Колесникова). – Я скажу… И смогу уйти?
– Обещаю!
– А как же Алла? – Он вдруг улыбнулся. – Помнишь свадьбу в общежити? Корзину чайных роз…
– Помню, – одними губами подтвердил Колесников. – И ящик коньяка, и десять бутылок домашнего вина. Гоги, после того вина мы к коньяку даже не притронулись, он казался таким пойлом…
Картина отдавала сюрреализмом. Они остались одни среди огромного вестибюля. Многие в спешке побросали свои вещи – сумки, зонтики, пакеты с едой… Электропривод на опрокинутом инвалидном кресле оказался включенным, кто-то задел рукой рычажок, и колеса с тихим урчанием крутились в воздухе, точно покинутый детьми аттракцион.
– Мы сдвинули столы, – с улыбкой шептал Гоги, и Игорь Иванович вдруг увидел перед собой глаза безумца – разум медленно вытекал из них по капле, оставляя глубокие, выжженные солнцем колодцы. – Из комнаты в комнату, через весь коридор… А я был тамадой.
– Ты был великолепным тамадой.
– Да… Вечный холостяк – как вечный изгой. – (Сирены приближались.) – А помнишь, как тебя оставили на кафедре – выбор был между мной и тобой… И место в аспирантуре было только одно – ты или я. Счастливчик!
– Меня выперли оттуда, – сказал Игорь Иванович. – И диссертацию зарубили – меня всегда влекло в мистику, немодная по тем временам тема. Это сейчас у нас свобода тьмы… Или тьма свободы.
– Если бы можно было все вернуть назад, – проговорил Гоги. – Переиграть заново… Думаешь, мне хочется уйти? Мне нужна эта никчемная жизнь? Верни мне то время! То, что ты украл! Верни – и я верну тебе дочь! Ну?
Он грустно покачал головой:
– Не можешь… Слышишь сирены? И я ничего не могу изменить – ни прошлого, ни будущего. Какой же я после этого маг?
– Ты можешь спасти Аленку, – мягко сказал Колесников. – Спасти – и этим изменить все. Она-то в чем перед тобой провинилась?
– Спасти? – Георгий вдруг расхохотался. – И все останется по-прежнему, да? Меня угрохают при попытке к бегству, как бешеную собаку, ты вернешься к жене и дочери и забудешь все как страшный сон? Так просто?!
Он преобразился. Глаза его горели злым весельем.
– Ее нельзя спасти. Даже если ты уничтожишь Шар – программа, созданная им, уже запущена. Она пойдет до конца, и ты, мразь, будешь вечно гореть в аду…
– Не-е-ет! – дико завизжала Алла.
Ноги Колесникова распрямились. Гоги невольно отшатнулся – даже перед лицом смерти разум испугался жуткой картины: громадный белый барс бесшумной молнией летел в воздухе, вытянув в струну мощное, играющее мускулами тело. Но прежде чем передние когтистые лапы достигли цели, Георгий проворно ткнул дуло пистолета в рот и нажал на спусковой крючок…
