Аленка молчала. Валерка попытался толкнуть Шар, чтобы вызвать хоть какое-то движение… Шар будто врос в опору. Нет, даже не врос… Впечатление было, словно он был сделан из чего-то такого, что в принципе не может двигаться. Валерка сжал зубы. «Я тебя столкну, – с яростью подумал он. – Плевать мне, из чего ты там сделан…»
– Не надо, – грустно сказала Аленка. Он еле услышал – стенки Шара поглотили звук. – Ничего не выйдет. Тебе не справиться одному.
– А что же делать? Ты можешь помочь?
– Я пыталась. Но на меня что-то давит… Что-то очень большое и страшное. А папка не с тобой?
– Игорь Иванович?
– Да, да!
– Нет, – растерялся Валерка. – Я понятия не имею, как сам-то сюда попал. Мы с тобой сидели в «стекляшке», а потом вдруг…
– Найди моего отца.
– Он… Он знает, что делать?
– По-моему, знает. Или чувствует. Вы должны быть вместе, обязательно!
Аленка прижалась к стеклянной поверхности – нос чуть-чуть приплюснулся, глаза увеличились в размерах, и Валерка прочитал в них мольбу.
– Ты ему передай… Он должен это остановить. А на меня в случае чего пусть не обращает внимания.
– То есть как? Ты что говоришь?
– Пожалуйста, передай.
– Ну нет, – решительно сказал он. – Я тебя никому не отдам. И не надейся…
– Этот, что ли?
Молодой веснушчатый сержант в лихо заломленной на затылок милицейской фуражке брезгливо рассматривал парнишку, пытавшегося приподняться с заплеванного пола. Рядом топтался второй милиционер, высокий и жилистый, поигрывая резиновым «демократизатором».
– Молодняк, пить ни хрена не умеет. Забираем, что ли?
– Да не пил я, – с трудом ворочая языком, пробормотал Валерка. – Ребята, отпустите, а? Я уж сам как-нибудь. Я тут близко живу.
– Щас отпущу… Все вы близко живете. А ты, дура, зачем наливала? – набросился сержант на барменшу.
– Так он вроде нормальный был. А потом я гляжу – он лыка не вяжет…
– Ладно, пошли. – И милиционер взял Валерку под руку. Нехорошо так взял, крепко, чуть прихватив куртку сбоку.
– Ребята, ну пожалуйста!' Мне сейчас никак нельзя! У меня дело, срочное! Не шучу, ей-богу! Эй! – Он отчаянно уперся ногами в пол и попытался раскинуть руки, чтобы застрять в дверях.
– Тебя огреть, что ли? – рявкнул сержант, недобро оскалившись. – На пятнадцать суток пойдешь у меня!
Валерка почувствовал холодную струйку пота, пробиравшуюся по спине вниз. Нет, им не объяснишь… Но сейчас… «Сейчас меня заберут, а Аленка останется там, внутри стеклянного Шара, и никогда не выберется наружу…»
– Я только кепку заберу, – умоляюще сказал он, глядя на сержанта. – Вон, у стойки валяется. Ну что вы, в самом деле? Куда я убегу? Разве от вас убежишь…
– Это точно, – ухмыльнулся второй, с дубинкой. – Ты бы у меня, салажонок, в армии побегал. Я б тебе устроил тараканьи бега. Не служил небось?
– Не, – ответил он, заискивающе глядя в льдистые глаза. – Отсрочка до будущего года.
(Красивая барменша с деланно-безразличным видом протирала высокие стаканы. «Даже и не глядит на меня, дрянь! Ну, это и к лучшему».)
Он наклонился, бормоча: «Да куда же она запропастилась, падла такая?», и вдруг отчаянно рванул барменшу за толстые лодыжки вверх и вбок.
Впечатление было такое, будто свалился шифоньер. Женщина пронзительно завизжала, стаканы полетели на пол (попутно Валерка смахнул еще пару бутылок с красивыми заморскими этикетками), сержанты на мгновение застыли с растерянными лицами, как китайские болванчики… Ходу, ходу!
Он рванул дверь подсобки. Может, она и была заперта, но он не заметил, отчаяние придало сил, и выскочил наружу, с садистским наслаждением слыша позади трехголосый мат. Милиционеры пытались поднять барменшу на ноги или, по крайней мере, убрать ее с дороги, но и то и другое было делом трудным и нескорым.
– Вот гадина, а? – ревела она, лежа на полу и размазывая по щекам черную тушь. – Вот гадина… Я с ним по-человечески!
Высокий наконец перепрыгнул через стойку и вылетел, как метеор, в заднюю дверь.
– Ушел, – сплюнул он. – Ну, поймаю… Сержант с веснушками на лице наклонился над всхлипывавшей барменшей и вдруг с силой тряхнул ее за плечи. Она взглянула ему в глаза и неожиданно ощутила, как мерзкий холодок пробирается по телу. Глаза были абсолютно холодные, словно два булыжника, что никак не вязалось с помятым деревенским лицом. Глаза профессионального убийцы…
– Кто с ним был?
– Что? – прошептала барменша.
– Я тебя, сука, спрашиваю: кто был с тем парнем?
– Девчонка какая-то… Маленькая, невзрачная. В очках.
– Куда делась?
– Да не знаю я.
– Где у тебя телефон?
– Вон, на тумбочке. А вы хотите…
Он коротко ткнул женщину пальцем в точку под левым ухом, и она обмякла, словно размокшая бумажная кукла. Выглянув в дверь и увидев, что напарник стоит, расставив длинные ноги, посреди мостовой и извергает в пространство витиеватые фразы, он подошел к телефону и набрал номер. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки – и на другом конце города в пустой квартире Георгия Начкебия настойчиво и мелодично пиликал аппарат на тумбочке в коридоре, под светильником, изображающим пухленького амурчика…
Игорь Иванович застал Аллу дома. Она едва взглянула на него. На красивом холеном лице застыло выражение крайней брезгливости – будто увидела здоровенного паука.
– Поздравляю, дорогой, – процедила она, наклонившись к зеркалу (крупным планом отразилось вульгарное движение – узкий язычок прошелся по губам в яркой вишневой помаде). – Поздравляю. Ты стал путаться со шлюхами.
– Да? – безучастно отозвался он.
– Да, да! Спасибо, нашлись добрые люди. Раскрыли глаза. Надо же, какой позор! Впрочем, я давно уже не питаю никаких иллюзий.
Игорь Иванович не удержался и фыркнул. Фраза из переводного романа прозвучала в устах Аллы весьма забавно.
В гостиной и спальне царил беспорядок. Прямо посреди круглого обеденного стола, за которым уже сто лет никто не обедал, лежал большой открытый чемодан и ворох одежды – все сезоны вперемешку. Услужливая память тут же подсунула картинку из прошлого: такой же чемодан в номере Кларовых, в санатории. Решительный подбородок Нины Васильевны, «роковой женщины», и угрюмая сосредоточенность Даши. (Та, впрочем, под занавес не выдержала: слишком рано, всего в тринадцать лет, столкнуться с натуральным, не киношным кошмаром… Подружка-убийца. Не всякому взрослому под силу не свихнуться.)
– Знаешь, я решила… Вообще-то я собиралась сказать тебе раньше, да как-то… – Алла сделала
