Вопрос командира адресован Крихбауму.
— Ммм! — все, что отвечает штурман, не сводя бинокля с конвоя. Для Старика мычание оказывается достаточным выражением согласия. Он отдает рулевому команду, которая по диагонали сближает нас с курсом конвоя.
Мы опять молча замираем. Волнуемся? Боже упаси! «Как сухопутные моряки» [72]— проносится у меня в голове. Сухопутные? При чем тут суша? Но я тут же одергиваю себя: «К дьяволу все посторонние мысли! Лучше соберись и смотри повнимательнее!»
— Занять боевые посты! — хрипло раздается голос командира. Он вынужден откашляться, чтобы прочистить голосовые связки.
Снизу один за другим доносятся громкие крики:
— Старшему инженеру: занять боевые посты в машинном отделении!
Шеф докладывает на мостик:
— Расчеты нижней палубы заняли боевые посты!
Но это еще не все:
— Первому вахтенному офицеру: торпедной команде занять боевые посты!
А теперь слышен высокий голос первого вахтенного, который не спутаешь ни с чьим:
— Торпедная команда заняла боевые посты!
Приносят дальномер, чтобы определить наводку на цель. Первый вахтенный офицер осторожно устанавливает его на штырь, словно это — сырое яйцо.
Если смотреть с кораблей конвоя, мы находимся прямо на лунной дорожке. Я никак не могу взять в толк, почему Старик не укроется в тень. Скорее всего, он думает, как могут рассуждать они: «Море сияет, как фольга при свете луны, ярче, чем при полуденном солнце. С чего это вдруг немецкие субмарины окажутся здесь?»
Старик явно рассчитывает на то, что защита врага с лунной стороны будет слабее. И похоже, он прав: если бы с этой стороны в ней не было брешей, нас бы уже давно заметили.
Я представляю себе расположение транспортов и кораблей эскорта так отчетливо, как будто вижу их на фотографии, сделанной с самолета-разведчика: четыре кильватерных колонны вытянулись прямоугольником, в центре которого — самые ценные корабли — танкеры, два корвета или сторожевых корабля в передовом охранении носятся широкими кругами перед конвоем, чтобы не дать никакой подлодке проскользнуть промеж пароходов в хвост конвоя, разойдясь с конвоем на встречных курсах. Взад и вперед мечутся эсминцы и корветы, прикрывающие фланги, конечно же, с той стороны, где нет луны. И далее, на большом удалении от всего этого скопища, арьергард — убийцы, корабли сопровождения, которые на самом деле предназначены не для защиты конвоя, так как подлодки едва ли в состоянии атаковать конвой с тыла. Их задача — позаботиться о каждой лодке, обнаруженной дозорными корветами, и обрабатывать ее до тех пор, пока конвой будет двигаться дальше.
20.00. Мне пришло в голову, что неплохо бы было иметь при себе вторую пленку для ночной съемки. Озаренный этой удачной идеей, я сломя голову бросаюсь вниз, устроив по пути немалый тарарам. Только я достиг центрального поста, как сверху раздается крик сразу нескольких голосов. Позабыв о пленке, я так же спешно карабкаюсь снова наверх.
— Приближается корабль, — это командир, — Вон там — с внешней стороны — видите, высовывается оттуда.
Я затаил дыхание. Впереди, четыре румба по левому борту, я замечаю мачты парохода. Но Старик глядит назад. Я смотрю в том же направлении. Вот и он: узкий силуэт, выступающий над горизонтом.
Что мы теперь будем делать? Нырнем? Скроемся? Откажемся от добычи? Пошлем ее к черту?
— Обе машины — полный вперед! — звучит ровный голос командира. Неужели он применит уже испробованную уловку и будет двигаться дальше?
— Один румб лево руля!
Значит, будет что-то новое.
Спустя минуту командир раскрывает свой замысел:
— Сближаемся с конвоем!
Когда я вновь нацеливаю свой бинокль на транспорты, штурман извещает более чем будничным голосом:
— Мачты растут!
Нам придется либо нырнуть, чтобы ускользнуть от приближающегося эсминца, либо подойти вплотную к конвою.
Наш кильватерный след виляет по сторонам, как огромный хвост. Над ним растекаются выхлопы дизелей, скрывая нас за своей дымкой; если повезет, этот трюк опять сработает. Как бы то ни было, сквозь эту завесу я больше не вижу тень эсминца.
Я поворачиваю бинокль вперед. Теперь конвой — прямо перед нашим носом.
— Черт бы его побрал! — вырывается у командира.
— Эсминец, похоже, начал отставать, — сообщает штурман. Проходят томительные минуты неуверенности, пока он не подтверждает. — Дистанция увеличивается!
Командир больше ни разу не взглянул на эсминец. Все его внимание приковано к вырастающим на горизонте возвышенностям — прямо у нас по курсу.
— Наш курс?
— Пятьдесят градусов!
— Возьмите пятнадцать румбов вправо, курс — сто сорок градусов!
Я по-прежнему не могу пошевелиться от страха.
— Они идут достаточно свободным строем… — замечает командир, и лишь теперь возвращается к эсминцу. — Хорошо, что мы не нырнули. На этот раз он подобрался к нам близко.
Неожиданно он спрашивает штурмана:
— Крихбаум, какое чувство вы испытали?
Штурман, не пошевелив локтями, отрывается от своего бинокля и поворачивает голову к командиру:
— Да уж известно какое, господин каплей! Правильно. Надо работать!
— Тогда полный вперед!
Любопытный разговор, подумал я. Они что, убеждают друг друга?
Я бросаю взгляд назад, в боевую рубку. С вычислителя положения цели, с определителя склонения и с механизма пуска торпед сняли чехлы. Шкалы мерцают голубоватым светом.
— Время? — обращается командир вниз.
— 20.10!
Невозможно поверить, что нам позволили незамеченными никем идти борт о борт с кораблями конвоя, как будто мы тоже из их числа.
— Не нравится мне этот силуэт, — негромко говорит командир штурману.
Я смотрю в том направлении и в бинокль различаю тень. Она движется под острым углом относительно нашего курса. Но вот приближается или удаляется — сказать нельзя. Тридцать градусов или сто пятьдесят? Это точно не пароход! Но Старик опять повернулся вперед.
Первый вахтенный офицер суетливо возится с дальномером. Он то посмотрит в окуляр, то на мгновение разогнет спину, чтобы оценить направление невооруженным глазом, взглянув на конвой поверх бульверка. Старик, ощущая его нервозность, тихонько интересуется насмешливо-сочувственным голосом:
— Нормальная видимость, господин первый вахтенный офицер?
Старик снова и снова оглядывается на луну. Наконец его раздражение прорывается наружу:
— Если бы ее можно было сбить оттуда…
Я возлагаю надежду на тучи, которые большими кучами обложили горизонт и постепенно поднимаются ввысь — но так медленно, лениво, что пройдет еще немало времени, прежде чем они скроют луну.
— Они отворачивают направо! — говорит Старик, которому незамедлительно вторит штурман:
— Я так и предполагал!
