— Хорошо, — говорит Старик. — А теперь мы вверимся в руки Божии!
— И его доброй жены, милой очаровательной дамы с белоснежными волосами… — это уже шеф. Кажется, у него снова прорезался голос.
—
Уже некоторое время я подсознательно ощущаю какие-то странные стучащие и скрежещущие звуки. Потом раздается глухой удар, словно кто-то ударяет кулаком по деревянной двери, немедленно вслед за первым ударом следуют второй и третий. Они эхом разносятся по лодке, причем последний удар заглушается пронзительным свистом, звучащим до тех пор, пока не раздаются новые толчки.
— Подумать только, — говорит Старик. — а здесь, оказывается, вполне приличное течение.
— И дно не совсем такое, какое должно было бы быть, — вставляет шеф.
Значит, причиной ударов являются скалы. Мы не лежим неподвижно на месте: нас тащит по грунту.
— Шеф, залить цистерны.
—
Я слышу, как вода заполняет наши дифферентные емкости: мы становимся на якорь.
— Хорошо, теперь будем надеяться, что мы лежим как надо!
В лодке тихо. Слышится лишь капель конденсата. Освободившаяся вахта уже давно растянулась на своих койках. Как только рассветет по-настоящему, Старик поднимет нас на перископную глубину — пятнадцать метров. Он не говорит нам, что будет делать после этого. Подходить к берегу без тральщика и эскорта — это непростое дело. Невыполнимое днем и необычайно опасное ночью.
Едва я приподнял правую ногу, чтобы переступить через кормовой люк, как раздается еще один удар.
— Тысяча чертей, — бормочет Старик, — Мы наверняка лежим не параллельно течению. Надо попытаться повернуть ее.
Краем уха я слышу, как началась продувка. Потом еще один удар, прокатившийся по всей лодке. Потом звучит команда запустить моторы, а затем — рули глубины.
Инрих сидит у сонара. Его голос доносится словно издалека:
— На трехстах градусах — шумы двигателей. Становятся громче!
Старик театрально приподнимает брови. Он стоит посередине поста управления, прислушиваясь. За ним, наполовину скрытая, виднеется фигура шефа. Я не решаюсь пошевелиться.
Старик сглатывает. Я вижу, как его адамово яблоко дернулось вверх-вниз.
— Поршневые двигатели! — докладывает акустик.
Старик приседает на корточки в проходе рядом с рубкой акустика и надевает наушники. Его сгорбленная спина повернута в нашу сторону. Акустик высунул голову из своей каморки.
Слышится бормотание Старика:
— Я съем собственную шляпу, если только это не дизель подлодки.
Он возвращает наушники акустику, который вслушивается пару минут, пока Старик, оставшийся рядом с ним, не спрашивает:
— Ну что, Инрих?
— Дизели подлодки — можно не сомневаться!
— Английской или немецкой — вот в чем вопрос! Просыпайтесь. Первый вахтенный офицер, приготовьте сигнальную ракетницу. Как только мы всплывем, сразу стреляйте. Куда повернут наш нос?
— Направление осталось прежним — двести семьдесят градусов.
— Приготовить зенитные орудия! Первый вахтенный, немедленно на мостик за мной!
Пост управления сразу же наполняется движением. Кто-то открывает ящики с боеприпасами. Мы что, собираемся задать фейерверк прямо перед дверями нашего дома? И для ровного счета добавить к нему пулеметов?
Старик уже положил руку на ступеньку трапа:
— Все ясно?
—
— Всплытие!
— Продуть цистерны!
Я стою под самым люком, когда надо мной выстреливает ракетница. Люди все еще карабкаются вверх, поэтому мне лишь время от времени между чьим-то бедром и краем люка видны красные и белые магниевые вспышки. Настоящие рождественские звезды. Очень к месту. Я жду, затаив дыхание.
— Отлично! — это голос Старика. — Они ответили. Подведите ее поближе, первый вахтенный. Давайте посмотрим на наших коллег.
— Невероятно! — вырывается у шефа, стоящего за моей спиной.
— Разрешите подняться на мостик? — обращаюсь я.
— Милости прошу!
Я не сразу замечаю другую лодку на фоне темной воды. Ее нос развернут на нас, так что ее вполне можно спутать с плывущей бочкой.
— Быстрее! Давайте сюда сигнальный прожектор — шевелитесь! Теперь, Зейтлер, представьте нас им по полной форме, со всей полагающейся учтивостью.
Зейтлер нацеливает ратьер в сторону другой лодки и принимается выстукивать свое послание.
С той лодки в ответ заморгал фонарь: сообщение принято. Затем я снова слышу стук нашего сигнального фонаря и голос штурмана, читающего то, что передается оттуда:
— UXW обер-лейтенант Бремер.
— Фантастика! — говорит Старик. — Их должен кто-то встретить. Нам остается всего лишь следовать за ними по фарватеру!
Штурман просто сияет от радости. Теперь ему не придется ломать голову, как провести нас в гавань Ла-Рошели.
— Нам надо лишь дождаться сопровождения, которое придет за ними. Спросите у них, когда может появиться эскорт.
Помощник боцмана нажимает на ключ сигнального фонаря, ответ приходит через считанные секунды. Очевидно, у них первоклассный сигнальщик: «08.00!»
— Теперь сообщите: «Мы присоединимся к вам!» Вот тут они должны поломать голову над нашей загадкой: как получилось, что
Похоже, Старик и в мыслях не держит подсказывать им отгадку.
Пока мы обменивались сообщениями, наши лодки сблизились — теперь мы можем переговариваться. С их лодки загудел громкоговоритель:
— Куда девалось ваше орудие?
Мы переглядываемся. Старик колеблется. Даже до меня не сразу доходит, что они могут видеть нас так же отчетливо, как и мы их, и они заметили, что нашему силуэту чего-то недостает.
— Идиотский вопрос! — фыркает штурман.
Но Старик подносит ко рут мегафон и кричит:
— Угадайте с трех раз! — потом поворачивается к штурману и говорит обычным голосом:
— Лучше бы он убедился, что его собственные зенитные орудия в порядке. Что-то мне здесь чертовски не по себе!
Штурман воспринимает его слова, как прямое указание к действию, и кричит наблюдателям на мостике:
— Ради всего святого, ребята, смотрите в оба!
Внезапно лодку сотрясает сильный глухой удар. Мне кажется, что меня сзади кто-то ударил под колени. Аккумуляторы? Электромоторы? Что-то случилось с дизелями? Черт побери,
Старик кричит вниз, в люк:
