опускаться в подвал. Оказавшись на уровне пола, остановился. Первых он встретит отсюда. Будем надеяться, кого-то удастся выбить. Потом можно переместиться под прикрытие машины, в подвал уходить нельзя, там окажешься в ловушке, где тебя просто забросают гранатами…
Все! Скользнули в гараж темные силуэты. Пошла работа!
Мазур вряд ли мог бы внятно объяснить, как ему удалось в последний момент, дернув стволом, направить очередь в потолок гаража и, ныряя под прикрытие бетонного окопа, заорать: 'Свои!'
Мозг уловил какие-то нюансы, носившиеся в воздухе флюиды, и дал команду руке… Рефлексы помогли, наверное, это единственное внятное объяснение.
Наверное, все из-за того, что в картине ожиданий рисовались силуэты темноволосых людей в повседневной одежде, а когда в гараж скользнули силуэты в черном камуфляже с касками на голове… В общем, сработал, как в самолете, механизм опознания 'свой – чужой'.
И на крик 'Свои!' люди в черном камуфляже не стали поливать свинцом лестницу в подвал. Ну, им-то, как потом выяснилось, было проще сдержать себя – они знали, кто может быть там, внизу…
Эпилог
Мазур и Самарин сидели за дощатым столом под навесом, за которым, по всей видимости, обедала, собираясь вместе, большая чеченская семья. Теперь не будет обедать. И винить кроме себя им некого. Мазур к ним в гости не напрашивался, затаскивать себя в подвал не предлагал.
– Держи, – Лаврик протянул ему пачку сигарет и зажигалку.
Прежде чем закурить Мазур выругался – семиэтажно, затейливо, в полный голос.
– И я про тоже, – сказал Лаврик.
Ребятки Лаврика, которые с деловым видом расхаживали по двору, удивленно головы в сторону матерящегося во весь голос мужика не повернули. Потому как все его понимали.
– Ну что, выпустил пар, можешь теперь говорить нормально?
– Вроде да, – выдохнул Мазур, закуривая. Пальцы, однако, у него не дрожали.
– Могли бы и дрожать, – словно прочитал его мысли Лаврик. А ведь мог и в самом деле прочитать, Лаврик – он, сука, такой… – В шаге от смертушки был.
– Знал бы ты, от какой смертушки…
– Догадываюсь. Но все же мы успели. Должны были успеть.
– Как ты узнал? – Мазур прикончил сигарету чуть ли не в три затяжки и тут же от первой прикурил вторую. – Откуда вообще ты здесь взялся?
– Хорошие вопросы задаешь, правильные, – Лаврик двумя пальцами поправил чертово пенсне на переносице. – И причем таким тоном, будто недоволен. Откуда взялся! Еще недовольно пробурчи чего, мол, приперся… А как сам думаешь, откуда взялся?
– Я сейчас не в состоянии о чем-то думать, уж извини.
– Ладно, пойдем навстречу. Только из уважения к пережитому. А взялся я оттуда, что внимательно изучаю твои донесения бэбиситеру. Ты-то думал, небось, что я все донесения от тебя сразу комкаю и в корзину. Мол, да что он там может написать, Гоголь этот, Шостакович…
Лаврик забрал у Мазура сигареты, закурил сам.
– А к твоему сообщению о слежке отнеслись со всей серьезностью. Вот так вот. Уж больно, знаешь ли, не вязалась эта слежка с теми, кто вам в этой игре оппонировал. Оппонировали-то сплошь профессионалы высокого уровня и, главное, обладающие серьезными возможностями. А слежку явно ставили дилетанты без возможностей. Нестыковочка выходила. А ты сам знаешь, как я не люблю подобные нестыковочки. Мало что так не люблю, как эти нестыковочки. Наверное, только измену в своих рядах больше не люблю, чем такие нестыковочки… В общем, я распорядился за тобой приглядывать оченно ненавязчиво. А что, неужели ни разу не почувствовал на себе заботливый взгляд моих ребяток?
– Нет, – хмуро признался Мазур.
– Хорошо работают, черти. Может, премию выписать, как думаешь? В размере месячного оклада…
– Все равно опоздали вы. Я живой чудом, а Стробача уже не спасти.
– Сам понимаешь, какое-то время ушло, – серьезно сказал Лаврик. – Пока собирали группу, пока ехали. К тому же мы не на своей земле, возможностей меньше. Вертолетом воспользоваться не могли. Кстати, если в вы не ломанулись на прорыв, Стробач был бы жив. Впрочем, чего теперь…
– Вот именно, – Мазур бросил сигарету на землю, растер окурок носком ботинка. – Ну и чего теперь? Куда мне?
– Как куда? – удивился Лаврик. Или сделал вид, что удивился. – Возвращаться к исполнению обязанностей начальника аналитического отдела при Малышевском. По-моему, у тебя неплохо получается.
– А зачем? И дальше что? В чем смысл моей работы? Я его как-то утратил, признаюсь тебе.
– Защита интересов страны для тебя достаточный смысл?
– А я не чувствую, что я ее защищаю! Где враг? Малышевский – враг? Прости, чем дольше я с ним работаю, тем все меньше готов считать его врагом. Вот эти вот? Да, это враги. Так для того чтобы давить их, мне не нужно внедряться в корпорации, изображать из себя Штирлица. И засевшего в Иране террориста, на котором пробы негде ставить, я бы удавил на месте. А вместо этого должен был попивать с ним кофеек и мирные беседы беседовать. Картину какую-то идиотскую мне подарил…
– Просто это ты распробовал наконец до донышка наш особистский хлеб. Вот так и работаем, Кирилл… И никто, кстати, не говорил тебе, что Малышевский – враг. Равно как никто и не говорил, что друг. Если помнишь, в том задача и состояла – постепенно, не наскоком, а по крупицам, но выяснить, на чьей он стороне, что собирается делать в марте ноль восьмого года, а главное – после… И что замышляют его нынешние союзники в лице 'реваншистов'. Нападение этих диких ослов на 'Русалку' чуть все не испортило, но кто ж мог предусмотреть такое! И когда мы тебя потеряли, когда ты перестал выходить на связь, я, откровенно говоря, думал…
Он умолк.
– Я тоже думал, – сказал Мазур. – Поначалу просто уверен был, что это ты нападение организовал – дабы олигархов вконец поссорить. Типа, пусть они снова начнут грызню между собой, и им будет пока не до 'ноль-восьмого года'.
– Думаешь, я стал бы тебя так подставлять? – искренне возмутился Лаврик.
– Думаю, – искренне сказал Мазур.
Опять помолчали.
– Однако в результате все сложилось как нельзя лучше, – сказал Самарин.
– Лучше? Чем лучше-то?.. А вот ответь мне, друг мой Лаврик: а ты не боишься, что в тысячный… да в какой там тысячный, в миллионный, если не в миллиардный раз может повториться одна и та же история? Я отныне, наверное, буду ее называть историей деда Зелимханова.
– Какого еще деда Зелимханова?
– Ты еще скажи, что Зелимханова не знаешь! А у него был дед… И еще были курды, которых две разведки собирались использовать втемную во имя своих интересов, внушая им, что те борются за Великое Курдское Государство. А в результате деда Зелимханова зарезали, когда тот пил кофе и любовался миниатюрами… Так вот скажи: ты не боишься, что нас могут так же сейчас использовать втемную, зомбируя на то, что мы защищаем интересы государства, боремся за Россию и спасаем ее? А на самом деле нашими руками какие-то люди устраняют конкурентов, плетут комбинации, в общем, решают свои насквозь корыстные, узкокорпоративные, отнюдь не интересами страны обусловленные интересишки? А потом о нас, как водится, вытрут ноги…
Лаврик снял пенсне, помассировал переносицу.
– Кирилл, мы уже не мальчики, чтобы верить пламенным речам вождей. Такова оборотная сторона медали: надо мной такие же люди, а не боги. Конечно, они не живут исключительно интересами страны, как там у Филатова – 'Утром мажу бутерброд, сразу мысль: 'Как там народ?'' Но их благополучие,
