Колесникову казалось, что этот привкус сохранился и сейчас, несмотря на то что в голове сидела, как гвоздь, единственная мысль: четыре дня.
Четыре дня.
Прямо с вокзала по прибытии он позвонил Георгию Начкебия. Трубку никто не поднимал, и Игорь Иванович, чертыхаясь про себя, набрал номер его приятеля по экспедициям Януша Гжельского.
Заспанный поляк отозвался после девятого гудка:
– Да, холера ясна! Люсенька, подожди, солнышко. Это я не тебе. Игорь, как поживаешь?
– Ян, мне очень нужен Гоги. Как по-твоему, где он может сейчас быть?
– Да известно где. У крали какой-нибудь. А на что он тебе?
– Долго объяснять. У тебя есть телефон Гранина?
– Гранина? Кто это?
– Не придуривайся. Наш проректор по науке.
– Ах да… Люсенька, куда ты? Это я не тебе. Что значит, у тебя кончился рабочий день? Тьфу ты. Игорь, телефон я не помню, а адрес запиши. Это недалеко от телецентра. Через парк и налево. Что у тебя с голосом?
– Да вроде все в порядке.
– Ты как будто десяток километров пробежал.
Игорь Иванович не удержался и хмыкнул:
– Может быть, ты не так уж и неправ.
Из вещей у него была лишь небольшая дорожная сумка. Некоторое время он размышлял, не заехать ли домой. Потом, отбросив эту идею, двинулся к остановке. Странное чувство владело им – он ощущал себя призраком, совершенно чужим в родном городе. Его никто не искал. Он был никому не нужен. Он ничего и никого не узнавал и не хотел узнавать. Он – собака, бегущая по следу.
Дождь кончился. Просветы голубого неба заставляли вспомнить, что лето-то еще не уплыло… Конец августа.
Колесников вынырнул из парка, миновал телевышку и вошел в темный подъезд девятиэтажного дома. И сразу словно окунулся в другой мир, из света – во мрак, прохладу, тишину. Рабочий день только начался (у других, к примеру у неведомой Люсеньки, наоборот, благополучно завершился). Даже бабулек на лавочках не было – выползут после обеда погреть свои косточки и перемыть соседские.
Впрочем, нет, кто-то спускался по лестнице – Игорь Иванович услышал торопливые шаги, выходя из лифта на шестом этаже. Гранин жил в благополучном доме: на лестнице и в подъезде было относительно чисто, мусор не валялся, кошками не пахло.
Игорь Иванович уже протянул руку, чтобы позвонить в нужную квартиру, да так и застыл на месте – тело сковало внезапным холодом. Толкнув обитую дерматином дверь (она была не заперта – вот откуда появилось чувство обреченности: опоздал…), он оказался в просторной прихожей (ну да, улучшенная планировка!).
Тело проректора по науке еще не остыло, кровь бежала ручьем из разбитого затылка. Колесников вдруг поймал себя на том, что тупо разглядывает одежду покойного – короткий махровый халат, обвислые на коленях тренировочные штаны, шлепанцы с кокетливыми синими помпонами. Никогда раньше ему не доводилось лицезреть Гранина в неофициальной обстановке – это был первый и наверняка последний раз.
«Шаги на лестнице, – вспомнил он. – Шестой этаж, лифт останавливается рядом, зачем же скакать по ступенькам? Я чуть не столкнулся с убийцей. Мы разминулись буквально на несколько секунд».
Стараясь не обращать внимания на труп, он метнулся через всю квартиру к лоджии, возблагодарив бога, что она не застеклена. Двор был пуст, но, перегнувшись через перила и чуть не потеряв равновесие, Колесников увидел его. Тот двигался через арку на улицу – небольшого роста (так показалось), немного сутуловатый и совершенно седой. Старичок был, однако, в хорошей форме – Игорь Иванович понял, что убийца (хотя, собственно, почему убийца?) успеет ускользнуть, пока он будет спускаться вниз. Безнадежно, черт возьми.
Несколько долгих минут он стоял, созерцая двор, не в силах вернуться в квартиру, к трупу. Адреналин в крови иссяк, Игорь Иванович почувствовал страх и оцепенение, несмотря на то что даже это чудовищное в своей жестокости преступление, как ни парадоксально, еще на шаг приблизило его к цели.
Телефон стоял на холодильнике. Колесников, оглянувшись на труп, подошел и набрал номер.
– Слушаю, – раздраженно отозвался Туровский.
– Сережа…
– О господи, – обреченно сказал тот. – Опять ты. Что на этот раз?
– Гранин убит.
– Твой бывший начальник?
– Можно сказать и так.
– Где ты сейчас?
– В его квартире.
– Говори адрес.
Он послушно продиктовал. Трубка помолчала.
– Вот что. Постарайся там не наследить. Выйди из дома и посиди где-нибудь на лавочке. Предварительно: у тебя есть какие-нибудь соображения?
– Да, – с трудом ответил Игорь Иванович. – Я видел убийцу, с балкона. Приди я чуть раньше – я бы его застал.
– Хорошо, что не застал. В общем, ты меня понял?
– Да, да. Закрыть дверь, тело не трогать, выйти из дома и сидеть на лавочке.
Но он не успел. Дверь в прихожей стукнула в тот момент, когда Колесников положил трубку.
На пороге квартиры возник Януш Гжельский. Он озадаченно потер подбородок и произнес:
– Пся крев…
У Януша седины не было. И старика он явно не напоминал. «А кто сказал тебе, что старик – убийца?» – подумал Игорь Иванович, невольно пятясь к окну. Януш склонился над Граниным, пощупал пульс, потом медленно поднял голову:
– Это ты его, что ли?
– Чокнулся? Я пришел три минуты назад.
– Он еще теплый. Зачем он тебе был нужен?
Игорь Иванович пожал плечами. Спокойствие постепенно возвращалось к нему.
– А ты сам?
– У тебя голос по телефону был странный.
– Что значит «странный»?
– Грубый. Будто ты готов был кого-то зарезать… Ох, прости.
– Ты никого не встретил, пока шел сюда?
– Никого.
– Старичка в подворотне не видел? Седой, щуплый, чуть сутуловат.
– Ах, это. Ну, видел мельком, со спины. А что?
«Я могу ошибаться, – напомнил себе Колесников. – Доказательств у меня ни единого, только подозрения. Выводы… Нити… Все они тянутся к одному человеку».
Двое дюжих санитаров уложили тело Гранина на носилки. Сергей Павлович Туровский посмотрел на друга детства почти с ненавистью и устало спросил:
– Зачем ты приходил к нему?
Колесников откашлялся:
– Сережа, послушай. Я отвечу тебе на все вопросы, только, очень прошу, ответь сначала на мои.
– Ну? – буркнул тот. Эта идея не слишком ему нравилась.
