Он настолько ошарашен этим, что не сразу приходит к напрашивающемуся заключению:
— С ума сойти можно! Если бы девушки забыли о своей непорочности, они бы заработали намного больше…
— Хорошо сказано.
На борту есть и настоящая библиотека — в шкафчике на стене командирского закутка. Но она сильно проигрывает в популярности детективным историям, которых навалом в носовом отсеке. Их обложки, украшенные кровавыми сценами, пестреют названиями: «Черная петля», «Выстрел в спину», «Три тени за окном», «Искупление грехов», «Пуля справедливости». Большинство этих книжек так часто переходило из рук в руки, что обложки истрепались в клочья, а замусоленные страницы выпадают из переплета. До сих пор пальму первенства по начитанности удерживает матрос Швалле. Говорят, в последнем походе он одолел двадцать подобных сочинений. В этот раз он уже добрался до восемнадцатой книги.
Двадцать седьмой день в море. Получено радиосообщение: «Волчьей стае: Займите новую позицию для дальнего патрулирования. Курс триста десять градусов. Скорость семь узлов. Выход в указанную позицию двадцать третьего числа в 07.00 — BdU [43]». Это означает смену курса, только и всего.
Раздается голос из радио: «…непоколебимый боевой дух…»
— Выключите его! — шеф кричит так громко, что я подпрыгиваю на месте от неожиданности.
— Кажется, на этот раз они упустили его, — произносит Старик и мрачно глядит на меня. — Вы только почитайте последние радиограммы. «Погрузились, чтобы уйти от самолетов — отогнаны — контакт потерян — погрузились, чтобы уйти от эсминцев — глубинные бомбы». Постоянно одно и то же. Похоже, чаша весов качнулась в их сторону. Не хотел бы я оказаться сейчас на месте BdU. Величайший полководец всех времен, старина Адольф, сделает фарш из него, если в ближайшее время ничто не ляжет в корзину для срочных докладов.
— Ну, на самом деле весы могут качаться в обе стороны.
Старик поднимает на меня взгляд:
— Вы что, всерьез верите…?
— Верить — это слишком отдает церковью.
Но Старик не позволяет себе поддаться на провокацию.
— Где именно мы сейчас находимся? — спрашивает помощник дизелиста Френссен, пришедший после своей вахты на пост управления.
— Почти у побережья Исландии.
— Ну ничего себе! А я-то думал, что мы неподалеку от Америки.
Я лишь удивленно качаю головой: как это похоже на человека из машинного отделения. Их абсолютно не беспокоит, где в данный момент действует лодка. На всех кораблях одно и то же: мотористы чинят и ухаживают за своими дизелями и электромоторами и им все равно, что сейчас: день или ночь. Они боятся сделать лишний глоток свежего воздуха, и им совершенно не понятно поведение настоящих моряков.
Наша крохотная компания, забравшаяся в середину океана, делится на касты. Две основные — это матросы и инженеры. Верхняя палуба и нижняя палуба. Нижняя палуба подразделяется на электриков и дизелистов. Кроме того, еще существуют каста поста управления, каста механиков торпед и немногочисленная каста избранных: радисты и акустики.
Как выяснилось, у боцмана в его запасах припрятано несколько банок поросячьих ножек. Плюс консервированная кислая капуста. Узнав про это, командир тут же отдает распоряжение устроить пирушку на следующий день.
— Самое время! — это все, что он добавляет еще.
В полдень входит стюард с дымящимися блюдами, и лицо командира проясняется, как будто это настоящий рождественский ужин. Он нетерпеливо вскакивает на ноги, вдыхая ароматный пар, который поднимается от розовато-серой груды свинины на большой алюминиевой тарелке, в которой виднеются осколки костей и белые хрящики. Здоровенные куски свинины украшены дольками лука и маринованными огурцами, и все это, как и должно быть, подается на ложе из кислой капусты.
— Пивка бы еще к этому, — намекает шеф, отлично знающий, что на борту выдается всего по одной бутылке пива на человека, да и то лишь после потопленного корабля. Но, похоже, сегодня командир решил взять на себя роль Санта-Клауса и готов выполнить любое желание:
— Праздник на то и праздник, чтобы отметить его. Всем по полбутылки пива — то есть одна полная бутылка на двоих!
Это известие долетает до носового отсека, который встречает его восторженным ревом. Резким рывком шеф откупоривает три бутылки, доставленные в офицерскую кают-компанию, о петлю шкафчика, и раньше, чем мы успели схватить свои бокалы, толстая струя белой пены вырывается из горлышек бутылок, как из огнетушителей.
— Прозит! — командир поднимает свой бокал. — За окончание этого затянувшегося проклятого болтания в море!
Шеф залпом осушает свой бокал и, запрокинув голову, выливает себе в рот все до последней капли. Затем он слизывает пену с внутренней стороны вдоль кромки бокала и облизывает губы. В завершение он издает стон непередаваемого блаженства.
Унеся после пиршества обглоданные дочиста кости, стюард возвращается. Я не верю своим глазам. Он несет огромный торт, покрытый шоколадной глазурью.
Командир немедленно вызывает к себе кока. Тот выглядит сконфуженным, но у него уже есть наготове объяснение: надо было использовать яйца, а не то они могли испортиться.
— Сколько тортов вы испекли?
— Восемь, по три куска каждому.
— И когда вы успели?
— Этой ночью, господин каплей.
На лице Старика написано, что коку разрешается ухмыльнуться.
Разгул сменяется покоем удовлетворения. Старик скрещивает руки на груди, склоняет голову набок и дружелюбно улыбается нам.
Шеф усаживается поудобнее в своем углу дивана: это очень сложная процедура. Пытаясь устроиться как можно лучше, он крутится так же долго, как собака, которая укладывается спать. Только он успокоился, как сверху доносится: «Шефа на мостик!»
Ругаясь, он встает на ноги. Ему некого винить, кроме самого себя. Он хочет, чтобы ему сообщали обо всем интересном, что будет замечено сверху. За день до этого он здорово разозлился из-за того, что его не позвали посмотреть на трех китов, плывших на поверхности рядом с лодкой.
Я лезу вслед за ни и успеваю вовремя высунуть голову над краем люка, чтобы услышать, как он сердито спрашивает:
— Какого черта надо на этот раз?
И второй вахтенный офицер докладывает подобострастным голосом:
— Над кораблем пролетели тринадцать чаек!
Даже стоя позади них, я могу с уверенностью сказать, что наблюдатели на мостике скалят зубы.
— Они только что исчезли за горизонтом, — добавляет второй вахтенный.
— Вы у меня дождетесь! — орет шеф, после чего спускается вниз, на пост управления, по всей видимости, чтобы обдумать план мести.
На этот раз Старик облегчил ему задачу. Второй вахтенный не успел смениться с дежурства, когда была объявлена учебная тревога. Лодка нырнула прежде, чем второй вахтенный задраил люк, и его как следует окатило водой. Первое, что он увидел, спустившись на пост управления, был шеф, встречающий его радостной улыбкой. Внезапно второй вахтенный в ужасе проводит рукой по своей голове.
— Что-нибудь не так? — заботливо интересуется командир.
Второй вахтенный делает глубокий вдох. Его рот открыт, у него потерянный вид.
— Моя фуражка — осталась на мостике, — запинаясь, произносит он, наконец. — Я снял ее и
