– А вы дадите мне поесть?
Позже, сидя в лачуге прямо на полу («Вон там я сплю. – Тагпа указала на кучу тряпья в углу, кишащую насекомыми. – А тут играю», – разбросанные повсюду старые кости какого-то животного, камешки, прутики, комья грязи), она уплетала за обе щеки рисовые лепешки, запивая травяным отваром из глиняной чашки. Сквозь коричневый загар и многодневный слой грязи проступил румянец, из глаз постепенно исчезал страх – жизнь брала свое.
– Сестра меня совсем не ругала. Просто сказала: не смотри, мол, и не бегай, где не просят. Я туда случайно зашла, раньше я часто бегала в лавку. А сосед наш лежит на полу и не дышит. И весь в крови…
– А что потом сказала твоя сестра?
– Велела постирать рубашку в ручье за нашим домом. Я там тоже играю. Пускаю лодочки по течению… Только рубашка совсем не отстиралась: вода была грязная.
– Ну, наверное, она грязная постоянно.
– А вот и нет! – закричала она. – Я вам покажу. Идемте!
Тагпа вскочила на ноги и метнулась за хижину. Колесников с женщиной вышли вслед за ней.
– Видите?
Она уже сидела на корточках у ручья и возбужденно хлопала ладошками по воде.
Ручей был маленький и чистый. Внизу, у самого дома, его когда-то, видимо, перегораживала миниатюрная плотина, но вода и время ее разрушили.
– Вся рубашка была в угле. Лучше бы и не стирала.
– В угле? – переспросил Игорь Иванович, подставляя ладонь под ледяную струю.
– Да. Наверное, где-то вверху проезжала повозка. Немного угля и просыпалось.
– Почему ты решила, что это была повозка?
– Лошадь фыркнула – вон там, за деревьями.
– Но саму лошадь ты не видела?
– Ну и что? А то я не знаю, как они фыркают. – Девочка насмешливо отвернулась. Игорь Иванович задумчиво смотрел, как она находит на земле крошечные щепки и пускает их по течению.
Он не чувствовал радости, хотя то, что выпало ему, могло бы осчастливить любого ученого- историка. Одна из самых волнующих тайн древнего Тибета закончила существование здесь, у этой крошечной бедной лачуги.
«Ну и что, – возразил он себе. – Я бы отдал эту честь без капли сожаления. Лишь бы Аленка…»
– Аленка, – прошептал Колесников. – Доченька…
Он вспомнил Чонга, их встречу – глаза в глаза, будто короткое замыкание – и проблеск мелькнувшей истины. В самом деле, история повторилась, вплоть до мельчайших деталей. Марина Свирская, две мертвые женщины в санатории, таинственный Шар – ворота в древнее хранилище, трагически погибший король Лангдарма, старый учитель, пославший ученика на смерть, девочка, стирающая в ручье рубашку… И на конце этой цепочки – человек, заколдовавший Аленку. «Убью, мразь, – со злобой подумал Колесников. – Своими руками. Пусть потом судят…»
Они одновременно обернулись. Прямо перед ними, перекатываясь с пятки на носок, стоял человек в медном шлеме с черным флажком и в черном нагрудном панцире. В руке он сжимал длинный меч с зазубренным, порыжевшим от крови лезвием.
– Что я вижу, – проговорил он, глядя на женщину и скалясь в волчьей усмешке. – Ты, сучка, уже завела нового любовника? Муженек не успел остыть…
Тагпа пискнула, сжалась в комочек и присела – человек с мечом походя отшвырнул ее ногой, как котенка, и шагнул вперед. Женщина попятилась к стене, инстинктивно закрываясь рукой. Ее кошмар снова вернулся. Она хотела закричать, но не смогла, спазм сдавил гортань.
– Узна-ала, – протянул человек, вкладывая клинок в ножны. Отсвет пламени сверкнул на медном круглом амулете, висящем на поясе, и Колесников наконец понял, кто перед ним. Кьюнг-Ца из рода Потомков Орла. Неудавшийся черный маг, в которого лама Юнгтун Шераб так и не сумел впихнуть даже малую толику волшебной премудрости. – Узнала, мразь. Вижу, вся трепещешь. Тебе ведь понравилось в прошлый раз? Понравилось, не отпирайся. Ты, – он ткнул пальцем в грудь Колесникова, – будешь стоять смирно и наблюдать. Ее это возбуждает.
