изобразить конспирацию. – Ладно, не важно. – Она отстранилась. – Ты лучше расскажи, как сидела под арестом. – Прикрыв рот ладонью, она захихикала.
Я приступила к заключительной части своей истории, благо успела отточить этот рассказ до блеска. Дело уже шло к появлению бабушки Иоланды, а Джесс все так же хихикала и не могла успокоиться при мысли, что меня арестовали, да еще и показали по телевидению; в какой-то момент мы обнаружили, что наши бокалы пусты. Джесс приложила ухо к дверям и на цыпочках подошла к бару, попутно шепнув: «Поет в ванне».
– Спасибо. – Я приняла у нее наполненный бокал.
– Твое здоровье.
– Не сглазить бы.
– Стало быть, ты встречалась с Иоландой?
– У нее на тебя зуб, – призналась я, когда мы снова уселись на кушетки, и продолжила рассказ с того места, где остановилась.
Мне оставалось совсем немного, когда в ванной зазвонил подвесной колокольчик; Джесс вытянулась в полный рост, одернула серое платье-рубашку и поспешила к двери. Я тем временем расшнуровала ботинки.
Она просунула голову в щель; из-за двери раздался голос деда; Джесс обернулась и сделала мне знак войти. Осушив бокал, я направилась в спальные покои.
Впустив меня, дверь закрылась.
Дед раскинулся на высоких подушках. Вдоль круговой полки горели свечи, наполнявшие комнату мягким желтоватым светом и стеариновым душком. Под рукой у деда в маленькой бронзовой курильнице стояли восточные ароматические палочки. Сальвадор был грузноват, что еще более подчеркивали пышные одежды; бледное лицо окружал пушистый ореол тщательно высушенных седых кудрей. В таком виде он напоминал гибрид Будды и Санта-Клауса. Его взгляд устремился на меня.
Я сделала Знамение и поклонилась; под моими ступнями в носках ложе осело, как океанская пучина. Когда я распрямилась, Сальвадор скупо кивнул и указал на место слева от себя.
Сидеть по правую руку было бы почетнее, но я слишком уж размечталась. Пришлось устроиться по- турецки с указанной стороны. Ложе Сальвадора, занимавшее всю спальню целиком, было единственным местом во всей Общине, где позволялось сидеть на мягком. Ягодицам, привыкшим к деревянной доске, сразу стало неуютно.
Запустив руку под огромную подушку, Сальвадор вытащил бутылку и два стакана толстого стекла. Один протянул мне, второй поставил на полку рядом с собой и плеснул в каждый немного виски. Неужели опять пьянствовать, подумала я. Ну, ничего не поделаешь.
Сальвадор, храня мрачное выражение лица, поднял стакан. Мы выпили. Виски оказалось мягким, я даже не поперхнулась.
Дед глубоко вздохнул и откинулся на подушки. Потом повертел в руках стакан и с расстановкой заговорил:
– Ну-с, Исида, не хочешь ли признаться в своих побуждениях?
– Дедушка, я не брала бальзам. Он каким-то образом оказался у меня в котомке, – ответила я. – Не знаю, как он туда попал; я это обнаружила только в доме Герти Поссил.
Дед долгим взглядом посмотрел мне в глаза. Я не дрогнула. Он покачал головой и уставился в пространство.
– Значит, ты ни при чем; не догадывалась ни сном ни духом.
– Совершенно верно.
– В таком случае, кого же ты подозреваешь, Исида?
– Не хотелось бы никого обвинять. Я и сама думала, кто мог на это пойти, и получается, что кто угодно. Просто не представляю.
– По слухам, ты утверждаешь, будто при сем была… записка. – Последнее слово он произнес с особой брезгливостью, словно поневоле взял двумя пальцами какую-то гадость.
– В ней было сказано: «На крайний случай» или как-то так, точно не помню. И вместо подписи – буква «С».
– Надо думать, она утрачена.
– Да.
– Неужели у тебя не возникло ни малейшего подозрения? – скорбно спросил он. – Неужели тебе не показалось странным, что я надумал подсунуть тебе нашу реликвию, последнюю нить, связывающую нас с Ласкентайром, когда сам же направил тебя к Неспасенным?
Я смотрела в стакан:
– Это показалось мне знаком доверия. – У меня вспыхнули щеки. – Мне было удивительно и лестно, но я ровным счетом ничего не заподозрила; расценила это как твое благословение, как талисман для успешного завершения моей миссии, который и ободрит, и поможет.
– И что же? Помог?
– Нет.
– Но ты запустила в него руку.
– Это так. Только… Ничего не вышло. Сама не знаю почему. У меня была надежда услышать глас Божий, но…
– Тогда ты решила испробовать дурман, которым отравляют себя Неспасенные.
– Да.
– Однако и это не помогло.
– Не помогло.
Покачав головой, он допил виски. Бросил взгляд на мой стакан и потянулся за бутылкой. Я тоже расправилась со своей порцией. Он плеснул еще спиртного нам обоим. Я прокашлялась, из глаз потекли слезы.
– Надо понимать, Исида, что наша сестра Мораг обязана своей славой не… духовной музыке, и вообще не музыке, а выполнению половых актов перед кинокамерой для последующей продажи этого материала всем Непросвещенным, которые пожелают его приобрести?
– В общем, да.
– Ты уверена?
– Абсолютно. В одном эпизоде появляется крупный план ее лица в ярком солнечном свете: она там сосет…
– Так-так. Что ж, в этом мы пока склонны тебе верить, Исида, но полагаю, нам все же надо переступить через омерзение и убедиться воочию.
– Для этого даже не потребуется телевизор: один из коллег брата Зебедия, по имени Боз, говорит, что фотографии Мораг можно найти в любом порнографическом журнале.
Дедушка сокрушенно покачал головой.
– Нужно еще упомянуть вот что, – осмелела я. – Вполне вероятно – правда, мне не удалось найти тому подтверждений, – что Мораг по-прежнему занимается концертной деятельностью, хотя…
– Довольно, – вспылил Сальвадор.
– Нельзя отрицать…
– Да какая разница? – Он повысил голос и отхлебнул виски.
Я тоже пригубила содержимое стакана.
– Нельзя отрицать, дедушка, что в ее нынешних занятиях тоже присутствует элемент святости. Конечно, здесь преобладают корыстные мотивы и средства распространения лжи и суетности, но все же сам акт священен, этого не отнимешь, а потому…
– Ну-ну. – Он ухмыльнулся поверх стакана. – Много ли ты понимаешь, Исида?
Меня опять бросило в краску, но я выдержала его взгляд.
– Ровно столько, сколько сказано тобою в моем присутствии, в присутствии остальных – ровно столько, сколько сказано в твоем учении! – воскликнула я.
Он отвел глаза.
– Учения развиваются, – пророкотал его голос из-за белых облаков растительности.
