и – если мы достойны, если готовы слушать, если души наши открыты для слова Божьего – говорить с нами. Наш Основатель попросил всех встать. Мы поднялись.
Настало время пения на языках.
Это обычная примета нашей жизни, и мы в значительной мере воспринимаем ее как данность, но такое пение, насколько можно судить, повергает непосвященных в состояние глубокого шока. Как говорит бабушка Иоланда, «это надо слышать…».
Сальвадор всегда задает тон – его мощный, раскатистый голос гремит, заглушая все остальные, и к этому глубокому, роскошному басу постепенно добавляются наши голоса, подобно тому как стадо следует за пастырем, а оркестр повинуется дирижеру. Такое пение может показаться пустой, бессмысленной какофонией, но через этот величественный хаос мы общаемся друг с другом, когда поем каждый сам по себе и в то же время в полном единстве и согласии с остальными. Мы не следуем никакой партитуре, нет у нас и согласованного заранее сценария; ни в начале, ни в конце нам неведомо, куда заведет наша песня, и, несмотря на это, мы поем в совершенной гармонии, объединенные лишь общей верой.
Этот ритуал призван напоминать о первом и наиболее славном видении, посетившем нашего Основателя в ту штормовую ночь, когда он лежал при смерти в Ласкентайре. Пока дед находился в состоянии транса, его дух воспарял над миром и проникал в неведомые глубины, а губы шептали слова, непонятные другим. Пение на языках приносит мир в наши души и сообщает нам глубокое чувство единения. Мы никогда не знаем, сколько продлится хор, но в конце концов, когда всем кажется, что уже пора, звук замирает, и наступает тишина. Так было и в этот раз.
Пение, во время которого нас словно обнимала вечность, закончилось. Мы тихо улыбались, смахивая слезу, и отзвуки хора эхом звучали в наших сердцах.
Сальвадор дал нам собраться с мыслями, а потом произнес еще одну краткую молитву, возблагодарив Господа за благодать пения на языках. Наконец он с улыбкой призвал всех садиться.
Мы сели. Сальвадор ухватился за края аналоя, вновь склонил на мгновение голову, а вслед за тем повел речь о Мораг: упомянул ее приветливость, талант и красоту, подчеркнув, какое место отводилось ей в наших планах миссионерской деятельности. Закончил он словами:
– К несчастью, обстоятельства сложились иначе. Прошу, сестра Эрин.
Сестра Эрин кивнула, поднялась со скамьи и, встав у аналоя рядом с Сальвадором, объяснила возникшую ситуацию так, как нам виделось. Когда она вернулась на свое место, ей на смену пришел Аллан, который изложил намеченные решения, включая возможность послать кого-нибудь из наших на поиски Мораг, с тем чтобы попытаться вернуть ее в лоно Церкви; мое имя при этом не упоминалось. Потом Сальвадор объявил открытое обсуждение.
Калли заявила, что, прежде всего, не нужно было отпускать Мораг в Лондон (Сальвадор закатил глаза), повторила то же самое другими словами еще пару раз и наконец перешла к теме трав и приправ, открывающих широкие возможности для проповеди нашего вероучения через рецепты моих бабушек Аасни и Жобелии – родной и двоюродной: право слово, если поставить дело на широкую ногу, то на вырученные деньги можно будет содержать хоть целый оркестр (старая песня).
Когда спросили мнения Астар, та вежливо уклонилась от прямого ответа.
Малькольм, муж Астар, рослый, грубоватый с виду, но добросердечный человек, пробурчал, что молодые – все неслухи, а посему, на его взгляд, не стоит идти у них на поводу; глядишь, беглянка поартачится-поартачится да и приползет обратно, так что нечего и огород городить (дед недовольно нахмурил брови).
Юркий, неугомонный Индра, мастер на все руки, вызвался отправиться на поиски заблудшей и вправить ей мозги (это предложение почти у всех вызвало неодобрительный ропот).
Сестра Джесс, лекарша, маленькая, хрупкого сложения женщина, отметила, что Мораг уже вполне взрослая; коль скоро она решила не приезжать на Праздник, значит, так тому и быть (в этом месте многие ахнули и покачали головами).
Брат Калум, директор нашей школы, с усилием распрямив сутулую спину, предложил дать несколько строк в раздел частных объявлений какой-нибудь газеты – глядишь, Мораг прочтет и сама выйдет на связь (последовала та же реакция).