Женщина продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Игорь Иванович попытался преградить дорогу бандиту. («Колобок, Колобок! Я тебя съем».) Тот отбросил его, ткнув кулаком в грудь и походя добавив коленом. Колесников отлетел в сторону и затих. Он не особенно и ушибся, но страх парализовал – ноги подкосились, и тело сделалось будто чужим, непослушным… Женщина стояла неподвижно, опустив руки и без всякого выражения глядя перед собой. Она уже не пыталась спастись или защититься. Она просто ждала. На краткий миг Игорь Иванович встретился с ней глазами… И что-то произошло. Будто включилась некая электрическая цепь. Воздух загустел. Краски вокруг приобрели потрясающую яркость и четкость. Кьюнг-Ца, уже протянувший руку к женщине (та буквально замерла от ужаса), вдруг недоуменно обернулся, медленно, будто в толще воды, и Колесников увидел его желтое лицо с разинутым ртом – не в страхе, а скорее в удивлении… А в следующий миг он ощутил, как его тело взвилось вверх, словно мощная пружина, и обе ноги с хрустом врезались бандиту в подбородок.
От такой атаки защиты не существует. Кьюнг-Ца принял удар – и умер в мгновение ока, а его тело еще падало назад, раскинув руки, и менялось на глазах, будто переходило из одной полосы света в другую. Исчезли панцирь и шлем – на асфальт в темном проходном дворе (фонарь, стервецы, опять разбили!) упал парень в черной кожаной куртке и голубых «пумовских» кроссовках.
– Ах, сука! Ну, держись!
Игорь Иванович присел, одновременно разворачиваясь вокруг оси. Второй нападавший, одетый в точно такую же униформу – джинсы, кроссовки, черная кожанка, – махнул ногой в классическом каратистском «маваши». Колесников подсек опорную ногу и, когда парень начал падать, ударил ладонью, собранной в «лодочку», противника по уху.
Парень еще успел охнуть, прежде чем коснулся асфальта. Ему показалось, что у него в голове взорвалась динамитная шашка. Игорь Иванович отвернулся, потеряв к нему интерес: непонятно откуда, но он точно знал: удар «лодочкой» по барабанной перепонке оглушает человека надежно, как вакуумная бомба. В ближайшие десять минут его нечего опасаться.
А вот третий…
Игорь Иванович вдруг осознал, что перед ним – девушка. Хорошенькая, лет девятнадцати, каштановые волосы падали на плечи, отливая медью. Большие васильковые глаза на бледном лице горели холодным огнем. Он на секунду замер в нерешительности (бить женщину?) и тут же получил молниеносную серию: колено, пах, плавающие ребра, ключица. Девица била в болевые точки, как в манекен – жестко и безошибочно.
Это она была там, на скалах возле санатория, понял Колесников. Это они вдвоем с тем мужчиной следили за Светланой и убили ее на «ракете». Вся цепочка высветилась вдруг ясно и четко, как при вспышке молнии. А на конце ее… Он получил удар в голову, отчего в глазах потемнело, и прислонился к стене дома, чтобы не упасть. Девица крутнулась, словно балерина, целя тренированной пяткой ему в переносицу. Достигни она цели – и его мозги долго отскребали бы от серых кирпичей (куда там Гоги с его совочками-кисточками). Игорь Иванович каким-то чудом успел уклониться. На миг девица потеряла равновесие, и он (пардон, мадемуазель, не до рыцарства-с) влепил ей четкий «Клюв орла» в солнечное сплетение.
Видимо, несколько секунд он все же был без сознания. Когда окружающие детали – серые стены, арка над головой, чья-то черная «Волга» – стали потихоньку проступать из небытия (колокола в голове звонили громко и назойливо), нападавших уже не было, хотя Игорь Иванович мог поклясться: одного он оглушил надежно, на длительное время, второго…
Про второго думать не хотелось. Хруст нижней челюсти, вмиг остекленевшие глаза, тело в неестественной позе… «Убьете?» – «Я никого никогда не убивал». С почином! Его покачивало. Осторожно, стараясь не упасть, он пересек двор и вышел на вечернюю улицу. Какая-то бабуся отшатнулась прочь,
