист. Добавьте к тому же, что написана она на русском языке, приправленном колоритными украинизмами. И то, что имя автора ее - неизвестно. Получается замкнутый круг. Кто же ее загадочный создатель?
Впрочем, поначалу у «Истории русов» вроде бы был «автор». Тот же Николай Ульянов пишет: «Точной даты ее появления мы не знаем, но высказана мысль, что составлена она около 1810 г. в связи с тогдашними конституционными мечтаниями Александра I и Сперанского. Распространяться начала, во всяком случае, до 1825 г. Написана чрезвычайно живо и увлекательно, превосходным русским языком карамзинской эпохи, что в значительной степени обусловило ее успех. Расходясь в большом количестве списков по всей России, она известна была Пушкину, Гоголю, Рылееву, Максимовичу, а впоследствии - Шевченко, Костомарову, Кулишу, многим другим и оказала влияние на их творчество.
Первое (…) ее издание появилось в 1846 г. в «Чтениях Общества Истории и Древностей
