Так вот сидим, вьюга колотится в дом, и среди прочих разговоров я задаю обычный вопрос: не происходило ли на его глазах чего-то необычного, трансцендентного?
— Да вот в этом доме и происходило…
Мой хозяин говорит это просто, обыденно и уж, во всяком случае, без намерения напугать или произвести впечатление. Так, поддерживает разговор. Фантастика… Ну правда— на ловца и зверь бежит…
— А что было-то, Воля?!
— Диван у меня двигался, и вообще…
Тут я смотрю на Волю внимательно-превнимательно, стремясь уловить малейшие признаки розыгрыша и любого другого неправильного отношения к ситуации. Признаков нет. Воля деловито хлебает борщ, поднимает на меня глаза:
— Вот в той комнате, за кухонькой, и двигался. Смотреть пойдем?
— Ясное дело, пойдем!
Большая комната (в деревне ее часто называют залом) отделена от кухни тонкой перегородкой в одну доску. Когда кто-то ходит в зале, на стене в кухне виден темный движущийся силуэт. Площадь порядка двадцати квадратных метров, темный старый диван у стены.
— Что, и эта штука куда-то ползла?!
— Сперва не ползла… Сперва я тут без одеяла просыпался. Думал, это у меня от нервной работы появилась привычка крутиться по ночам. Но когда бы ни проснулся — одеяло всегда на полу. А потом приятель у меня ночевал. Я его на диван уложил, сам ушел в маленькую комнату ночевать. Он меня среди ночи окликает: «Ты чего?!»
А я ничего и понять не могу — чего он орет? Кричу ему: «Серега, ты чего дурака валяешь? Снится что-то?» А он: «Ты чего дерешься?!» Долго отношения выясняли, потом заснули. Вскоре кто-то меня будит — он, товарищ; приходит он, завернувшись в одеяло, и рассказывает: мол, спит он и спит, а его вдруг цап за плечо!
«Цап, и потащили куда-то! Ка-ак дернут! Я и на полу…»
«Ты хоть разглядел, кто?!»
«А там и разглядывать некого! От снегу светло, все в комнате видно, и нет в комнате никого… Я рукой махаю туда, где должен быть держащий, хочу его зацепить, а там тоже нет никого! Никакой ни руки нет, ни плеча, а меня все равно кто-то тащит. Как первый раз потащили, я еще тебе орал — думал, ты что- то придумал и тащишь. А как по новой потащили, я уж к тебе прибежал — разбирайся сам с этим диваном!»
— Я еще сомневался в чем-то, — добавляет Воля, — да он мне показал на плече своем кровоподтеки — видно было, что тремя пальцами его за плечо уцепили и рванули. По крайней мере, три пальца отпечатались на теле.
Воля закуривает, какое-то время мы молчим: и я, и Воля, и обшарпанный черный диван.
— Но смотри — тебя-то не скидывали с дивана, а только одеяло! А приятеля твоего скинули… Где логика?
— А может, меня и пытались скидывать? Но сколько во мне килограммов (Воля расправляет плечи, демонстрируя свои сто десять килограммов), а сколько в нем, в Сереге? В нем — от силы семьдесят, вот и сошвырнули… А может, дело в том, что я хозяин дома. Они со мной и того… поделикатнее.
— А кто «они», Воля, не думал?
— Не думал, — отрезает Вольдемар, — и до сих пор стараюсь не думать.
Но после истории с Сергеем Вольдемар стал спать в другой комнате. Ложился он обычно очень поздно; как и многие творческие люди, работал и в час, и в три часа ночи, отсыпаясь утром или днем.
И раза два слышал он в зале странный стук, скрежет, звук, который возникает, если по полу тянут тяжелую мебель. Скажем откровенно — не очень стремился Воля так уж детально расследовать, что в этой комнате происходит. Тем более, никаких эффектов не возникало, если Воля был в доме не один — с девушкой или с товарищем. Если же один — звуки раздавались почти неизменно, и Вольдемар стал запирать комнату, в которой ночевал («на всякий случай, кто его знает»).