Сестра Фиона, жена брата Роберта, спросила, нельзя ли подключить к делу брата Зебедия (знавшие Зеба дружно прыснули: от него пользы – как от козла молока, даже ни разу не потрудился сходить на концерт Мораг, хотя живет в Лондоне).
Брат Джонатан призвал всех шире смотреть на вещи: почему бы, например, не нанять частного детектива, который выследит отступницу, а если повезет, даже похитит ее и водворит домой? Можно не сомневаться: его отец профинансирует эту акцию. Если уж на то пошло, продолжил он (когда ответом стало неодобрительное молчание), у него, у Джонатана, тоже имеются кое-какие средства: один-единственный звонок биржевому маклеру или управляющему банка на Каймановых островах… Дело-то яйца выеденного не стоит! (Брат Джонатан еще молод; его отец работает в страховой компании Ллойда. Подозреваю, этот парень у нас не задержится.)
Аллан терпеливо, причем не в первый раз, начал объяснять, как важно блюсти Святость Источника, если речь идет о денежных средствах. Презренный металл воистину достоин презрения, но необходимо сознавать, что наименее пагубными являются средства, вырученные от земледелия и рыболовства, а также от исполнения классической музыки – предпочтительно, классической духовной музыки.
Джонатан снова вскочил и похвалился, что, мол, есть у него, как бы это сказать, близкий друг, филантроп, открывший студию звукозаписи в здании старинной церкви… (При этих словах даже Сальвадор пришел в негодование. Говорю же, Джонатан – не наш человек.)
Наконец, сестра Эрин огласила предложение направить меня в Лондон, чтобы я хоть как-то образумила Мораг (большинство взглядов устремилось на меня; я обвела глазами собравшихся, храбро улыбаясь и стараясь не краснеть). Сестра Фиона Б. поднялась и сказала: вот-вот, самое время задуматься о духовном разладе нашей заблудшей сестры, а не только о способах ее водворения обратно. Это предложение было встречено аплодисментами и возгласами «аллилуйя»; и Сальвадор, и Аллан нехотя кивнули.
Сестра Бернадетта выразила мнение, что я, как священная особа, Богоизбранница, не должна подвергаться опасности – мыслимое ли дело отправлять меня в Царство Грешников?
– Вавилондон! – возопила сестра Анджела и забилась в конвульсиях, лопоча что-то нечленораздельное.
(Сестра Анджела легко возбудима и склонна к припадкам. Заботливые братья и сестры осторожно, но твердо скрутили ей руки.)
Брат Хэрб тоже высказался в том смысле, что меня отпускать не резон; но если до петли дойдет, я все же сгожусь для этого поручения больше других, а риска будет меньше – как-никак, помазана Богом.
Обсуждение затянулось; когда слово предоставили мне, я выразила самую искреннюю готовность отправиться в Лондон и усовестить Мораг, если на то будет общая воля. С этим и вернулась на свое место.
В молельне впору было зажигать светильники. Через некоторое время Сальвадор объявил, что скрепя сердце склоняется к единственно возможному решению – просить меня выйти из Праведных Пределов в Города Неверных, чтобы укрепить веру Мораг. Тут же была намечена внеурочная служба для обсуждения новых обстоятельств, которые могли вскрыться за неделю, и для рассмотрения дополнительных предложений по выходу из тупика. Тем не менее главная ответственность лежала теперь на мне, и нам оставалось только довериться Создателю, дабы я не осталась без защиты и наставления в походе к Непросвещенным.
Повинуясь взгляду дедушки, я встала и подтвердила, что почту за честь взять на себя эту миссию, смиренно приму неизбежное временное изгнание и отправлюсь в путь, как только это будет признано целесообразным. Выскочивший вперед Аллан объявил, что мы – он сам, Калли, Астар, Малькольм, Калум и я, с нашим Попечителем во главе, удаляемся для обсуждения следующего шага. Решительно поднявшись, я предложила, чтобы к нам присоединился брат Индра, и все с этим согласились.
Собрание окончилось заключительной молитвой, и дежурные по кухне побежали готовить запоздалую вечернюю трапезу, которая включала индийские пирожки «самоса», начиненные шотландским хаггисом, шотландскую брюкву с индийскими специями, кровяную колбасу под томатно-кориандровым
