против пролетариата. Андропов решил не вникать в тонкости разведывательной игры, предложенной противником. Поди теперь разберись, какое из двух сообщений «крота» истинное, а какое — липа? «Крот» работал за деньги, а потому передавал в Москву все, что проходило через его руки, не утруждая себя анализом. Резидентура КГБ в Америке этого «крота», естественно, в глаза не видела, а лишь получала от него сообщения через систему почтовых ящиков. Но, как бы то ни было, все водопроводчики оказались скомпрометированы. В целях «окончательного решения вопроса», в отделы кадров предприятий указанных категорий полетела инструкция, которая предписывала уволить с работы всех водопроводчиков и сантехников и обходится «собственными силами». Однако это указание было настолько туманным, а сантехнические аварии — столь часты, что на большинстве объектов приказ попросту проигнорировали. Наиболее исполнительные начальники, дабы избежать гнева Лубянки, перевели своих сантехников на подпольное положение, замаскировав под разных «механиков по оборудованию» или «инструкторов по пожарной безопасности».
Но если на периферии существовала возможность по саботированию приказа центра, то в самом центре, то есть у себя на Лубянке, Андропов навел полный порядок. Всех водопроводчиков выгнали безжалостно, невзирая ни на какие прошлые заслуга. После этого Лубянка потекла, как «Титаник» после столкновения с айсбергом, и многим казалась уже понятной суть диверсии, задуманной за океаном. Приказом Андропова в водопроводчики были обращены часть личного состава комендантского батальона. Для входа в некоторые помещения, скажем, в приемную генерала Климова (не говоря уже о его кабинете), требовался особый допуск. Солдату срочной службы выдать такой пропуск было совершенно невозможно, поэтому в комендантском батальоне постепенно сформировалось спецподразделение сантехников, состоящее из старшин и прапорщиков сверхсрочной службы. Водопроводчики-сверхсрочники отличались исполнительностью и готовностью к самопожертвованию, что они и демонстрировали сейчас в туалете генерала Климова, но страдали из-за недостаточного знания материальной части и отсутствия необходимого навыка в столь сложной работе.
В момент появления на сцене Куманина заискрила электропроводка компьютерного центра, что привело в действие систему автоматического пожаротушения. В результате было залито находящее под центром помещение канцелярии по учету уголовных дел. Работающие там женщины с визгом выскочили в коридор. Начался полный кавардак. По коридорам бегали солдаты с ведрами. Кто-то решил, что начался пожар и начал разматывать пожарные шланги у гидрантов. Сочно матерились чины комендантского батальона, нарушая привычную академическую тишину Лубянки.
Пока Куманин соображал, что ему делать в создавшейся чрезвычайной обстановке, в проеме открытых дверей приемной генерала Климова внезапно появился генерал армии Крючков в сопровождении генерала Гончаренко.
Генерал Гончаренко был чекистом еще ежовского призыва. В молодые годы он настолько ловко ломал носовые перегородки допрашиваемым с помощью обычных пассатижей, что быстро обратил на себя внимание руководства и к моменту расстрела Берии имел уже полковника. В хрущевские времена его не изгнали из органов, а напротив, произвели в генералы и назначили заместителем начальника хозяйственнотехнического управления. Его очень любил Андропов, который при встречах постоянно повторял: «Вот она, наша живая история!». Со временем генерала перевели в группу генеральных советников Председателя КГБ. В отличие от остальных «генеральных советников», предпочитавших давать советы по телефону с собственных дач, генерал Гончаренко, несмотря на преклонный возраст, ежедневно приезжал в управление, всегда в полной форме. Правда, форма у него была какая-то странная. Она состояла из образцов униформ трех последних десятилетий (он еще носил мундир со стоячим воротником), но зато была украшена антикварными значками. Знавший в этом толк покойный Андропов не раз предсказывал, что генерала Гончаренко когда-нибудь убьют коллекционеры. Хотя Андропов говорил это в шутку, все с тревогой посматривали на смелого старика, поскольку недавно, по заказу каких-то коллекционеров, по Москве прокатилась серия убийств отставных генералов и адмиралов с целью похищения их орденов и знаков. Особую известность приобрело убийство адмирала Холостякова — героя войны и кавалера английского ордена Бани. Но генерала Гончаренко никто не убивал. И сейчас он сопровождал Председателя КГБ в качестве советника по вопросам диверсионно-вредительской деятельности противника внутри органов. Крупная диверсия с выводом из строя нескольких подразделений центрального управления была уже налицо.