Но все же как-то он не стал гасить в зале свет и, когда раздались звуки, вошел в комнату. Диван как будто плясал, пританцовывал на всех четырех ножках, подпрыгивал. Это было так жутко, что Вольдемар чуть на заорал. Скрежет, звук перетаскиваемой тяжести, и диван еще и углом выехал на середину зала.
— Вот этим углом, — уточняет Воля, да про другой угол и не подумаешь.
— И что потом?
— А что могло быть?! Постоял я, и так и попятился… Кто его знает, что этому дивану еще в голову придет.
— Вот именно, в голову…
Вершина этих безобразий имела место быть, когда у Вольдемара попросили квартиру для свидания: знакомый по службе милиционер, которому негде было встретиться с подругой. Вольдемар честно его предупредил, что возможны осложнения… Но охваченный страстью мент проигнорировал его предупреждение. Ну, и нарвался…
Молодые люди сидели, пили вино в кухне и как-то очень быстро обнаружили, что они в доме вовсе не вдвоем: кто-то расхаживал по залу, кряхтел и покашливал, и на кухонной стене очень четко отражался темный силуэт какого-то человека, топавшего по залу. Этот, в зале, ничего плохого не делал и вообще вел себя совсем не подозрительно — разве что тень на кухонную стену падала чересчур уж густая, не по освещению и не так, как обычно должна падать тень на кухонную стену. Тем более никак не вел себя диван — не приплясывал, не выезжал в зал от стены своим обычным углом.
Но, как нетрудно догадаться, молодые люди в зал так и не пошли, и вообще их свидание как-то ограничилось посиделкой в кухне, и то чувствовали себя они довольно-таки неуютно.
— Воль, к тебе претензий у мента не было?
— Какие претензии?! Я ему честь по чести квартиру дал. У него же табельное оружие, и вообще он присягу приносил, пусть и геройствует…
Но милиционер не геройствовал, хозяин дома тоже не лез, а лихой диван постепенно совершенно успокоился. Сам собой. Вольдемар прожил в этом доме два года. С момента вселения были эффекты. А потом эти эффекты пропали, и без всяких внешних воздействий: Вольдемар не обращался к священнику, не совершал никаких ритуальных или там магических действий. Даже не выбросил вон и не сжег диван (что сделали бы на его месте многие). А эффекты тем не менее исчезли.
— Так что ты не бойся, сейчас тут вполне безопасно…
— Воля, а откуда взялся сам дом? Где и когда собрали сруб?
— Сруб… Собрали его где-то в середине 1960-х, в поселке Кеть, довольно быстро привезли сюда. И до меня тут жила одна семья… Ее хозяин тут и помер…
— На этом диване?!
— Не знаю… Точно знаю, что в этом доме. А потом семья еще два года тут жила.
— У них ничего не было, не знаешь?!
— Не могу сказать, я с ними мало общался. И вообще… Знаешь, не было у меня сильного желания лезть во все эти дела. Связана эта история с бывшим хозяином, не связана — не могу сказать.
— Воля, но так же опасно… Жить в доме с чем-то неведомым. Заперся ты от него, а оно, может, и сквозь стенку умеет проходить… Или замки отпирать. Знаешь, тут надежнее наступать, по-моему… Выгнать эту сущность к чертовой…
— Ш-шшш… Сам еще будешь тут чертыхаться! Как видишь, все благополучно кончилось; а стал бы я диван рубить или позвал бы кого — и еще неизвестно, как обернулось бы дело… Это уже не за тобой?!
Да, мы так и не заметили, как пролетело время. Сигналит машина на улице, уже четыре часа утра (к семи будем в Красноярске). Вызвездило, улеглась к утру метель.
— Часам к шести опять запуржит, — уверенно говорит Воля и оказывается прав — к шести часам опять все теряется в темноте, седой и белой.
А о том, что за дела происходили в зале, вокруг дивана, и почему эффекты вдруг кончились, я
