лесной чаще смутных ожиданий почтенного археолога.
В условленное время он спустился в холл отеля. Мона уже была там, в досадливом нетерпении поглядывая на циферблат больших часов, висевших над стойкой портье. Но как только девушка увидела профессора, то широко, по-американски улыбнулась. Алекса снова что-то царапнуло внутри, но он так был увлечен болезненным очарованием египтянки, что не обратил на это никакого внимания. Галантно взял ее под руку и поинтересовался:
— Так что же мы будем праздновать?
— Мой день рождения, — загадочно улыбаясь, ответила она.
— День рождения, — повторил Енски. — Я не буду спрашивать, сколько лет исполнилось такой очаровательной леди, потому что точно знаю, вам не может быть больше семнадцати лет. ; Он усадил ее на диван в холле.
— Я покину вас на несколько минут. Профессор вышел из гостиницы и быстрым шагом направился в ближайший цветочный магазин.
— Пожалуйста, 17 роз, — нетерпеливо указал рукой на самые шикарные красно-бордовые розы.
— О! — зашелся в сладком благоговении перед клиентом продавец. — Пожилой господин празднует день рождения своей дочери, да продлит Аллах ее дни… Могу предложить для вашей красавицы изумительные розы из Голландии…
После слов о несуществующей дочери мир для Алекса потемнел, как перед дождем. Такое неосторожное замечание напомнило уже немолодому профессору, какая пропасть лет лежит между ним и Моной.
“А может быть, я еще и ничего, раз молодые девушки засматриваются на мои седины”, — подумал он и отмахнулся от настороженных мыслей, как от назойливо жужжащей пчелы. Выйдя из магазина, Алекс поймал такси и, велев водителю подождать, вернулся за Моной в отель.
Завидев профессора с цветами, Мона все поняла и приготовилась принять розы.
— Конечно, в сравнении с вашей красотой любые розы завянут от зависти.
Девушка ничего не ответила, а только глубоко вдохнула бархатный аромат букета и, подняв глаза на Алекса, сказала:
— Наши.
Сердце профессора зашлось от восторга. Мона с розами источала вокруг себя горько-ядовитое очарование опасности. Черные глаза были пустыми, а губы блестели от влажной улыбки. Сама она напоминала грациозную черную кошку, затаившуюся в ожидании добычи.
Алекс почувствовал азарт и погрузился в его водоворот, как отважный ныряльщик, прыгнувший с высокой скалы в бездонную бездну моря.
— Мы едем ко мне на яхту! — голосом, не терпящим возражений, сказала египтянка.
Яхта была что надо.
Белая красавица стояла у причала в лучах розового заката и казалась бархатной и нежной, как персик. Внутренний дизайн поражал размахом и количеством вложенных денег. Кают-компания, где, собственно, и был накрыт стол, была оформлена в стиле космического корабля. Там не было привычных иллюминаторов, там была смотровая площадка звездолета. Даже мягкие диваны были расставлены таким образом, чтобы можно было любоваться звездами. Алекс немного огорчился, словно малый ребенок, когда, присмотревшись, обнаружил, что звезды— это всего лишь удачная имитация, обычные крохотные голубые, зеленые и красные лампочки на темно-синем фоне.
В прохладном воздухе плавал чуть заметный запах ванили. Сервированный к ужину стол сверкал хрусталем и серебром. Енски с неудовольствием отметил, что стол накрыт больше чем на две персоны. Более того, хозяйка не стала себя утруждать и приказала сервировать шведский стол.
“Похоже, у девчонки действительно сегодня день рождения”, — подумал он.
— Располагайтесь, профессор, — сказала Мона и позвонила в колокольчик.
На ее зов тут же, как джинн из кувшина, образовался слуга. Она царским жестом передала ему розы, чтобы стюард поставил их в вазу.
— Может быть, чай? Или чашечку бодрящего кофе, пока не собрались гости? — любезно осведомилась хозяйка и присела рядом с ним на диван.
— Не стоит себя утруждать, — буркнул Енски.
На несколько секунд повисла неуклюжая тишина. Собеседники словно стеснялись друг друга. Алекс открыл было рот, чтобы развлечь Мону разговором, как она тоже начала беседу. Они одновременно рассмеялись. Вдруг египтянка перестала смеяться и очень серьезно начала:
— Алекс, я ждала этого момента всю свою жизнь, — и тут же спохватилась: — Вы не против, если я буду называть вас Алекс?
Он покачал головой в знак того, что не возражает, и добавил:
— Вы даже можете обращаться ко мне на “ты”.
Мона взяла его руку в свои ладони, на мгновение замолчала и, вскинув голову, с жаром воскликнула:
— Я люблю тебя Алекс! Я была еще .совсем маленькой девочкой, когда увидела тебя впервые здесь, в Луксоре. С тобой тогда была еще маленькая невзрачная блондинка, — он понял, что она имела в виду мать Гора, — я умирала от ревности и ждала, ждала. И вот наконец дождалась… — Голос ее постепенно становился тише и тише, а лицо ближе и ближе.
И неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вошел слуга.
— Госпожа, к вам гости, — объявил он с бесстрастным лицом.
“Мне бы таких слуг, — подумал Енски. — Моя прислуга уже все косточки мне бы перемыла”.
Мона подхватилась и выскочила к трапу. Алекс услышал голоса вновь прибывших и приготовился к стандартной процедуре знакомства.
Это оказалась семейная пара среднего возраста. Он немедленно забыл их трудно запоминаемые имена. Супруга отличалась особенно пышным телом и страдала одышкой, а супруг, на взгляд Енски, был уж слишком подвижен. Они тотчас же засыпали профессора ворохом вопросов, и он даже не заметил, как постепенно кают-компания наполнилась гостями и огромным количеством цветов. Их аромат заполнял комнату. За все время, пока археолог общался с гостями, он чувствовал на себе взгляд Моны. Девушка ни на секунду не выпускала его из своего поля зрения.
Стало душно. Кондиционеры не справлялись с таким количеством народа и цветов. Алекс почувствовал, что ему нужен воздух или по крайней мере холодная вода.
Он стал протискиваться по направлению к туалетной комнате. Там плеснул себе в лицо воды. Поглядел на свое отражение в зеркале.
На него смотрел старик.
У него даже глаза были старыми.
Нет-нет, они, конечно же, были так же прозрачны и чисты, как в юности, но в них осела бездна тоски. Глаза не врут, в который раз убедился Енски в простой истине. “А это значит, что врет кто-то другой”, — продолжил он свою мысль. Еще раз умылся. От неосторожного движения вставная челюсть чуть снова не выпала. Алекс чертыхнулся и вытер лицо.
— Значит, врет кто-то другой, — вслух повторил он.
Енски стал задумываться, откуда у студентки исторического университета такие деньги. И почему день рождения именно сегодня. В сочельник. И почему необходимо разыгрывать весь этот спектакль с горячей безответной любовью. Алекс наконец с хрустальной ясностью увидел всю абсурдность ситуации, только никак не мог уловить, где же корысть. Что нужно этой женщине?
Вышел и медленно прикрыл за собой дверь. На мгновение ему показалось, что он попал на русскую ярмарку. Гости веселились. Лица горели от восторга, громко играла музыка. На импровизированной сцене две молодые египтянки исполняли танец живота. Вокруг столпились мужчины и горячо их подбадривали. Старший Енски удивился, как быстро слетела шелуха цивилизации с приглашенных. Его посетило ощущение, что он попал в Каир времен бурного правления сластолюбивого короля Фарука. Даже суперсовременный дизайн маленького корабля померк и стал шершавым.