Куманин, в элегантном светлосером костюме с белой рубашкой и модным галстуком на фоне перепачканных и мокрых бойцов комендантской службы, напоминал первого секретаря обкома, который приехал лично посмотреть на последствия наводнения в вверенном ему районе. Естественно, взгляд Крючкова сразу же уперся в Куманина. Председатель КГБ решил, что этот элегантный товарищ прислан из ЦК, уже извещенного о «катастрофе». Поскольку взгляд Крючкова, остановившись на нем, никуда дальше не переходил, Куманин, приняв некоторое подобие стойки смирно, доложил:
— Майор Куманин.
На лице Председателя КГБ мелькнуло удивление.
— Из какого подразделения? — спросил он.
— Прикомандирован в распоряжение генерала Климова, — доложил Куманин.
Между ним и Крючковым протек тоненький ручеек воды. Из климовского туалета доносился комендантский бас: «Да перекрой ты вот этот вентиль, твою мать!» и голос прапорщика: «Это для горячей воды, товарищ полковник. Его нельзя крутить».
— Вредительство, — обнажив в улыбке металлические зубы, проговорил генерал Гончаренко.
Глаза Крючкова продолжали смотреть на Куманина.
— Климова? — переспросил председатель КГБ. — А где сам Климов?
Куманин мгновенно оценил всю ситуацию. Если Председатель КГБ вынужден интересоваться у рядового «опера», куда запропастился один из его первых заместителей, хотя того можно было видеть на экране телевизора, в свите Горбачева на каких-то церемониальных встречах на Западе, Куманин мудро решил, что ему едва ли положено знать больше, чем Председателю КГБ, а потому кратко и строго по уставу ответил:
— Не могу знать!
— Не знаете, — переспросил Крючков, обращаясь при этом скорее к самому себе, чем к Куманину, — откуда вам знать, если даже в канцелярии Горбачева не знают. И в секретариате ЦК. Безобразие какое-то! Все начальники Управлений разбежались. Один диссертацию пишет, другой вообще неизвестно где. Работать некому.
При этом Крючков продолжал смотреть на Куманина, и он решил было, что сейчас тот, как полководец на поле боя, назначающий командира роты за убылью комсостава командиром дивизии, произведет его, Куманина, в генералы и назначит начальником управления вместо дезертировавшего Климова. Но Председатель КГБ неожиданно переменил тему.
— Вы принимаете участие в ликвидации? — спросил он.
— В ликвидации чего? — осмелился спросить Куманин.
— В ликвидации аварии, — монотонным голосом пояснил Крючков.
— Никак нет, — доложил Куманин.
— Тогда идите куда-нибудь, — приказал Крючков, — и не мешайте людям работать.
— Есть! — отчеканил Куманин, направляясь в коридор.
За своей спиной Куманин услышал шамкающий голос советника Гончаренко, посоветовавшего Крючкову.
— Вообще-то надо допросить, как положено.
— Майор Куманин! — позвал Крючков. Куманин развернулся лицом к начальству.
— Вы когда-нибудь пользовались туалетом генерала Климова? — спросил Председатель КГБ.
Персональный туалет в лубянской иерархии порой значил гораздо больше, чем официальные звания и правительственные награды. У самого Крючкова их было два.
— Нет, — искренне признался Куманин. Крючков одобрительно кивнул:
— Конечно, не положено ему, — сказал он, обращаясь к генералу Гончаренко, — да и Климов никогда бы не допустил. Тут все не так просто.
Председатель КГБ снова повернулся к Куманину:
